Инферно - Браун Дэн - Страница 37

• Предыдущая
• 37/115
• Следующая

Решив взять инициативу на себя, Лэнгдон выскочил из-за угла и рысцой побежал к служителю. Сиена кинулась за ним.

Служитель удивленно поднял глаза.

– Signori?!

Он вытянул руки, чтобы остановить Лэнгдона и Сиену. Лэнгдон ответил ему болезненной улыбкой – или, скорее, гримасой – и сконфуженно показал на табличку около двери.

– Toilette, – сдавленным голосом пробормотал он. Это не было вопросом.

Служитель чуть помедлил, будто собирался возразить, но потом, видя, как Лэнгдон мучительно переминается с ноги на ногу, сочувственно кивнул и махнул рукой, пропуская их внутрь.

Уже на пороге Лэнгдон весело подмигнул Сиене.

– Все люди – братья.

Когда-то Зал Пятисот был самым большим залом в мире. Его построили в 1494 году для совещаний Consiglio Maggiore – Большого народного совета, куда входило ровно пятьсот членов. Отсюда он и получил свое название. Некоторое время спустя Козимо I повелел обновить и существенно увеличить его. Архитектором и руководителем этого проекта Козимо I, самый могущественный человек в Италии, назначил Джорджо Вазари.

Искусный инженер, Вазари сумел поднять крышу на значительную высоту относительно первоначальной. В результате естественный свет стал проникать внутрь сквозь длинные ряды окон под потолком, и зал превратился в прекрасное выставочное помещение для множества шедевров флорентийской архитектуры, скульптуры и живописи.

Для Лэнгдона первым, что обращало на себя внимание в этом зале, был его пол – достаточно было взглянуть на него, чтобы понять, в какое неординарное место вы попали. Красные терракотовые квадраты в черном обрамлении, покрывающие площадь в тысячу с лишним квадратных метров, создавали впечатление солидности, глубины и уравновешенности.

Лэнгдон медленно поднял глаза на дальний конец зала, где шеренгой выстроились вдоль стены шесть статуй, изображающих подвиги Геркулеса. Он намеренно не смотрел в другую сторону, на Геркулеса и Диомеда, чьи нагие тела неуклюже сплелись в борьбе: характерной чертой этой скульптуры сомнительного достоинства был эффектный «захват пениса», при виде которого Лэнгдону всегда становилось не по себе.

Гораздо приятнее для глаза был чудесный микеланджеловский «Гений победы», занимающий центральную нишу в правой, южной стене. Эту скульптуру высотой больше двух с половиной метров предполагалось установить на могиле крайне консервативного папы Юлия II по прозвищу Грозный. С учетом отношения Ватикана к гомосексуализму этот замысел всегда представлялся Лэнгдону по меньшей мере странным: ведь моделью для статуи послужил Томмазо Кавальери, юноша, в которого Микеланджело был влюблен на протяжении многих лет и которому посвятил немалое количество стихов.

– И почему я никогда не бывала здесь раньше? – благоговейно прошептала рядом Сиена. – Это потрясающе!

Лэнгдон кивнул, вспомнив свое первое посещение этого зала, – тогда он пришел сюда, чтобы послушать классическую музыку в исполнении всемирно известной пианистки Мариэлы Кеймел. Изначально зал предназначался для закрытых политических собраний и аудиенций у великого герцога, однако теперь в нем нередко выступали яркие музыканты или лекторы вроде искусствоведа Маурицио Серачини, а то и устраивались светские рауты – например торжественное открытие музея Гуччи, на котором присутствовало множество знаменитостей. Лэнгдон иногда гадал, как Козимо I отнесся бы к превращению своего строгого зала для аудиенций в площадку для развлечения богатых предпринимателей и звезд из мира моды.

Отбросив эти неуместные воспоминания, Лэнгдон перевел взгляд на стены, украшенные гигантскими фресками. Когда-то здесь испытывал новую технику живописи Леонардо да Винчи – его неудавшийся эксперимент привел к тому, что использованные им краски потекли и картина начала буквально таять на глазах. Состоялась здесь и своеобразная художественная дуэль, которую организовали Пьеро Содерини и Макьявелли: они столкнули вместе двух титанов Возрождения, Микеланджело и Леонардо, заказав им фрески на противоположных стенах одного и того же зала.

Впрочем, сегодня Лэнгдона больше интересовал другой исторический казус.

Cerca trova.

– Которая из них Вазари? – спросила Сиена, обводя взглядом стены.

– Да почти все, – ответил Лэнгдон. Во время реставрации Вазари и его помощники обновили в зале почти всю живопись, начиная с оригинальных стенных фресок и кончая тридцатью девятью картинами на кессонированном потолке. – Но нам нужна вон та, – добавил он, указывая на фреску в дальнем правом углу. – Это и есть «Битва при Марчано».

Батальная сцена кисти Вазари была грандиозна – шириной в тринадцать и высотой в восемь метров. Художник выполнил ее в насыщенной коричнево-зеленой гамме. Воины, кони, пики и знамена смешались в одну хаотическую массу на фоне идиллического холмистого пейзажа.

– Вазари, Вазари, – прошептала Сиена. – И где-то там спрятано его тайное послание?

Лэнгдон кивнул и прищурился, пытаясь отыскать в верхней части огромной фрески зеленый боевой стяг, на котором Вазари начертал свое загадочное послание – «CERCA TROVA».

– Отсюда его почти невозможно разглядеть без бинокля, – сказал он, протягивая руку, – но наверху, ближе к середине, если искать прямо под двумя сельскими домиками на холме, есть крошечный зеленый флаг, и…

– Вижу! – воскликнула Сиена, указывая на правую верхнюю четверть картины, точно в нужное место.

Лэнгдон позавидовал ее молодым глазам.

Рука об руку они подошли к колоссальному полотну, поражающему своим размахом. Наконец-то мы здесь, подумал Лэнгдон. Теперь остается только понять зачем. Он принялся внимательно рассматривать панораму Вазари во всех деталях, и минута-другая протекли в молчании.

Если не найду… тогда всех ждет гибель.

Дверь у них за спиной скрипнула, и в зал заглянул тот самый служитель с полотером. Вид у него был неуверенный. Сиена весело помахала ему. Служитель пристально посмотрел на них, потом снова закрыл дверь.

– У нас мало времени, Роберт, – поторопила Лэнгдона Сиена. – Думайте скорее. Хоть что-нибудь эта картина вам напоминает?

Лэнгдон вглядывался в хаос запечатленной Вазари битвы.

Истину можно увидеть только глазами смерти.

Лэнгдон подумал, не поискать ли на фреске мертвеца, чей невидящий взгляд устремлен на какой-нибудь другой эпизод боя… или даже в другой угол зала. К сожалению, на картине были десятки мертвых тел, но ни одно из них ничем не выделялось, и ни у одного взгляд не был направлен в какую-то определенную точку.

Истину можно увидеть только глазами смерти?

Он попытался мысленно соединить трупы прямыми линиями и проверить, не возникнет ли какой-нибудь осмысленный рисунок, но и тут его ждало разочарование.

Лэнгдон думал с таким напряжением, что у него снова заныло в висках. Где-то в недрах его сознания голос незнакомки с серебристыми волосами по-прежнему шептал: «Ищите, и найдете».

«Что я найду?!» – хотелось изо всех сил выкрикнуть Лэнгдону.

Он заставил себя закрыть глаза, глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Потом сделал несколько круговых движений плечами и постарался выбросить из головы все связные мысли, чтобы освободить дорогу интуиции.

Зарево.

Вазари.

Cerca trova.

Истину можно увидеть только глазами смерти.

Интуиция подсказала ему, что он пришел именно туда, куда нужно. И хотя он еще не знал, что ищет, у него возникла твердая уверенность в том, что в самое ближайшее время эта загадка будет разгадана.

Стоя перед выставочным стендом с красными бархатными панталонами и жилетом, агент Брюдер выругался про себя. Его люди обыскали всю Галерею костюма, но Лэнгдона и Сиены Брукс нигде не было.

Служба поддержки по надзору и реагированию, сердито подумал он. Когда это университетскому профессору удавалось сбежать от ПНР? Куда они, черт возьми, могли подеваться?

• Предыдущая
• 37/115
• Следующая