Инферно - Браун Дэн - Страница 49
- Предыдущая
- 49/115
- Следующая
– Я не перепрыгну, – прошептала Сиена.
Пожалуй, я тоже, подумал Лэнгдон. Падение означало верную смерть. Он направил фонарь вниз, в пустой промежуток между балками.
Метрах в двух-трех под ними виднелась подвешенная на железных прутах пыльная поверхность – своего рода пол. Хотя он выглядел прочным, Лэнгдон знал, что это всего-навсего туго натянутая материя, покрытая пылью. Это была изнанка висячего потолка Зала Пятисот – гигантской деревянной рамы для тридцати девяти картин Вазари, образующих вместе нечто вроде высокохудожественного лоскутного одеяла.
Сиена показала себе под ноги:
– Можем мы спуститься туда и перейти на ту сторону?
Тогда мы провалимся сквозь картину Вазари прямо в Зал Пятисот.
– Вообще-то есть вариант получше, – спокойно ответил Лэнгдон, решив лишний раз не пугать свою спутницу. Затем повернулся и пошел к главной продольной балке, которая тянулась вдоль всего чердака, как спинной хребет.
В свой предыдущий визит Лэнгдон не только заглянул на чердак, но и прогулялся по нему, войдя в дверь с другого конца. Если его не подводила память, по широкой продольной балке можно было выйти на смотровую площадку, расположенную в самом центре чердака.
Однако, добравшись до середины поперечной балки, Лэнгдон не нашел ничего похожего на удобную, специально оборудованную для туристов подвесную дорожку, которая осталась в его воспоминаниях.
Сколько же «Неббиоло» я тогда выпил?
Вместо прочного, надежного сооружения перед ним были кое-как брошенные поперек балок и ничем не закрепленные доски. Чтобы воспользоваться этим хлипким мостиком, требовались нервы канатоходца.
Лэнгдон сообразил, что дорожка для туристов, начинающаяся на другом конце, доходит лишь до центральной площадки, а оттуда посетители просто-напросто возвращаются обратно. Эта же конструкция из отдельных досок, по-видимому, предназначалась только для обслуживающего персонала, которому надо было как-то попадать и в дальнюю половину чердака.
– Боюсь, нам предстоит смертельный номер, – пробормотал он, с беспокойством поглядывая на ненадежный мостик.
– Подумаешь! – без тени тревоги откликнулась Сиена. – Это не хуже, чем в Венеции во время наводнения.
Лэнгдон не мог не признать, что она по-своему права. Когда он в последний раз был в Венеции, всю площадь Сан-Марко затопило водой глубиной чуть ли не в полметра и он переходил из отеля «Даниели» в собор по доскам, положенным на бетонные блоки и перевернутые ведра. Конечно, одно дело промочить ноги и совсем другое – разбиться насмерть, провалившись сквозь шедевр Позднего Ренессанса…
Выбросив из головы эту неприятную мысль, Лэнгдон отважно ступил на узкую доску. Он надеялся, что его наигранная уверенность прогонит сомнения, которые втайне еще могла питать Сиена. Однако, несмотря на это внешнее спокойствие, сердце у него в груди отчаянно колотилось. Когда он дошел до середины, доска прогнулась под его весом и угрожающе затрещала. Он прибавил шагу и быстро выбрался на следующую поперечную балку, где было относительно безопасно.
Переведя дух, Лэнгдон повернулся, чтобы посветить Сиене и заодно подбодрить ее, если в этом возникнет необходимость. Но Сиена явно не нуждалась в его поддержке. Не успел луч фонаря упасть на мостик, как она побежала по нему с замечательной ловкостью. Под ее стройным телом доска почти не прогнулась, и через несколько секунд она уже присоединилась к нему на той стороне.
Вдохновленный первым успехом, Лэнгдон повернулся к следующей доске и шагнул на нее. Сиена подождала, пока он благополучно завершит очередную переправу и обернется вместе с фонарем, а затем живо последовала за ним. Повторив то же самое еще пару раз, они вошли в ритм – две фигуры, движущиеся одна за другой при свете единственного фонаря. Снизу, сквозь тонкий потолок, до них доносилось потрескивание полицейских раций. Лэнгдон даже позволил себе слегка улыбнуться. Мы парим над Залом Пятисот, невесомые и невидимые.
– Так что, Роберт? – тихонько окликнула его Сиена. – Вы говорили, Иньяцио сказал вам, где искать маску?
– Скорее намекнул, – отозвался Лэнгдон и объяснил, что Иньяцио, не желая доверять тайну местонахождения маски автоответчику, передал ему информацию в завуалированной форме. – Он упомянул о рае – я думаю, это отсылка к последней части «Божественной комедии». Его точные слова: «“Рай”, Двадцать пятая».
Сиена бросила на него быстрый взгляд.
– Должно быть, он имел в виду Двадцать пятую песнь.
– Согласен, – сказал Лэнгдон. Песнь – по-итальянски канто – примерно соответствует главе. Само это название восходит к тем давним временам, когда эпические поэмы передавались устно – «пелись», а не записывались. В «Божественной комедии» таких глав ровно сто, и они разбиты на три части:
«Ад», 1-34
«Чистилище», 1-33
«Рай», 1-33
«Рай», Двадцать пятая, подумал Лэнгдон, жалея о том, что даже его эйдетическая память не в силах воспроизвести весь текст Данте. Какое там! Нам нужна книга.
– Есть еще кое-что, – снова заговорил он. – Последней фразой Иньяцио было: «Ворота открыты для тебя, но ты поторопись». – Он помедлил, оглянувшись на Сиену. – Думаю, в Двадцать пятой песни содержится указание на какое-то определенное место во Флоренции. Очевидно, с воротами.
Сиена нахмурилась.
– Но в этом городе, наверное, сотни ворот.
– Да. Поэтому нам и нужно прочесть Двадцать пятую песнь «Рая». – Он бодро улыбнулся ей. – Вы, часом, не помните всю «Божественную комедию» наизусть?
Она посмотрела на него как на сумасшедшего.
– Четырнадцать тысяч строк на староитальянском, которые я прочла в детстве? – Она покачала головой. – Это у вас аномальная память, профессор. А я обычный врач.
Двинувшись дальше, Лэнгдон с огорчением подумал, что даже после всех их совместных приключений Сиена почему-то предпочитает утаивать правду о своем выдающемся интеллекте. Обычный врач? Лэнгдон усмехнулся про себя. Какая поразительная скромность! Он прекрасно помнил газетные вырезки, в которых рассказывалось о ее уникальных способностях – к сожалению, хотя и по вполне понятным причинам, среди них не было умения запоминать целиком объемистые классические поэмы.
В молчании они преодолели еще несколько переходов. Наконец во тьме замаячили обнадеживающие очертания какой-то массивной конструкции. Смотровая площадка! Шаткий мостик, по которому они шли, вел к гораздо более основательному сооружению с перилами. Им оставалось только добраться до него, пройти по удобной дорожке для посетителей и покинуть чердак через дверь – а там, как хорошо помнил Лэнгдон, будет уже рукой подать до Лестницы герцога Афинского.
Приближаясь к площадке, Лэнгдон взглянул на потолок, подвешенный в двух с половиной метрах под ними. До сих пор его кессоны были одинаковыми, но впереди показался кессон, который намного превосходил по размерам все остальные.
«Апофеоз Козимо I».
В огромной круглой ячейке посреди потолка Зала Пятисот Вазари разместил свою самую парадную картину. Лэнгдон часто показывал ученикам слайды с «Апофеозом Козимо I», подчеркивая его сходство с «Апофеозом Вашингтона» в нью-йоркском Капитолии – скромное напоминание о том, что юная Америка позаимствовала у Италии отнюдь не только идею республики.
Впрочем, сегодня Лэнгдону хотелось не изучать «Апофеоз», а миновать его поскорее. Прибавив шагу, он чуть повернул голову, намереваясь шепнуть Сиене, что они почти пришли. При этом он немного сбился с прямого курса и наступил правой ногой на самый край доски – нога в чужой туфле скользнула, лодыжка подвернулась, и Лэнгдон, спотыкаясь и едва не падая, засеменил вперед, пытаясь восстановить равновесие.
Но было уже поздно.
Лэнгдон упал на колени, больно ударившись о доску, и выбросил вперед руки в попытке достать поперечную балку. Фонарь, клацнув, полетел во тьму, и натянутая материя поймала его, как страховочная сетка. Отчаянно брыкаясь, Лэнгдон все-таки сумел вскарабкаться на спасительную перекладину, однако доска под ним сорвалась и с треском рухнула на кессонное перекрытие, служащее рамой «Апофеозу» Вазари.
- Предыдущая
- 49/115
- Следующая
