Инферно - Браун Дэн - Страница 80
- Предыдущая
- 80/115
- Следующая
Лэнгдон с облегчением отметил, что в базилике сейчас не так людно, как могло бы быть. Туристов, конечно, много, но по крайней мере есть место для маневра. Протискиваясь сквозь группы людей или обходя их, Лэнгдон повел Ферриса и Сиену к западному окну, где можно выйти на балкон и осмотреть коней. Хотя Лэнгдон не сомневался, что сможет понять, о каком доже идет речь, его беспокоил следующий шаг: как добраться до самого этого дожа? Что имеется в виду – его гробница? Статуя? Тут, вероятно, потребуется чья-то помощь: статуи в главном помещении собора, в крипте под ним и в северном трансепте над саркофагами исчисляются сотнями.
Заметив молодую женщину-экскурсовода с группой, он дождался паузы в ее рассказе и вежливо спросил:
– Прошу прощения, могу я сейчас увидеть Этторе Вио?
– Этторе Вио? – Женщина посмотрела на Лэнгдона странным взглядом. – Si, certo, ma… – Да, конечно, но… – Она осеклась, взгляд ее просветлел. – Lei e Robert Langdon, vero?! – Вы Роберт Лэнгдон, да?!
Лэнгдон доброжелательно улыбнулся:
– Si, sono io[55]. Можно ли мне поговорить с Этторе?
– Si, si! – Женщина знаком попросила группу минутку подождать и торопливо удалилась.
Лэнгдон и Этторе Вио, хранитель музея, однажды снялись вместе в коротком документальном фильме о базилике и с тех пор поддерживали связь.
– Этторе написал книгу о базилике, – объяснил Лэнгдон Сиене. – Даже несколько книг.
Пока Лэнгдон вел спутников по верхнему уровню к западному окну, в которое можно увидеть коней, Сиена по-прежнему выглядела странно обеспокоенной из-за Ферриса. Когда они дошли до окна и посмотрели в него против солнца, им стали видны силуэты мускулистых конских ягодиц. Туристы, гулявшие по балкону, разглядывали коней вблизи и наслаждались впечатляющей панорамой площади Сан-Марко.
– Вот и они! – воскликнула Сиена, двинувшись было к двери на балкон.
– Не совсем, – заметил Лэнгдон. – Лошади на балконе – это всего лишь копии. Настоящих коней Сан-Марко ради безопасности и сохранности держат внутри.
Лэнгдон повел Сиену и Ферриса по коридору к хорошо освещенной части помещения, где такие же четыре жеребца, казалось, бежали к ним рысью на фоне кирпичных арок.
– Вот оригиналы, – сказал Лэнгдон, восхищенно показав на статуи.
Всякий раз, когда он рассматривал этих коней с близкого расстояния, он не мог не поражаться фактуре поверхности и детальности мускулатуры. Лишь усиливала эффект от их кожи, от их рельефных мышц роскошная золотисто-зеленая патина, покрывавшая всю бронзовую поверхность. Вид этой четверки жеребцов, переживших бурные времена, но теперь сохраняемых в идеальных условиях, всегда напоминал Лэнгдону о важности бережного отношения к великим произведениям искусства.
– А вот и воротники, – сказала Сиена, показывая на декоративные хомуты на конских шеях. – Вы говорите, ими закрыли швы?
Лэнгдон уже рассказал Сиене и Феррису про диковинное «обезглавливание», о котором он прочел на сайте.
– Да, несомненно, – подтвердил Лэнгдон, двигаясь к информационной табличке, висящей неподалеку.
– Роберто! – громко раздался позади них дружеский голос. – Вы меня обижаете!
Лэнгдон повернулся и увидел протискивающегося сквозь толпу Этторе Вио – жизнерадостного седого человека в синем костюме, с очками на цепочке, перекинутой через шею.
– Как вы посмели приехать в мою Венецию и даже не позвонить?
Лэнгдон улыбнулся и пожал ему руку.
– Мне нравится делать вам сюрпризы, Этторе. Вы хорошо выглядите. А это мои друзья доктор Брукс и доктор Феррис.
Этторе поздоровался с ними и отступил на шаг, чтобы разглядеть Лэнгдона получше.
– Путешествуете с докторами? Вы не заболели? А почему так одеты? Итальянизируетесь?
– И не заболел, и не итальянизируюсь, – ответил Лэнгдон с усмешкой. – Мне нужны кое-какие сведения об этих конях.
Лицо Этторе стало озадаченным.
– Неужели есть что-то, чего прославленный профессор не знает?
Лэнгдон рассмеялся.
– Мне надо кое-что узнать про отпиливание конских голов для транспортировки во время крестовых походов.
По лицу Этторе Вио можно было подумать, что Лэнгдон осведомился о геморрое королевы.
– Боже мой, Роберт, – прошептал он, – мы об этом никогда не говорим. Если вас интересуют отсеченные головы, могу вам показать знаменитого обезглавленного Карманьолу[56] или…
– Этторе, мне надо знать, который из венецианских дожей приказал отпилить им головы.
– Ничего подобного не было, – защищался Этторе. – Я, конечно, слыхал эту легенду, но исторических подтверждений того, что какой-либо дож…
– Этторе, ну пожалуйста, исполните мою прихоть, – сказал Лэнгдон. – Эта легенда – про какого она дожа?
Этторе надел очки и посмотрел на Лэнгдона в упор.
– Ну хорошо. Согласно легенде, наших бесценных коней переправил сюда самый умный и лживый из венецианских дожей.
– Лживый?
– Да. Дож, который обманом вовлек всех в крестовый поход. – Он выжидательно глядел на Лэнгдона. – Дож, который взял деньги из казны будто бы для плавания в Египет… но потом изменил цель и разграбил Константинополь.
Это можно, пожалуй, назвать вероломством, рассудил про себя Лэнгдон.
– И как его звали?
Этторе нахмурился.
– Роберт. Я считал вас знатоком мировой истории.
– Да, но мир велик, а история – вещь длинная. Прошу вашей помощи.
– Ладно, тогда – последняя подсказка.
Лэнгдон хотел запротестовать, но почувствовал, что это бесполезно.
– Этот дож прожил почти столетие, – сказал Этторе. – Настоящее чудо для тех времен. Суеверные люди объясняли его долголетие тем, что он дерзнул забрать из Константинополя мощи святой Луции и привезти их в Венецию. Святая Луция потеряла зрение, когда…
– Он умыкнул кости незрячей! – выпалила Сиена, глядя на Лэнгдона, которому пришла в голову та же мысль.
Этторе посмотрел на Сиену с удивлением.
– Можно, наверно, и так выразиться.
Феррис вдруг стал какой-то бледный, словно еще не отдышался после долгого пути через площадь и подъема по лестнице.
– Я должен добавить, – сказал Этторе, – что дож потому так сильно любил святую Луцию, что сам был слепым. В девяносто лет он стоял на этой самой площади, не видя ровно ничего, и проповедовал крестовый поход.
– Я знаю, кто это, – промолвил Лэнгдон.
– Странно было бы, если бы вы не знали! – отозвался Этторе с улыбкой.
К Лэнгдону, чья эйдетическая память гораздо лучше работала со зримыми образами, чем с абстракциями, воспоминание пришло в виде произведения искусства – знаменитой гравюры Гюстава Доре, изображающей высохшего слепого старца, который, воздев над собой руки, призывает толпу отправиться в крестовый поход. Название гравюры Лэнгдон помнил отчетливо: Дандоло проповедует крестовый поход.
– Энрико Дандоло, – провозгласил Лэнгдон. – Дож, который никак не хотел умирать.
– Finalmente![57] – воскликнул Этторе. – Я уж испугался, что ваш ум стареет.
– Стареет, стареет, как и мое тело. Он здесь похоронен?
– Дандоло? – Этторе покачал головой. – Нет, не здесь.
– А где? – пытливо поинтересовалась Сиена – Во Дворце дожей?
Этторе снял очки и на несколько секунд задумался.
– Погодите. Дожей было так много, что я не могу припомнить…
Не успел Этторе договорить, как подбежала испуганная женщина-экскурсовод. Отведя его в сторону, она зашептала ему на ухо. Этторе напрягся, встревоженно поспешил к перилам и, перегнувшись, уставился вниз, на главное помещение собора. Потом повернулся к Лэнгдону.
– Я сейчас вернусь! – крикнул он и торопливо ушел, не сказав больше ни слова.
Лэнгдон, озадаченный, подошел к перилам и посмотрел вниз. Что там такое делается?
Вначале он ничего не мог разглядеть, кроме обычного коловращения туристов. Затем, однако, увидел, что лица многих обращены в одну сторону – к главным дверям, через которые в собор только что вошла внушительная группа мужчин в черной форме. Они рассыпались по нартексу, блокируя все выходы.
55
Да, это я (ит.).
56
Франческо Буссоне да Карманьола (ок. 1385–1432) – итальянский кондотьер. Обезглавлен по приговору венецианского Совета десяти.
57
Наконец-то! (ит.)
- Предыдущая
- 80/115
- Следующая