Гранатовые джунгли (ЛП) - Браун Рита Мэй - Страница 30

- Гарольд, у тебя на ухе вишня!

Гарольд мог бы получить и банан в ухо, если бы Холли взялась за него как следует. Она пнула его по яйцам, схватила за воротник и дотащила до лестницы вниз. Там она крепко поддала ему ногой в тыльную часть и запустила его в полет, даже не сосчитав от десяти до одного. Он врезался в менеджера, который, пыхтя, тащил двести пятьдесят фунтов своего веса вверх по лестнице, на вид - живая реклама фонда борьбы с сердечной недостаточностью.

- Это что еще значит? - завопил Ларри Пиявка, его деланно-мужественный голос изменил ему в этот истерический момент.

- Этот тухлый хрен лапал меня за грудь, вот что это значит.

Теперь люди поднялись с сидений и столпились вокруг лестницы, чтобы получше рассмотреть. Я стояла прямо позади Холли. Лицо Ларри пошло красными пятнами, и он протянул руку, чтобы помочь подняться на ноги любителю распускать руки. Взбитые сливки и остатки банана в сиропе покрывали ковер.

- Ты уволена, убирайся отсюда сейчас же! Прошу прощения, сэр, это такое несчастье... - потом Ларри взглянул на меня, и, вспомнив, что мы с Холли подруги, добавил в качестве постскриптума: - Ты можешь остаться, я на тебя не сержусь.

Холли развернулась и пнула ногой Ларри прямо в огромное брюхо. Он слетел по лестнице, оторвавшись от земли, без звука, и, как бомба, приземлился на нижнюю ступеньку. Она сжала мое запястье железными пальцами и объявила во весь голос:

- Если я уволена, я забираю свою жену с собой!

Шума было больше, чем после точного удара на первенстве по бейсболу. Холли стащила меня по лестнице и вывела на улицу. Она не отпускала меня, пока мы не дошли до метро «Лексингтон-авеню». Меня переполняли удивление и смех.

- Ты здорово им наподдала, но ведь, Холли, ты сказала неправду, мы не состоим в браке. Теперь все эти милые люди будут считать, что я занята. Прощай, холостяцкая жизнь!

Она была еще слишком взвинчена, чтобы смеяться.

- Заткнись, и пойдем домой.

- Не могу. Мне надо завтра рано вставать и идти в библиотеку, искать материалы по Д.У.Гриффиту^{57}. Пошли ко мне.

- На эту помойку?

- Ну, там же буду я, поэтому закрой глаза на остальное.

- Хорошо, только не буди меня, когда пойдешь в библиотеку.

Мы молча поехали в мою квартиру. Переход через Юнион-сквер занял бы целую вечность, так что мы шли пешком по Четырнадцатой улице, всю дорогу к реке и до квартиры. Холли прогулка не охладила, только еще больше взбесила. Когда я открыла дверь и услышала, как щелкнул замок, я включила свет и услышала голос Холли:

- Как ты можешь жить в этой крысиной норе? Ты просто дура, что не позволила Криссе тебя содержать.

- Давай не будем об этом. Мне и без этого есть о чем подумать. Я, конечно, была рада видеть, как этот сморщенный коротышка получил свое, да и Ларри тоже, но теперь мне придется искать работу.

- Да ты понимаешь, ослица упрямая, что если чуть-чуть уступишь, тебе не придется так колотиться? У тебя будет одежда, приличная квартира и немножко тех милых мелочей, что делают жизнь проще.

- Холли, хватит.

- Что хватит? Ты думаешь, что слишком хороша, чтобы быть содержанкой? Если я содержанка, значит, я шлюха, или что-то в этом роде? А может быть, общий симптом для моей расы - отказ от ответственности. Ты так думаешь?

- Нет. Мы разные люди, и это ничего не имеет общего ни со шлюхами, ни с цветом кожи, ни с каким-то еще дерьмом. Я не могу, вот и все.

- Хватит с меня этого. Ты не можешь, потому что ты долбаная ханжа, и ты думаешь, что это аморально. А я думаю, что ты чертова ослица, вот что я думаю. Ты провела всю жизнь в нищете, а теперь у тебя есть шанс кое-что заиметь. Так хватайся за него!

- Ты не понимаешь, Холли. Я не хочу жить здесь. Я не хочу ходить в тряпье. Не хочу бегать, вся на нервах, следующие десять лет, но я хочу добиться всего сама. Сама, понимаешь? Мораль тут ни при чем, здесь дело только во мне.

- Хватит уже, Горацио Элджер^{58}.

- Я не хочу ругаться. Мы можем забыть это на сегодня?

- Нет, я не собираюсь ничего забывать, потому что я знаю, что ты меня осуждаешь.

- Не осуждаю. А теперь перестань подлавливать меня на чувство вины.

- Ты думаешь, что я слабая и ленивая, ведь так? Думаешь, что я нежное богатое дитятко, которое берет деньги от любовницы, а не от папы-доктора. Почему ты это прямо не скажешь? Ты не любишь меня.

- Я никогда не говорила, что люблю.

Холли моргнула, потом ее глаза сузились.

- Что, не способна влюбиться в черную развращенную девицу из среднего класса?

- Хватит, ладно? Это уже смешно.

- Смешно? Я скажу тебе, что такое смешно. Ты сидишь здесь, в этом дерьме, изматываешь себя работой, и зачем - чтобы быть режиссером в кино! Мечты, мечты, детка. Ты можешь стать первой на курсе. Может быть, даже станешь, но работу ты не получишь. Ты - еще одна задница в общем ряду, которая сядет в кресло секретарши, а свой значок Фи-Бета-Каппа^{59} можешь тогда повесить на шею. Весь твой труд пропадет зря. Знаешь что, ты очень похожа на моего отца. До сих пор я этого не понимала. Он тоже пахал, как лошадь, и стал богатым, но он хотел пройти весь путь наверх, только не мог попасть туда по одной очевидной причине. Вы двое были бы прекрасной парочкой, оба твердолобые и не способные видеть, что происходит под носом. Такие, кто бьется с целым миром и не получает ничего, кроме пинка под зад. По крайней мере, мой старик нажил деньги. А у тебя даже этого не будет. Лучше было бы тебе уцепиться за Криссу Харт, потому что она - лучшее, что тебе светит, дорогуша.

- Ко всем чертям! Неважно, что со мной будет, у меня в голове все-таки есть знания, и никто их у меня не отнимет. А когда-нибудь, даже если ты этого не увидишь, я собираюсь ими воспользоваться и делать мои фильмы. Мои фильмы, слышишь меня, Холли - не слащавые романы о несчастненьких гетеросексуалах, не семейные драмы про белую, как простыня, Америку, не вестерны, залитые кровью от первого кадра до последнего, или фантастические триллеры, где весь экран заполняют белые тельца в роли предателей - мои фильмы, настоящие фильмы о настоящих людях, и о том, как оно все на самом деле. И, если у меня не будет на это денег до пятидесяти лет, значит, так и будет. Я этого добьюсь, так что помогай мне бог, и вовсе это не зря.

- Знаешь, ты невероятна. Не знаю, сошла ты с ума или возвысилась над серой массой, но я не собираюсь торчать рядом с тобой, чтобы это проверить. Мне незачем смотреть, как ты бултыхаешься в той мерзости, в которой находишься сейчас, и я, наверное, не выдержу того, что будет потом - когда перед тобой закроются все двери, и тебе вывалят все то вранье, которое сейчас рассказывают черным, пуэрториканцам и женщинам. У тебя хватит сил, чтобы это выдержать, а у меня не хватит даже на то, чтобы на это смотреть. Я уже насмотрелась на папу, и мне не хватит духу увидеть это снова, - она остановилась, отдышалась и опустила глаза, глядя на линолеум на полу. - Дерьмово мне. Просто дерьмово. Может быть, отчасти потому, что у меня нет настоящей работы. Я гуляю, навожу красоту и развлекаюсь, это да, но у меня нет ничего лично для себя, по-настоящему своего, а у тебя есть, и это, черт возьми, меня убивает.

- Ну, а мне-то что делать? Забросить все, чтобы ты была счастлива? Стать ничтожеством, чтобы ты могла чувствовать себя хорошо?

- Нет, нет. Ох, Молли, в глубине души я ведь хочу, чтобы ты вырвалась отсюда, разломала всю эту декорацию. Я знаю, что это значит для тебя, и, может быть, я даже в состоянии понять, что это будет значить для многих других, если тебе все удастся. Эти каждодневные заботы меня вгоняют в тоску. Я начинаю тебя ненавидеть, ненавидеть, а я ведь люблю тебя, вот такая путаница - но я начинаю отвергать тебя из-за всего, что делает тебя сильной, и благодаря чему ты можешь выстоять перед этой ежедневной эрозией. Я начинаю себя ненавидеть за то, что я не похожа на тебя. Не знаю, может быть, родители меня всем обеспечили, избаловали меня, и поэтому у меня нет энергии.