В кварталах дальних и печальных - Рыжий Борис Борисович - Страница 49
- Предыдущая
- 49/85
- Следующая
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:
49
Подражание Лермонтову
Жил я в городе Тюмени
ровно десять дней подряд —
водку пил да ел пельмени,
как в народе говорят.
Да ходил в одну контору
для пустого разговору.
Там-то я с одной девицей
познакомился, друзья,
Будь мне, девица, сестрицей,
коль иначе быть нельзя, —
обронил я как-то сдуру
иль поддавшися амуру.
Буду жить, сказал, в Тюмени,
никуда из этих мест,
брошу звонкие хореи,
грозный ямб и анапест.
Дактиль, дольник, амфибрахий* —
вообще забуду на хер.
Стану лучше, стану проще —
как железная кровать,
как березовая роща,
как два слова «вашу мать»,
как кружочек, как квадратик,
физик или математик.
Но, друзья, не тут-то было,
и сказала мне она:
я другого полюбила
и другому отдана.
И что муж ее, татарин,
мне не будет благодарен.
Так уехал из Тюмени
я на запад и восток.
Млад, красив, но тем не мене
бесконечно одинок,
а какой-то… впрочем, это
вряд ли тема для поэта.
Отрывок большого стихотворения
…История проста: я был приятель мужа.
Тот часто уезжал, я как бы просто так
частенько заходил — там, дождик или стужа,
иль зной, туда-сюда — и как бы дружбы в знак
букетик, то да се. Но доложу вам, много
пришлось потратить сил и нервов: холодна
она была ко мне. Невероятно. Бога
я умолял помочь. И раз, когда одна
она была, купив у чучемека розы,
настойчиво пришел и говорю:
— Привет,
зашел проститься, да, навеки, паровозы
ждут на вокзале, да, уже купил билет. —
Сработало. Юнцы, учитесь у поэта.
Я, закурив, глядел на полосу рассвета,
колечки выдыхал и важно молвил:
— Да,
пускай теперь сойду в окрестности Плутона.
— Мой милый, а куда ты едешь?
— А туда,
где блата топкие и воды Ахерона.
«От заворота умер он кишок…»
От заворота умер он кишок.
В газете: «…нынче утром от инфаркта…» —
и далее коротенький стишок
о том, как тает снег в начале марта.
— Я, разбирая папины архи —
вы, — томно говорила дочь поэта, —
нашла еще две папки: всё стихи. —
Прелестница, да плюньте вы на это.
Живой он, верно, милый был старик,
возил вас в Переделкино, наверно.
Живите жизнь и не читайте книг,
их пишут глупо, вычурно и скверно.
Вам двадцать лет, уже пристало вам
пленять мужчин голубизною взора.
Где смерть прошлась косою по кишкам,
не надо комсомольского задора.
Разрыв
Наташа, ангел мой, душа,
моя, прелестница Наташа,
о чем ты думаешь, спеша
к любовнику, — о том, что наше
знакомство затянулось, да?
Наташа, это не беда:
ступай к нему, не все ль равно,
к спортсмену или инженеру,
я только погляжу в окно,
как ты идешь — летишь — по скверу,
заходишь в розовый трамвай.
Но и меня не забывай:
я заболею и умру,
и ты найдешь мою могилу,
и будешь, стоя на ветру,
рыдать и всхлипывать: мой милый,
от нас ушел ты навсегда!
Наташа, это не беда —
еще не умер я, шучу.
В разлуке слишком много прозы.
Последний раз прижмись к плечу
щекой, чтоб не увидеть — слезы?
нет, — но боюсь, не утаю
улыбку хамскую мою.
«Учил меня, учил, как сочинять…»
Учил меня, учил, как сочинять
стихи, сначала было интересно,
потом наскучило, а он опять:
да ты дикарь, да ты пришел из леса,
да ты, туда-сюда, спустился с гор.
Я рассердился: кончен разговор,
в речах твоих оттенок нарциссизма
мерещится мне с некоторых пор.
Как хорошо, когда ты одинок,
от скуки сочинить десяток строк.
Как много может легкий матерок!..
А он не матерился — из снобизма.
Матерщинное стихотворение
«Борис Борисыч, просим вас читать
стихи у нас». Как бойко, твою мать.
«Клуб эстети». Повесишь трубку: дура,
иди ищи другого дурака.
И комом в горле дикая тоска:
хуе-мое, угу, литература.
Ты в пионерский лагерь отъезжал,
тайком подругу Юлю целовал
всю смену. Было горько расставаться.
Но пионерский громыхал отряд:
«Нам никогда не будет шестьдесят,
а лишь четыре раза по пятнадцать!»
Лет пять уже не снится, как ебешь, —
от скуки просыпаешься, идешь
по направленью ванной, туалета.
И, втискивая в зеркало портрет
свой собственный побриться на предмет,
шарахаешься: кто это? Кто это?
Да это ты! Небритый и худой.
Тут, в зеркале, с порезанной губой.
Издерганный, но все-таки прекрасный,
надменный и веселый Б.Б.Р.,
безвкусицей что счел бы, например,
порезать вены бритвой безопасной.
49
- Предыдущая
- 49/85
- Следующая
