Пойте им тихо - Маканин Владимир Семенович - Страница 14

– Передам, – очень просто ответил он.

– Что я помню костер во дворе и как она бродила вокруг огня с моей тужуркой… – Я затянул паузу, сдерживая волнение.

Он повторил:

– Что ты помнишь костер и как она бродила с твоей тужуркой.

– Что мы когда-нибудь увидимся.

– И что вы увидитесь…

Было удивительно, что человек тебя понимает. Костомаров глядел серьезно и, не улыбаясь, повторял слово в слово.

– И что она была так прекрасна, что и похожих-то на нее не было и нет.

Он в точности повторил и это.

Впервые молодой Якушин услышал эту глупую фразу от тещи – точнее сказать, он подслушал. Это получилось нечаянно. В ванной он на минуту прикрыл воду в кране, и вдруг (в наступившей тишине) откуда-то с кухни донесся голос тещи:

– Раньше о таких, как твой муженек, знаешь что говорили?.. Говорили просто: не наш человек…

Жена сказала:

– Ну что ты такое выдумываешь, мама!

– Тсс. Он в ванной.

– Из ванной, мама, ничего не слышно. Но если даже и слышно – что, собственно, ты хочешь сказать?

Якушин услышал еще кое-что любопытное, но это уже были пустяки. А фраза тещи осталась в памяти – обожгла.

С утра он заспешил на работу, ни с женой, ни с тещей старался не разговаривать – боялся, что сорвется. Перекусил и пошел. Ему было двадцать лет, скандалить он стеснялся.

Ребята в магазине решили, что Якушин сегодня работает с прохладцей. Ленится, хотя и не лентяй.

Он отнес с кем-то в паре «Соню», потом «Марианну» – а потом, когда нужно было нести полдюжины негарнитурных стульев, он вдруг сел в сторонке и заскучал.

– Эй, – спросил дружок Валера, – ты что?

– Иди, – махнул рукой Якушин.

И продолжал сидеть. Шум и галдеж мебельного магазина тяготили его и не давали думать. «У меня работка – не заскучаешь. Шустрая!» – любил говорить он раньше. А сейчас шум и беготня раздражали. Якушин понимал, что в его ситуации надо бы как следует накачаться пивком – но по-настоящему пива он не пил. Не умел. Прошел в жизни стороной. Домашние на пиво смотрели очень косо.

Появились ребята:

– Ты долго филонить будешь?

Якушин объяснил – у него в семье большие неприятности. Нелады.

– Спору нет, – с горечью добавил он, – я рабочий в мебельном магазине. Обыкновенный работяга. А жена – техник, с отличием техникум закончила. Но зачем же нос задирать?

Якушин стал рассуждать.

Что, собственно, она имела в виду? Кто? Теща. Вокруг поднялся хохот. Закричали:

– Якушин! Зятек!.. Иди-ка лучше работай. План не дашь – теща тебя совсем заест.

Им было весело.

И только один сердобольный (из покупателей), услышав краем уха жалобы Якушина, стал утешать. Он был из тех покупателей, что часами толкутся в мебельном. Он ничего не покупал. Он никуда не спешил.

– Крепись! – говорил он Якушину.

Он дышал на Якушина портвейном и еле стоял на ногах. И утешал:

– Запомни, юноша, теща всегда была и будет недовольна зятем. И это правильно. Мудро.

– Почему?

– Потому что в этом – закон жизни. Зять любит взять.

Но тут появился начальник Якушина и сказал, что закон жизни совсем в другом – в труде, мой милый, в труде, и нечего так долго прохлаждаться.

– Где, я спрашиваю, ты находишься, – вспылил начальник, – на работе или нет?

Якушин молчал.

– Может, ты в Сочи приехал?

Якушин никогда не был в Сочи, но понял, что это что-то обидное.

– Я знаю, что не в Сочи, я в Москве, – буркнул Якушин.

– Спасибо. А я где нахожусь? – спросил начальник.

– И вы в Москве.

– Спасибо, родной. Значит, мы оба сейчас в Москве – а что же мы тут делаем?

– Работаем.

– Разве? – И он стал сверлить Якушина глазами.

Якушин вздохнул и отправился грузить «Веронику», лучший из гарнитуров. На этот раз пришлось заняться не только погрузкой, но и доставкой – это тоже входило в работу Якушина.

Ехали куда-то в Сокольники, проезжали район, в котором жил Якушин. Вот его дом. С тещей и с женой. А это… это дом Зои.

Дом Зои промелькнул и тоже остался позади.

Женат Якушин был ровно год. А до этого довольно долго дружил с Зоей. То есть как дружил – иногда они гуляли по улице, а иногда он заходил к ней поговорить о жизни. Зоя была симпатичная.

За неделю до своей свадьбы Якушин пришел и несколько виновато рассказал Зое. При этом покраснел. И глаза спрятал:

«Кто знает, Зоя… Может быть, неправильно я поступаю. Может быть, мне надо было жениться на тебе, Зоя».

Зоя рассмеялась:

«Да ты, я вижу, чудак».

«Чудак?»

«Конечно!»

У нее и в мыслях не было выйти за Якушина. Она собиралась замуж за некоего Леонтия.

Но Якушин ничего этого не знал – он решил, что Зоя смеется потому, что не хочет показать, что она обижена. Не хочет туманить его счастье.

Пива он все же выпил – сразу после работы, – но на душе легче не стало. Он выпил еле-еле одну кружку, больше не потянул. Да и стоянье у палатки показалось ему скучнейшим делом. Он с трудом выстоял такую очередь.

– Пей еще. Пей, – уговаривал дружок Валера.

– Нет.

– Почему?

– Да ну его – горькое.

Дружки захохотали:

– Неужели горькое, а?.. Пусть, пусть идет домой. А то теща очень заругается.

Но Якушина на этот крючок не подденешь – пить он больше не стал. Он простился с ними. И пошел.

Было грустно. По пути домой Якушин решил, что, пожалуй, заглянет сначала к Зое, – в его молодом мозгу стал вырисовываться кинофильм, в котором Якушин изменял своей жене Гале в первый и последний раз в жизни. Это было оправданно, потому что это было от горя. От большой обиды. От незаслуженной обиды, разве нет?

Но, подходя к дому Зои, он одернул себя – нет, он не сделает этого. Он человек, а не тряпка. Он не тонкая рябинка. Он просто и по-дружески откроет Зое свою беду, вот и все.

Первое, что сделала Зоя, – расхохоталась.

– Боже, как от тебя пивом несет! – сказала она, открывая дверь.

Зоя знала, что Якушин не из тех, кто выпивает.

– Что произошло?

– Я расстроен, Зоя.

– Чем?

И он рассказал, как услышал от тещи обидную фразу.

Зоя фыркнула:

– Какой ты глупый, Якушин.

Но он стоял на своем:

– Может, теще не нравится, что я мало книжек читаю?

– Понятия не имею.

– А может, ей не нравится, что я на мебели работаю?.. На мебели бывают калымщики. Но ведь я не калымщик?

Зоя опять засмеялась. Она знала, что Якушин чудачок. А сейчас ей даже подругу захотелось позвать, чтоб и та посмотрела, какие бывают чудаки.

Зоя стала удерживать Якушина. Потому что в голову ей пришла другая мысль – вот-вот должен был прийти Леонтий, за которого она собиралась замуж, он любил все веселое и чудное.

– Посиди, Якушин, – просила Зоя и строила глазки.

– Не надо, Зоя, мы с огнем играем.

– Ну посиди.

Но Якушин ушел. Он возвращался домой долгим-долгим путем. Он шел по набережной и много курил. «Не наш человек. Не наш…» – сверлило в мозгу. Это никак не укладывалось. Мир встал на голову.

Якушин пришел домой, взял книгу и стал читать. Он читал вслух.

Якушин держал книгу в руках, чтобы теща видела происходящее своими глазами. На самом деле он мог рассказать это стихотворение наизусть. Потому что оно было его любимое.

Теща не проронила ни слова.

Впоследствии этот его случай с чтением вслух теща взяла на вооружение. Время от времени она ядовито говорила:

– Почитал бы ты нам стихи.

Или:

– А вот он нам сейчас почитает стишок-другой. Он славно читает. С выражением.

Конечно же, теща хотела этим сказать, что Якушин по своей недоразвитости читает только детские и глупые стишки. Но ведь «Парус» не был детским и глупым стишком. Это было чудо, а не стихотворение.