Последний рассвет - Маринина Александра Борисовна - Страница 6

• Предыдущая
• 6/22
• Следующая

– Можно? – Он протянул руку к подвеске и вопросительно посмотрел на автора изделия.

Горбатовский кивнул и почему-то усмехнулся, бросив на Алексея Юрьевича острый и недобрый взгляд. Сотников аккуратно взял подвеску и положил перед собой на чистый лист белой бумаги – так ему легче было отделять то, что связано с формой, от всего прочего – камней, цветов, огранки, работы.

«Треугольник и шесть полос, – прикидывал он, не отрывая глаз от подвески. – Сочетание бирюзы, гранатов и бриллиантов, такое нетипичное для наших дней, но зато очень модное и широко употребляемое в тридцатых-сороковых годах девятнадцатого века. А сочетание этих камней с шарнирами, использованными в цепочке, сужает временной интервал, шарниры появились не раньше 1840 года. Из изделий этого периода я прекрасно помню браслет из золота с бирюзой на шарнирах, датированный 1841 годом, одно из немногих изделий, год изготовления которых известен точно. Что может означать такой современный треугольник, активный, энергичный и в то же время уравновешенный, в сочетании с ясно читаемыми отсылками к 1841 году? Год смерти Лермонтова… Точно! «Герой нашего времени», сцена дуэли Печорина и Грушницкого.

«Площадка, на которой мы должны были драться, изображала почти правильный треугольник. От выдавшегося угла отмерили шесть шагов и решили…»

Произведение написано в 1840 году, а в 1841-м Лермонтов погиб. Указание на дату совершенно однозначное. Треугольная площадка. Шесть гранатовых полос, символизирующие шесть шагов. И овальный гранат в основании – как огромная капля крови».

Алексей Юрьевич поежился невольно и бросил взгляд на Горбатовского. Тот ответил ему прямым, твердым и холодным взглядом. Сразу понял, что Сотников задумку разгадал.

«Неужели у Илюши кончилось терпение? Ведь это изделие – прямая, неприкрытая угроза, вызов на дуэль, готовность идти до конца. Может, с Кариной что-то не так? Довел ее Лёнька своими выкрутасами? Илья никогда не скажет, он такой».

Сотников выиграл. По пухлому лицу Ильи Ефимовича Горбатовского разлилась удовлетворенная улыбка, словно все деньги достались именно ему. И Алексею Юрьевичу от этой улыбки стало не по себе.

А Леонид Курмышов хохотал искренне и задорно.

– Илюха, это кого же ты на дуэль собрался вызывать? Ты будешь мстить, и мстя твоя будет страшна, да?

Горбатовский недобро ухмыльнулся, но Леонид, похоже, ничего не замечал и вообще на свой счет не принял. Однако открытого конфликта допускать нельзя, решил Сотников, довольно и того, что он давно уже тлеет в скрытом виде.

– Кто заказчик, Илюша? – спросил он.

– Мужчина, лет сорок пять – сорок семь, денежный, хочет сделать дочке подарок на двадцатилетие, – спокойно ответил Илья Ефимович.

– Ну вот, теперь все понятно, – сделал вывод Сотников. – У Лермонтова ссора Печорина с Грушницким произошла из-за чести дамы, вот заказчик, вероятно, даря своей молоденькой дочери такое изделие, и хотел сказать, что не позволит никаким проходимцам сделать ей больно. Ведь так, Илюша?

Горбатовский долго молча смотрел на Сотникова, потом кивнул.

– Да, конечно, ты прав, как всегда. Именно это заказчик и хотел.

«Что ж, – подумал Алексей Юрьевич, – Илюша быстро сориентировался, но ответил неудачно. Вся Москва знает: если ты хочешь изделие с посланием, надо идти к Сотникову. А уж никак не к Горбатовскому. Но Лёня и этого не заметил.

Ах, Лёня, Лёня! Есть ли в этом городе хоть один человек, которому ты на ногу не наступил? Илюша имеет на тебя зуб из-за дочери, которой ты морочишь голову уже десять лет, Олег Цырков тоже на тебя заковырял, хоть и не доказано ничего, но подозрения остались, да и по отношению ко мне у тебя непреходящее чувство вины за то, что ты натворил. Плохо ты поступил со мной, что и говорить, Лёнечка, но я тебя давно простил, хоть ты, может быть, в это и не веришь. Ты расплатился сполна за свой поступок. Ладно, я-то простил, а вот простил ли Цырков? И сможет ли простить Илюша, особенно если с Каринкой что-то не так?»

Осмотром места происшествия руководил дежурный следователь, здесь же толклись оперативники из дежурной группы. Роман Дзюба, молодой, энергичный и любознательный, рванулся было к следователю докладываться о том, что, дескать, сотрудники территориального отдела внутренних дел прибыли, но более опытный Геннадий Колосенцев придержал его за рукав куртки.

– Не торопись, Ромчик, там и дежурантов хватает. Давай осмотримся, пока следак нас не приметил, а то сразу заданиями нагрузит.

Дежурный следователь стоял к ним спиной, держа в руках папку, и записывал в протокол то, что диктовал ему присевший на корточки рядом с трупом судебно-медицинский эксперт:

– …ранение подвздошной области по передней срединной линии тела… второе колото-резаное ранение области правого подреберья.

– Кровищи-то! – прошептал Дзюба.

– Ну а ты думал, – отозвался Колосенцев. – Слышал, что эксперт сказал? Ранение области правого подреберья – одно из самых кровавых, там же печень, так что если ее задеть, то, сам понимаешь. После таких ранений не выживают.

Труп женщины лежал в луже крови в подъезде самой обыкновенной панельной девятиэтажки. Женщина одета просто и дешево, рядом валяется раскрытая сумка типа кошелки, дешевая, явно видавшая виды, по полу разбросано содержимое, обычные женские мелочи: расческа, упаковка бумажных платков, какие-то таблетки, пакетики с ванилью и корицей, форма для торта – сумка была настолько объемной, что даже форма туда влезла. Кошелька нет, мобильника нет. Судя по содержимому сумки, женщина сходила в магазин за специями, взяла у кого-то попользоваться форму для торта и возвращалась домой, значит, она жиличка этого дома.

– Сейчас на поквартирный обход зарядят, – прошептал Колосенцев. – Вот сто пудов.

Следователь, будто услышав шепот оперативника, резко обернулся, нахмурился и кивнул вновь прибывшим.

– Долго вас ждать приходится, – недовольно буркнул он. – Сейчас по квартирам пойдете.

– А что, личность не установлена? – поинтересовался Колосенцев. – Документов при ней нет?

Следователь молча протянул ему паспорт убитой и снова повернулся к судебному медику. Геннадий открыл паспорт и принялся его листать.

– Панкрашина Евгения Васильевна, тысяча девятьсот пятьдесят шестого года рождения, прописана… а вот прописана она вовсе и не здесь, – заметил он. – Так что в обходе нет никакого смысла.

– Это ничего не значит, – проговорил следователь, не оборачиваясь и не прекращая писать протокол осмотра трупа. – Сегодня мало кто живет по месту прописки, снимают жилье, покупают другое, переезжают… Короче, надо идти по квартирам. И не отлынивай, Колосенцев. Знаю я тебя.

Роман Дзюба отвел глаза и горестно вздохнул. В словах следователя была, увы, сермяжная правда: работать Гена Колосенцев умел очень хорошо, но не любил. Ну вот просто совсем не любил! Ни на грамм. Любил он только онлайн-игры, особенно стрелялки, за которыми проводил все свободное время, включая и ночные часы, из-за чего постоянно хотел спать и вообще хотел побыстрее закончить работу и бежать домой к любимому компьютеру. Роман давно уже подозревал, что пристрастие его старшего товарища носит болезненный характер и называется игроманией, но вслух этого никогда не произносил: Геннадия он уважал, старался у него учиться премудростям профессии и относился к нему с огромным пиететом.

– А чем ее?.. – осторожно спросил Роман Дзюба. – Орудие убийства нашли?

– Да здесь оно. – Следователь махнул рукой в сторону эксперта-криминалиста. – Упаковали уже.

Следственно-оперативная группа работала в подъезде, а на лестнице постепенно скапливались привлеченные шумом и суматохой жильцы. Было их не очень много – будний день, время чуть за полдень, большинство на работе или учебе. Дзюба и Колосенцев начали с опроса тех, кто сам вышел из квартир. Убитую женщину никто из них не знал. Дама средних лет, протиснувшись вниз по лестнице, вытянула голову, желая взглянуть на труп, и, испустив истошный вопль, рухнула без сознания.

• Предыдущая
• 6/22
• Следующая