Прекрасные тела - Каннингем Лора - Страница 49

• Предыдущая
• 49/77
• Следующая

Комната № 312 выстояла даже в нынешних экстремальных условиях, разве что слегка потускнела от налетевшей пыли. Клер окинула свое жилище оценивающим взглядом, проверяя, все ли прибрано. Чтобы уместиться в этом пространстве, ей пришлось навесить множество полок. Каждая вещь должна была непременно находиться на своем месте, иначе все погрузилось бы в хаос. Иной раз так и происходило: к примеру, невозможно описать, что здесь творилось, когда Клер искала платье, опаздывая на концерт. А если она не могла найти любимый свитерок, то через пять минут комната выглядела так, словно здесь устроили обыск.

«Системы жизнеобеспечения» Клер были на редкость минималистскими: электроплитка стояла на маленьком холодильнике, для мытья нескольких тарелок служила крошечная раковина в нише. На книжной полке ютились чашки из баварского фарфора, бамбуковая пароварка и пучок китайских палочек, новых и уже использованных. Одна стена до самого потолка была занята книгами, а на другой висел велосипед. У окна Клер разбила небольшой, но густой домашний сад; стебли растений тянулись к солнцу, и листья разворачивались ему навстречу. Маленький кенарь-нелегал (согласно вековым законам «Тереза-хауса», жильцам запрещалось держать у себя животных) обитал в бамбуковой клетке. Его звали Певун Джо, и он изливал душу в песнях всякий раз, когда звучала музыка, лилась из-под крана вода или на улице становилось слишком шумно.

Клер любила Певуна Джо: парнишка он был жизнерадостный, настоящий пернатый друг. Забота о кенаре стала для нее своего рода репетицией материнства. Клер прятала его от «властей» — от управляющего «Тереза-хауса»: тот временами ставил ей на вид, что из ее комнаты доносится какое-то «необъяснимое чириканье» (в конце концов пришлось даже отделать стены звуконепроницаемыми панелями). Клер баловала Джо, покупая ему медово-зерновые палочки и особые желтые вафли для птиц. Как-то раз она даже вылечила его от пневмонии, устроив ему прогревание по методу одного знаменитого эксперта, «покровителя птиц из Алькатраца»:[65] она поместила в клетку зажженную лампочку, а сверху накинула плед, чтобы птица хорошенько согрелась.

Певун Джо не только поправился, но и продолжил соревнование с Паваротти, Карузо, Чечилией Бартоли и прочими знаменитостями. Иногда, раскачав свои крошечные качели, он спрыгивал вниз и «танцевал» на полу, покрытом бумагой и посыпанном песком. При этом он поглядывал вверх, и Клер могла поклясться, что он использует качели в качестве метронома. «Музыкальные таланты водятся и среди животных, — думала Клер, насыпая Певуну зерен и меняя ему воду, — а птицы — первые среди них. И если я буду любить ребенка так же, как Певуна Джо, у нас тут будет просто благодать».

Канарейки боятся холода, но любят свет, поэтому Клер закрыла ту стенку клетки, которая была повернута к окну, куском прозрачного полиэтилена. Певун Джо ответил благодарной трелью. Клер тоже посвистела — они часто музицировали дуэтом. Потом она огляделась, желая убедиться перед уходом, что оставляет свое жилище в порядке. Сегодня ей казалось особенно важным, чтобы ее жизнь хотя бы внешне выглядела упорядоченной.

Ведение хозяйства в таких условиях требовало изрядной ловкости: ящики в ящиках, башни из книг — здесь было место для всего, но только в том случае, если каждый предмет лежал на своем месте. В центре этой маленькой вселенной располагались кровать и музыкальные инструменты Клер — круммхорн и фагот. Инструменты были установлены на специальные подставки, из-за чего казались почти одушевленными. Конечно же, эти маленькие жильцы двигались только тогда, когда Клер снимала их с подставок, собираясь на репетицию или на концерт.

Куда же Клер положит ребенка? Она едва нашла место для собственной кровати, представлявшей собой не что иное, как два простых футона, положенных один на другой. Сверху громоздились яркие подушки из шелка и бархата, купленные во время путешествий по Азии, Африке и Европе; подушек была целая уйма — Клер считала своим долгом привести такой сувенир из каждой страны. Довершали картину покрывало и лоскутное одеяло дикой расцветки — подарок старенькой миссис Райс, соседки. Словом, пышное и яркое ложе было для Клер, как и ванна, средой обитания.

Между постелью и стеной оставался только узенький проход, но и он был занят: Клер втиснула туда шестифутовый викторианский платяной шкаф орехового дерева. Места для настоящего гардероба здесь не было, ведь изначально эта комната служила библиотекой или, как нравилось думать Клер, музыкальной гостиной. Помимо своей основной функции шкаф исполнял еще и роль бюро: Клер держала в нем важные документы. Сегодня шкаф был набит плотнее обычного, поскольку в прошлый понедельник Клер обнаружила в мусорном баке объемистый тюк, полный тряпок и бумаг. Все это принадлежало миссис Райс.

Находка повергла Клер в шок: куда же подевалась сама миссис Райс? В последнее время маленькая старушка с серебристыми кудерьками совсем не показывалась. Неужели и ее… «вынесли»? Такое время от времени случалось, когда умирал кто-нибудь из престарелых обитателей дома. Тело помещали в черный виниловый мешок, спускали на грузовом лифте и через служебный вход выносили на улицу, где ждал фургон неизвестной похоронной конторы.

Но нет, слава богу, миссис Райс избежала такой судьбы: вчера Клер наконец выяснила, что старушке пришлось спешно «эвакуироваться» в социальный дом где-то в Бруклине. Поскольку отъезд миссис Райс был вынужденным и внезапным, ей пришлось оставить часть накопленного за жизнь добра (тряпочки для изготовления лоскутных одеял и нотные листы). Клер перенесла к себе мешок с брошенными старушкой пожитками, решив при первой же возможности отвезти их владелице в Бруклин.

Поездка к миссис Райс явно состоится нескоро — из-за ребенка. Путь в Бруклин казался Клер таким же сложным, как полет на Уран. Она просто не могла составить маршрут, разобраться во всех этих линиях метро, понять, где и на что пересаживаться… Но она знала, что обязательно доберется до миссис Райс — после родов.

У Клер выработался инстинкт — прятаться от остального мира, откладывать любые встречи на «после родов». Может, это было неким атавизмом, заложенным в механизме эволюции? Животным стремлением защитить нерожденное дитя? А может, это было связано с ее странным режимом? Днем Клер спала, а поздно вечером или даже ночью отправлялась за продуктами в магазин за углом. Флуоресцентные краски полночного города вызывали у нее ощущение лунатизма, а продавцы и другие покупатели казались лишь участниками ее сомнамбулического сна.

Почему она скрывалась? Но даже сам этот вопрос заставил Клер спрятать голову под крыло. Она смутно ощущала присутствие какой-то тени, о которой ей не хотелось думать. Клер пряталась, потому что ей казалось более безопасным избегать трудностей — до поры до времени, пока она не будет готова с ними справиться.

Все будет прекрасно. До сих пор ведь все было прекрасно, правда? Клер верила, что родилась под счастливой звездой, и знала, что все обойдется…

Здесь, в комнате № 312, Клер жила в своем собственном климате, влажном от долгих ванн, и только в этом климате могла цвести. Она слушала и сочиняла музыку, предавалась сну, готовила еду и ухаживала за Певуном Джо.

В этом влажном климате Клер, ее кенарь и инструменты укрывались от летней сухой жары и зимней стужи. Домашние растения, выросшие из давным-давно посаженых семян, тоже чувствовали себя прекрасно — они становились выше, толще и зеленее, устремляясь к солнечному свету, порой слишком яркому, щедро лившемуся сквозь огромное окно.

Клер знала, что такое парниковый эффект: она сама жила в таких условиях, и это ее устраивало. Иногда она улавливала запах почвы и удобрений, добавленных ею в землю, которую она купила в цветочном магазине. В такие мгновения Клер чувствовала себя единым целым со своими авокадо, бананами (все они уже почти стали деревьями), своим зеленым потомством, все растущим и растущим. Оглядев свои скромные владения, Клер осталась довольна.

• Предыдущая
• 49/77
• Следующая