Когда командует мужчина - Линц Кэти - Страница 32

• Предыдущая
• 32/42
• Следующая

— «Надин»? — повторила Хиллари, в волнении прервав свой поцелуйный марафон, чтобы взглянуть на Люка. — Надин Будин. Вот кто это, должно быть. Верно, она и есть их таинственная женщина.

— Да Надин этих — до черта!..

— Нет, ты не понимаешь… Вчера вечером папа упомянул женщину, работавшую на него и Шона. А когда он лег спать, я прошла в кабинет и пошарила в его старых папках…

— Занялась сыском, так сказать, — сухо вставил Люк.

— И обнаружила в них это имя. Надин Будин служила у них в то время, когда я была в Чикаго. Как раз тогда. Теперь в наших руках кое-что существенное!

— Надеюсь, что так, — пробормотал Люк, запустив руки под одеяло и забирая в ладони ее груди.

— А вот этого не надо, — запротестовала она, хотя и пальцем не шевельнула, чтобы убрать искушающие ее руки.

— Не надо?

— Не надо. Но теперь, раз ты уж этого коснулся, — и она накрыла сверху его ладони своими, — тут, несомненно, открываются обнадеживающие возможности…

Позже, пока Хиллари спала. Люк разбирался с тем, что произошло с ними этой ночью. Если у него и были какие-то сомнения насчет их брака, их поглотил пламень страсти, как и его самого.

Они с Хиллари созданы друг для друга, он всегда это знал, и это его не пугало. Судьбу, как и влечение, Люк признавал как неизбежность. К ним у него никаких претензий не было. Тут все о’кей. Но это не означало, что он позволит чувствам взять над собой верх. Просто судьба распорядилась, чтобы они с Хиллари были вместе — и все.

Хиллари шевельнулась во сне, и он крепче, как человек, охраняющий свою собственность, сжал ее в своих объятиях. Протянув руку, убрал со лба выбившуюся из роскошной шевелюры темную прядь. Хиллари часто жаловалась, что ее непокорные волосы существуют сами по себе; как бы подтверждая ее слова, эта вьющаяся прядь сразу окутала и оплела его палец, взяв на время в плен шелковой хваткой.

Что-то вдруг кольнуло у Люка в груди. Изжога, мгновенно сказал он себе. Нет, голову на этом он не потеряет. И ошибок своих родителей не повторит. Он не позволит сантиментам завладеть собой.

Глядя на блестящую массу опутавших его загорелые пальцы волос, Люк вспомнил историю, вычитанную в детстве из книги мифов. В ней говорилось о ящике. Пока этот ящик оставался закрытым, все было хорошо. Но однажды его открыли — открыла из любопытства какая-то женщина, если память Люку не изменяет, — и начался настоящий ад. Вот так же и с чувствами. Пока они заперты у тебя внутри, все хорошо.

Поэтому Люк и предпочитал думать, что щемящая боль в груди, которую он ощутил, любуясь своей спящей женой, вызвана изжогой. И, прежде чем заснуть, осторожно высвободил пальцы из шелковых тенет ее волос. Потому что, только сохраняя свободу, он сумеет сохранить равновесие, здравомыслие и разум — три кита, на которых единственно и может устоять мужчина в войнах и любовных передрягах.

— Ничего особенного, — сказала Клэр Робертсон: они с Хиллари стояли перед домом Грегг-Кейблов, одним из исторических строений, экспонируемых в краеведческом центре Кейдз-Коува, расположенном в Национальном парке Смоки-Маунтинз. — Обыкновенная бревенчатая хижина, — добавила Клэр.

— Это первый каркасный дом в Коуве, — заверила ее Хиллари, почувствовав себя уязвленной. — Один из старейших каркасных домов в Смоки-Маунтинз.

— Да? — Клэр явно отнеслась к этим сведениям с сомнением. — Он не выглядит старым.

— Ему больше ста лет. Построен… — для верности Хиллари заглянула в путеводитель, который держала в руке, — в 1879 году.

— Какой же это старый! — британское произношение Клэр с двойной вескостью отметало претензии экспоната на седую старину. — Дому моей сестры в Англии — двести лет, и даже тут еще не о чем говорить.

— Время — понятие относительное, — возразила Хиллари как можно вежливее, тем паче что поведение Клэр крайне ее раздражало. — Соединенные Штаты Америки и сами существуют неполных двести двадцать лет.

— Да, конечно… Все же он какой-то не очень уютный. — Клэр постаралась помягче выразить свое пренебрежительное мнение о доме. — Затхлый какой-то внутри и сырой.

— Бекки Кейбл прожила в нем всю жизнь, до девяноста шести лет. Думается, она чувствовала себя в нем вполне хорошо.

Хиллари могла понять, почему Клэр находит странным, что американцы так носятся со зданиями, вовсе не столь уж древними, в особенности по сравнению с английской стариной. Но сейчас Клэр не в Англии, а в стране, где за последние два столетия произошли грандиозные перемены. В стране, на которую Клэр, при всей сдержанности ее манер, смотрела сверху вниз.

Единственное, о чем Клэр отозвалась положительно, была дорога в Кейдз-Коув. Дорога, сказала Клэр, напоминает ей родные места.

Отправиться в Национальный парк по окружной трассе предложила Люку Хиллари. Эта дорога с односторонним движением, протяженностью всего в одиннадцать миль, шла по краю высокогорной долины с ухоженными пашнями и зелеными лугами в кольце отрогов Смоки-Маунтинз.

Здесь, на большей высоте, деревья только-только покрылись почками, пышных крон еще не было ни на одном. Солнечные лучи пробивались сквозь зеленое кружево, падая островками на полевое разноцветье: желтую ромашку, горную гвоздику, белый трилистник — все, что цвело, в это время года.

Промелькнуло несколько оленей, пасшихся на открытых полянах, а также лошади и небольшое стадо коров. Настоящая сельская идиллия, мирная и живописная. Хиллари полагала, что Робертсонам это должно прийтись по душе. Но, что касается Клэр, она явно ошибалась.

Однако, сколько бы Клэр ни воротила нос при виде перенесенных в Центр строений, некогда составлявших принадлежность пионерских общин, Хиллари получила от прогулки огромное удовольствие. Ей всегда здесь нравилось, она живо воображала, какую жизнь вели, должно быть, те, кто первыми поселились в Кейдз-Коуве. Кроме старинного амбара, которым всегда восторгалась Хиллари, здесь была водяная мельница с колесом. Мельница была на ходу и молола кукурузу и пшеницу. А еще здесь стояли кузница, кукурузная житница, коптильня и особый вентилируемый амбар, а также соргодробилка для переработки сорго на мелево, из которого варилась патока.

Хиллари с удовольствием отметила, что Энгус, видимо, заинтересовался устройством водяной мельницы и плотины, перегородившей два ручья и снабжавшей водой мельничное колесо. Энгус с Люком внимательно их осматривали, то и дело кивая друг другу и что-то показывая, словно сами все это понастроили.

Хиллари старалась оправдать поведение Клэр отсутствием воображения. Возможно, если бы Клэр представляла себе, какую жизнь вели здесь первые поселенцы, она отнеслась бы с большим интересом к тому, что ей показывали.

— Первым белым поселенцам, а это; были выходцы из Шотландии, Англии, Германии, — поясняла Хиллари, — нужно было выжить в условиях девственного леса.

Теперь к ним присоединились Энгус и Люк, и Энгус, услышав комментарии Хиллари, согласно кивнул.

— Это все напоминает мне Шотландию, — сказал он, поведя руками в сторону горных склонов. — Правда, лес здесь погуще.

— В нашем парке сохранились самые большие в Америке лиственные леса, — вступила в разговор женщина-лесник, сотрудница Центра. — Мы этим обстоятельством очень гордимся, — добавила она улыбаясь и туг же вернулась к группе посетителей, ждавших начала экскурсии.

Ее пояснения продолжила Хиллари:

— Нам очень повезло, что удалось сохранить это место. Как Национальный парк оно существует с начала 30-х годов. А до того времени почти вся земля здесь принадлежала частным лицам — землевладельцам и лесозаготовительным компаниям, и они нещадно вырубали леса. Но нашлись люди, которые пожелали превратить эти склоны в национальный парк. Им нужно было выкупить землю. Часть денег они собрали сами, получая пожертвования по всей Америке. Но сумели собрать только половину необходимой суммы. В последнюю минуту недостающие пять миллионов долларов пожертвовал Джон Рокфеллер-младший, и вот мечта о парке сбылась.

• Предыдущая
• 32/42
• Следующая