Яд Борджиа [Злой гений коварства] - Линдау Мартин - Страница 47

• Предыдущая
• 47/132
• Следующая

Принцу Альфонсо не трудно было убедить монаха выпить с ним вместе. Отказавшись раза два, Биккоццо согласился на уступку, а затем отдал должное закускам и винам, стоявшим на столе. Во время еды он не переставал говорить о Бруно Ланфранки, и Альфонсо узнал много подробностей из жизни того.

Доминиканца все считали родом из Испании, а между тем, он происходил из старинной итальянской фамилии Ланфранки. Он только долго жил в Испании, изучая медицину, а затем посещал на юге еврейские школы.

– Во время учения, – рассказывал Биккоццо, – отец Бруно почувствовал вдруг отвращение к мирской суете. Он странствовал по языческим землям, и, с благословения Савонаролы [21], чьим горячим приверженцем он был, начал проповедовать его учение. Ужасная смерть учителя не испугала отца Бруно. От многих опасностей его спасало расположение донны Лукреции. Будучи несчастна в своем замужестве с Джованни Сфорцой, она искала утешения и совета у отца Бруно. Вскоре после этого произошел ее развод с мужем, и отец Бруно был назначен ее духовником, несмотря на то, что многие духовные лица, старшие по сану, добивались этой чести.

Альфонсо подумал, что, сделавшись духовником Лукреции, Бруно преследовал не только религиозные, но и политические цели. Его в этом еще более убедило сознание Биккоццо, что отец Бруно слишком много времени проводил во дворце Борджиа, манкируя своими церковными обязанностями. В конце концов духовник Лукреции почувствовал угрызения совести, потому что хотел отказаться от должности духовника. Но его отказа не принимали, и тогда отец Бруно тайком ушел из Рима и уехал в Иерусалим. Биккоццо сопровождал его во всех его странствованиях. Они долго блуждали по Сирии и Палестине, вербовали прозелитов и поддерживали маленькие группы христиан в иноверческих землях. В конце концов они снова вернулись в Рим, как раз в то время, когда Лукреция праздновала свадьбу со вторым мужем, принцем Салернским. Убийство принца, совершившееся вскоре после свадьбы, снова заставило молодую женщину искать утешения в религии. Она лично явилась к доминиканцу и умоляла его сделаться снова ее духовником. Бруно ни за что не соглашался. Он находил, что Лукреция совершила преступление, вступив во второй брак, за что Бог и покарал ее. Неотступные мольбы молодой женщины победили упрямство монаха, и он сделался ее духовником, не оставляя при этом своих публичных проповедей. Количество его учеников увеличивалось с каждым днем. По протекции Лукреции, Бруно должен был на следующий день читать свою реформаторскую проповедь в соборе Святого Петра в присутствии многочисленной толпы.

Биккоццо испугался, услышав, что на монастырских часах пробила полночь. Он извинился перед гостем за свою болтливость в то время, как рыцарь, несомненно, нуждается в отдыхе, и начал торопливо приготовлять для него постель. Альфонсо напомнил монаху о лампе, и тот, рассыпаясь в благодарностях, шатаясь, отправился наверх.

Через несколько минут он вернулся и сообщил гостю, что отец Бруно так погружен в молитву, что не слышал его прихода и не заметил другой лампы. После этого веселый монах и Альфонсо улеглись спать.

На утро юбилейного торжества принца Альфонсо разбудили грохот орудий и звон колоколов. Биккоццо стоял у очага и приготовлял завтрак. Отец Бруно уже ушел, так как хотел видеть процессию монахов своего ордена, и перед уходом отдал приказ не беспокоить рыцаря. Альфонсо пошел купаться в прозрачной воде ручейка, пока Биккоццо приготовлял завтрак, а когда вернулся, был поражен, в какой степени изменилось настроение монаха. Он уже больше не болтал так, как накануне, и еле отвечал на вопросы гостя. В конце концов Биккоццо признался, что он очень озабочен: он боялся, что отец Бруно вызовет возмущение своей проповедью, вследствие чего, несмотря на сильную протекцию Лукреции, и сам он, и его друзья могут дорого поплатиться. Бруно ушел из дома, ничего не евши, и посоветовал Биккоццо не сопровождать его в тот день. Тем не менее, монах твердо решил сейчас же после завтрака пойти искать своего господина. Альфонсо охотно пошел бы вместе с ним, но, вспомнив о своем условленном свидании с Мириам, расстался с Биккоццо в том месте, где нужно было свернуть к форуму. Собственно, Альфонсо мало рассчитывал на то, что Мириам сдержит свое обещание, да притом уверенность в виновности Лукреции настолько поглотила его, что все остальное казалось ему лишь праздным любопытством.

На форуме собралась уже значительная толпа людей разных сословий и положений, и Альфонсо пожелал в душе, чтобы Мириам не пришла. Прождав напрасно молодую еврейку довольно значительное время, он начал разыскивать ее среди праздничной толпы, когда убедился, что Мириам нет на площади, то решил пойти к ней в гетто. Он вспомнил, что она жила в доме, где помещается аптека, а потому он мог войти туда, не возбуждая ничьего подозрения, как будто желая купить лекарство. Он рассчитывал на то, что, может быть, ему удастся каким-нибудь образом напомнить молодой девушке о данном ею обещании.

Подойдя к воротам гетто, Альфонсо узнал от часового, что в течение всей праздничной недели ни один христианин не может войти в пределы гетто. Однако, Альфонсо не так легко отказывался от раз задуманного намерения. Увидев, что он не может проникнуть через ворота, он пошел к обход, чтобы добраться до дома Мириам таким же путем, каким он вышел оттуда накануне. Но и здесь его ожидало разочарование. Вода в канале стояла так высоко, что совершенно преграждала доступ. Это обстоятельство заставило рыцаря предположить, что евреи узнали о его посещении и умышленно подняли воду в канале. Само собой, разумеется, что тревога Альфонсо относительно судьбы Мириам после этого еще усилилась.

С целью узнать что-нибудь о безумной еврейке, рыцарь вернулся на площадь, где собралась толпа со всех концов города. Обедню должны были служить в старом константиновском соборе, но так как последний не мог вместить всех жаждущих попасть туда, то лишь часть паломников проникла в храм, остальные же стояли на площади и через широко открытые двери собора старались увидеть и услышать то, что происходит в храме. Благодаря своему полумонашескому одеянию и физической силе, Альфонсо удалось сравнительно легко пробраться, сквозь толпу и войти в базилику.

Служба не начиналась, так как папа и его двор были еще в Ватикане, где Александр VI принимал поздравления от высокопоставленных гостей. Альфонсо с любопытством осматривался вокруг и был крайне поражен, заметив, что на него обращено внимание присутствующих. Как только один из пажей, равнодушно озиравших толпу, увидел его, он быстро подошел к нему и почтительно спросил, не он ли того Альфонсо Равенна. Принц, принявший это имя для того, чтобы отвлечь от себя любопытство, ответил утвердительно и паж радостно убежал куда-то. Через несколько минут явился церемониймейстер Бурхард.

– Его святейшество желает видеть вас, – обратился он к Альфонсо. – Следуйте за мной!

Опираясь на свой серебряный жезл, Бурхард пошел вперед, но рыцарь не спешил последовать за ним. Только когда церемониймейстер, дойдя до дверей Ватикана, оглянулся и повелительным жестом вторично пригласил Альфонсо войти, он не счел возможным отказаться от приглашения.

Широкая лестница из мрамора спускалась вниз и вела в огромный зал, где на троне восседал Александр. Глазам Альфонсо представилась грандиознейшая картина. К папскому престолу тянулась непрерывная цепь роскошно одетых знатных особ в духовном и светском платьях. Все подходили по очереди к трону, целовали ногу папы и, поздравив его, отходили назад, где позади трона образовалась уже целая толпа нарядных гостей. Когда Альфонсо вошел в зал, к ногам папы склонялась донна Лукреция, которую сопровождала свита из красивейших знатных дам Рима. Его святейшество поднял молодую женщину, нежно поцеловал ее и посадил рядом с собой с правой стороны. Когда Лукреция откинулась на спинку кресла, ее взоры встретились вдруг со взглядом Альфонсо. Она вздрогнула, и яркая краска залила ее щеки, но в следующее же мгновение она побледнела, как мраморное изваяние. Рыцарь сильно волновался, подходя к трону папы, чувствуя, что на него обращены взоры всех присутствующих. Лукреция между тем, овладела собой. На ее прекрасном лице выражалось удовольствие, в чудных глазах сверкали слезы. Когда Альфонсо склонился к ногам папы, она радостно воскликнула:

• Предыдущая
• 47/132
• Следующая