Путешествие к Арктуру - Линдсей Дэвид - Страница 39

• Предыдущая
• 39/64
• Следующая

– Интересная легенда, – заметил Маскалл. – Но кто такой Крэг?

– Говорят, что когда мир родился, с ним родился Крэг – дух, состоящий из частиц Маспела, которые Создатель не знал, как преобразовать. И с тех пор ничто в этом мире не шло так, как надо, потому что Крэг повсюду следует по стопам Создателя и разрушает все, что тот творит. К любви он добавляет смерть; к сексу – стыд; к разуму – безумие; к добродетели – жестокость; к красивой внешности – кровавые внутренности. Таковы поступки Крэга, поэтому те, кто любит этот мир, зовут его дьяволом. Они не понимают, Маскалл, что без него мир потерял бы свою красоту.

– Крэг и красота! – воскликнул он с циничной улыбкой.

– Именно так. Та самая красота, в поисках которой мы сейчас путешествуем. Та красота, ради которой я отвергла мужа, детей и счастье… Неужели ты считал, что красота приятна?

– Конечно.

– Та приятная красота – это безжизненная смесь Создателя. Чтобы увидеть красоту в ее ужасной чистоте, нужно оторвать от нее удовольствие.

– Ты говоришь, что я ищу красоту, Глимейл? У меня и мысли такой не было.

Она не ответила на это замечание. Подождав несколько минут, не заговорит ли она снова, он опять повернулся к ней спиной. Они молчали до самого прибытия на остров.

К тому времени, как они приблизились к его берегам, воздух стал прохладным и сырым. Бранчспелл почти касался моря. Остров оказался длиной около трех-четырех миль. Сначала шла широкая полоса песка, потом низкие темные скалы, а за ними множество невысоких холмов, полностью лишенных растительности. Течение подходило к берегу ярдов на сто, а затем круто поворачивало и шло вдоль суши.

Глимейл спрыгнула в воду и поплыла к берегу, Маскалл последовал ее примеру, а покинутый плот быстро скрылся из вида, уносимый течением. Вскоре их ноги коснулись дна, и они смогли идти оставшуюся часть пути. К тому времени, как они вышли на сушу, солнце село.

Глимейл направилась прямо к холмам; и Маскалл, бросив один взгляд на низкие неясные очертания Умфлешского леса, последовал за ней. Вскоре они взобрались на скалы. Далее подъем был пологим и легким; идти по сухой коричневой почве было нетрудно.

Немного в стороне, слева от них, светилось что-то белое.

– Нет необходимости подходить туда, – сказала женщина. – Это не что иное, как один из тех скелетов, о которых говорил Полкраб. И смотри – вон там еще один!

– Убедительно! – заметил Маскалл, улыбаясь.

– Нет ничего смешного в том, чтобы умереть во имя красоты, – сказала Глимейл, хмуря брови.

И когда вдоль всего их пути он увидел бесчисленные человеческие кости, ослепительно-белые и грязно-желтые, разбросанные повсюду, будто он шел по обнажившемуся кладбищу среди холмов, он согласился с ней и впал в уныние.

Было еще светло, когда они достигли наивысшей точки и перед ними открылась другая сторона острова. Море на севере ничем не отличалось от того, которое они пересекли, но его яркие краски быстро исчезали в сумерках.

– Вон Маттерплей, – сказала женщина, указывая пальцем на какую-то невысокую полоску суши на горизонте, до которой, как показалось Маскаллу, было еще дальше, чем до Умфлеша.

«Интересно, как добирался Дигран», – подумал Маскалл.

Неподалеку, в углублении, окруженном небольшими холмами, они увидели маленькое круглое озеро, не больше полумили в диаметре. В его воде отражались краски закатного неба.

– Это, должно быть, Айронтик, – заметила Глимейл.

– Что это?

– Я слышала, что это инструмент, на котором играет Эртрид.

– Мы приближаемся к цели, – ответил он. – Пошли посмотрим.

Приблизившись, они увидели на противоположной стороне человека, лежащего в позе спящего.

– Кто это, если не он сам? – сказал Маскалл. – Пройдем по воде, она нас выдержит; сэкономим время.

Теперь он взял на себя руководство и, быстро шагая, начал спускаться по склону, граничащему с этим берегом озера. Глимейл с достоинством следовала за ним, как завороженная, не сводя глаз с лежащего человека. Дойдя до воды, Маскалл попробовал ее ногой, чтобы убедиться, выдержит ли она его вес. Вода выглядела немного необычно, что заставляло его сомневаться. Поверхность воды была спокойной, темной, отлично отражающей, походившей на зеркало жидкого металла; убедившись, что вода его выдержит и ничего не случилось, он поставил на поверхность вторую ногу. Мгновенно всем телом он ощутил мощный удар, как от сильного электрического тока, и беспомощно рухнул обратно на берег.

Придя в себя, он отряхнулся от грязи и направился в обход озера. Глимейл пошла за ним, и они вместе описали полукруг. Подойдя к человеку, Маскалл ткнул его ногой. Тот проснулся и, моргая, уставился на них.

Его бледное, нерешительное, безучастное лицо выразило неудовольствие. На подбородке и голове торчали жидкие пучки черных волос. На лбу у него вместо третьего глаза находился абсолютно круглый орган с замысловатыми завитками, похожий на ухо. От человека неприятно пахло. На вид ему было не очень много лет.

– Просыпайся, приятель, – резко сказал Маскалл, – и скажи, не ты ли Эртрид.

– Который час? – задал тот встречный вопрос. – Скоро ли взойдет луна?

И, не ожидая ответа, он сел и, отвернувшись от них, принялся загребать рукой землю и равнодушно есть ее.

– Как ты можешь есть эту грязь? – с отвращением спросил Маскалл.

– Не сердись, Маскалл, – сказала Глимейл, кладя руку ему на плечо и слегка краснея. – Это Эртрид – человек, который должен нам помочь.

– Он этого не сказал.

– Я Эртрид, – сказал тот слабым глухим голосом, который, однако, поразил Маскалла диктаторским тоном. – Что вам здесь нужно? Впрочем, вам лучше бы убраться отсюда как можно скорее, а то, когда взойдет Тиргельд, будет слишком поздно.

– Не нужно объяснять, – воскликнул Маскалл. – Твоя репутация нам известна, и мы пришли послушать твою музыку. Но для чего этот орган у тебя на лбу?

Эртрид свирепо взглянул на него, затем улыбнулся, затем вновь посмотрел зло.

– Он для ритма, который и есть то, что превращает шум в музыку. Не стой тут и не спорь, а уходи прочь. Мне не доставляет удовольствия заваливать остров трупами. Они портят воздух, и ничего больше.

Темнота уже быстро опускалась на местность.

– Ты довольно болтлив, – холодно сказал Маскалл. – Но после того, как мы послушаем твою игру, может, я и сам попробую извлечь какой-нибудь мотивчик.

– Ты? Значит, ты музыкант? Ты хоть знаешь, что такое музыка?

В глазах Глимейл плясал огонь.

– Маскалл считает, что музыка находится в инструменте, – сказала она в своей напряженной манере. – Но она в душе Мастера.

– Да, – сказал Эртрид, – но это не все. Я скажу тебе, что такое музыка. В Триле, где я родился и вырос, мы узнаем тайну Троицы в природе. Простирающийся перед нами мир имеет три измерения. Длина это линия, отделяющая сущее от не сущего. Ширина это поверхность, показывающая, каким образом одна вещь сущего уживается с другой. Глубина это тропа, ведущая от сущего к нашему собственному телу. И в музыке точно также. Звук – это существование, без которого вообще ничего быть не может. Размер и Ритм – это форма сосуществования звуков. Эмоция – это движение нашей души к создаваемому чудесному миру. И люди, создавая музыку, привыкли строить красивые звуки, потому что они вызывают наслаждение. Поэтому их музыкальный мир основывается на удовольствии; его размер правилен и очарователен, его эмоции нежны и приятны… Но моя музыка основана на звуках, несущих боль, и поэтому ее размер неистов, и его вообще трудно уловить, ее эмоции мучительны и приводят в ужас.

– Если бы я не ждал от твоей музыки оригинальности, я сюда бы не пришел, – сказал Маскалл. – Но все же объясни – почему грубые звуки не могут иметь простого размера или формы? И почему они обязательно должны вызывать у нас, слушателей, более глубокие эмоции.

– Удовольствия могут гармонировать. Муки должны дисгармонировать; и в порядке их дисгармонии лежит размер. Эмоции следуют за музыкой, которая груба и серьезна.

• Предыдущая
• 39/64
• Следующая