Стихотворения. Поэмы. Проза - Случевский Константин Константинович - Страница 32
- Предыдущая
- 32/89
- Следующая
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:
32
«Погасало в них былое…»
Погасало в них былое,
Час разлуки наступал;
И, приняв решенье злое,
Наконец он ей сказал:
«Поднеси мне эту чашу!
В ней я выпью смерть свою!
Этим связь разрушу нашу —
Дам свободу бытию!
Если это не угодно
Странной гордости твоей,
Волю вырази свободно,
Кинь ты чашу и разбей!»
Молча, медленно, высоко
Подняла ее она
И — быстрей мгновенья ока
Осушила всю до дна…
«Полдень декабрьский! Природа застыла…»
Полдень декабрьский! Природа застыла;
Грузного неба тяжелую высь
Будто надолго свинец и чернила
Всюду окрасить любовно взялись.
Смутные мысли бегут и вещают:.
Там, с поднебесной, другой стороны
Светлые краски теперь проступают;
Тучи обласканы, жизни полны.
Грустно тебе! Тяжело непомерно,
Душу твою мраком дня нагнело…
Слушай, очнись! Несомненно, наверно
Где-нибудь сыщешь и свет, и тепло.
«В чудесный день высь неба голубая…»
В чудесный день высь неба голубая
Была светла;
Звучали с церкви, башню потрясая,
Колокола…
И что ни звук, то новые виденья
Бесплотных сил…
Они свершали на землю схожденье
Поверх перил.
Они, к земле спустившись, отдыхали
Вблизи, вдали…
И незаметно, тихо погасали
В тенях земли…
И я не знал под обаяньем звона:
Что звук, что свет?
Для многих чувств нет меры, нет закона
И прозвищ нет!..
«Заката светлого пурпурные лучи…»
Заката светлого пурпурные лучи
Стремятся на гору с синеющей низины,
И ярче пламени в открывшейся печи
Пылают сосен темные вершины…
Не так ли в Альпах горные снега
Горят, когда внизу синеет тьма тенями…
Жизнь родины моей! О, как ты к нам строга,
Как не балуешь нас роскошными дарами!
Мы силами мечты должны воссоздавать
И дорисовывать, чего мы не имеем;
То, что другим дано, нам надо отыскать,
Нам часто не собрать того, что мы посеем!
И в нашем творчестве должны мы превозмочь
И зиму долгую с тяжелыми снегами,
И безрассветную, томительную ночь,
И тьму безвременья, сгущенную веками…
«А! Ты не верила в любовь! Так хороша…»
А! Ты не верила в любовь! Так хороша,
Так явственно умна и гордостью богата,
Вся в шелесте шелков и веером шурша,
Ты зло вышучивала и сестру и брата!
Как ветер царственный в немеряной степи,
Ты, беззаботная, по жизни проходила…
Теперь, красавица, ты тоже полюбила,
Насмешки кончились… Блаженствуй и терпи!
«Не наседайте на меня отвсюду…»
Не наседайте на меня отвсюду,
Не говорите сразу, все, толпой,
Смутится мысль моя, и я сбиваться буду,
Вы правы будете, сказавши: «Он смешной!»
Но если, медленно окрепнувши в раздумье,
Я наконец молчание прерву,
Я, будто в море, в вашем скудоумье,
Под прочным парусом спокойно поплыву.
Что я молчал так долго, так упорно,
Не признак слабости мышленья и души…
Не все то дрябло, хило, что покорно…
Большие силы копятся в тиши!
«Славный вождь годов далеких…»
Славный вождь годов далеких!
С кем тебя, скажи, сравню)
Был костер — в тебе я вижу
Сиротинку-головню.
Все еще она пылает…
Нет, не то! Ты — старый дуб,
В третьем царствованьи крепок
И никем не взят на сруб.
Много бурь в тебе гудело,
И, спускаясь сверху вниз,
Молний падавших удары
В ленту черную свились.
Все былое одолел ты
От судеб и от людей;
Не даешь ты, правда, цвета,
Не приносишь желудей…
Но зато листвою жесткой
Отвечать совсем не прочь
И тому, что день подскажет,
Что тебе нашепчет ночь!..
Голоса твоей вершины —
В общей музыке без слов —
Вторят мощным баритоном
Тенорам молодняков…
«Гляжу на сосны, — мощь какая…»
Гляжу на сосны, — мощь какая!
Взгляните хоть на этот сук:
Его спилить нельзя так скоро,
И нужно много, много рук…
А этот? Что за искривленье!
Когда-то, сотни лет назад,
Он был, бедняга, изувечен,
Был как-нибудь пригнут, помят.
Он в искривлении старинном
Возрос — и мощен, и здоров —
И дремлет, будто помнит речи
Всех им подслушанных громов.
А вот вблизи — сосна другая:
Ничем не тронута, она,
Шатром ветвей не расширяясь,
Взросла — красива и стройна…
Но отчего нам, людям, ближе
И много больше тешат взор
Ветвей изломы и изгибы
И их развесистый шатер?
32
- Предыдущая
- 32/89
- Следующая
