Люби меня вечно - Линдсей Джоанна - Страница 20

• Предыдущая
• 20/62
• Следующая

— Увидимся позже, милочка. Она, ошарашенная его признанием, крикнула, когда за ним уже закрылась дверь:

— И больше меня так не называйте!

Прошло еще несколько секунд, прежде чем она поняла, что осталась одна, и кинулась к двери, чтобы ее запереть. С этого дня она станет запирать дверь своей комнаты! Ну до чего же нахален этот шотландец! Имел наглость заявить, будто она хочет, чтобы он заставил ее передумать.

Она даже фыркнула. Можно подумать, у него получится.

Увеселения шли своим чередом. Они провели еще несколько дней в Лондоне и даже однажды вечером отправились в театр. Кимберли удалось ненадолго отвлечься от своих забот, и она получила немалое удовольствие, наблюдая за игрой актеров.

В их последний вечер в Лондоне был еще один бал, на котором она продолжила знакомство с лордом Кентом и Говардом Кэнстоном. Оба сообщили ей, что получили приглашение погостить в Шерринг-Кроссе, и казались страшно довольными: похоже, знакомство с герцогом Ротстоном рассматривалось как немалое достижение.

Было на балу и еще несколько интересных джентльменов, один из которых совершенно опьянел и даже сделал Кимберли предложение прямо во время танца. Она, конечно, не приняла его всерьез, учитывая состояние джентльмена, но чувствовала себя польщенной.

Ее первое предложение! Ну на самом деле оно было не совсем первым, но остальные два Кимберли не считала. Ее первая помолвка была устроена, когда она была еще младенцем. А Лахлан просто сказал, что готов на ней жениться, — это не настоящее предложение, но, надо полагать, нечто похожее. Кимберли была убеждена, что существует огромная разница между «готов» и «хочу», а в его предложении слово «хочу» отсутствовало.

Ей не удавалось избегать Лахлана, хоть она и прилагала все усилия к тому, чтобы встречаться с ним как можно реже. Она видела его на торжественных обедах, проходивших всегда в одно и то же время. Кроме того, он появлялся на тех же увеселениях, что и она, но теперь Кимберли знала, почему — он приехал в Шерринг-Кросс специально для того, чтобы найти супругу, и, как все считали, именно этим и был занят.

Досадно, что увлечение герцогиней мешало ему в этом деле. А еще досаднее то, что Кимберли с самого начала знала об этом увлечении. Иначе она была бы с ним гораздо любезнее — ради Лахлана стоило рискнуть отцовским расположением. Да и он испытывал к ней какой-то интерес: ведь он целовал ее — и не один раз — и занимался с ней любовью.

Но, к несчастью, Кимберли знала, кому отдано его сердце. И даже если бы Лахлан опомнился и перестал добиваться склонности Меган, если бы попытался найти себе жену (что ему, видимо, нужно было по финансовым соображениям), его избранница не стала бы его истинной любовью. Он тосковал бы по своей возлюбленной, а его жену можно было только жалеть.

Через неделю после их возвращения в Шерринг-Кросс там собралось немало гостей, не считая завсегдатаев, появлявшихся чуть ли не каждый день. Приехали Джон Кент и Говард Кэнстон. Среди вновь прибывших были три молодые девушки, которые, как и Кимберли, оказались на ярмарке невест. Их пригласила либо сама герцогиня, либо тетка Лахлана Маргарет.

Кимберли не очень-то обрадовалась их появлению. Все три были моложе ее и, на ее взгляд, гораздо привлекательнее. Если бы две из них не приехали в сопровождении красивых неженатых братьев, то Кимберли вообще собрала бы вещи и вернулась в Нортумберленд, потому что в присутствии этих трех милашек ей трудно было рассчитывать на внимание джентльменов.

Леди Моника Элгар — миниатюрная блондинка с очень светлыми волосами и голубыми глазами — обладала замечательным чувством юмора и веселила окружающих, особенно джентльменов. Джон Кент, увидев ее, перестал замечать всех остальных.

Леди Эдит Уайнстон, живая рыжеволосая девушка с прелестными светло-серыми глазами, вела себя немного шумно, но была так хороша собой, что этого, казалось, не замечал никто, кроме Кимберли. Она никогда не робела и готова была вступить в любой разговор и высказать собственное мнение, противоположное остальным. Как правило, Эдит оказывалась не права. Правду сказать, она была неумна и часто говорила нелепые вещи, но, похоже, джентльменов это не отталкивало.

А вот Джейн Карлайл была воплощением идеала юной леди — стройна до худобы (по мнению Кимберли), со светлыми волосами и глазами цвета янтаря. Именно этот образ соответствовал требованиям женской красоты. Вела она себя безупречно: ела правильно, говорила правильно, ни в чем не отступала от этикета — и к тому же была добра. По крайней мере в этом уверяла всех окружающих ее назойливая мамаша. Никому и в голову не могло прийти сомневаться в словах этой неукротимой дамы. Хотя какому нормальному джентльмену захочется получить эту даму в качестве тещи…

Кроме Гектора Карлайла и Кристофера Элгара, присоединившихся к обществу, в Шерринг-Кроссе остановился и овдовевший маркиз, который приехал к герцогу по делам, но соглашался на приглашение немного отдохнуть и принять участие в развлечениях, которые Меган запланировала на ближайшие недели. Его звали Джеймс Трэверс, ему было около сорока — немного больше того, на что надеялась Кимберли. Однако никто не спорил с тем, что он — прекрасная партия.

Щегольски-красивый, темноволосый и синеглазый, Джеймс был к тому же неприлично богат, как шепотом сообщила всем Лусинда. И хотя он не искал жену, имея двух малолетних сыновей от первого брака, он не относился и к тем, кто бежит от супружества. Меган уверила Кимберли, что Джеймс еще не встретил женщины, которая могла бы занять место его умершей жены.

Кимберли понравился Джеймс. Ее разговоры с ним всегда были интересными и оживленными, никогда не прерываясь из-за того, что им было нечего друг другу сказать. Иногда долгие паузы заставляют обоих собеседников испытывать неловкость — с Джеймсом она никогда не оказывалась в таком неудобном положении. А с тех пор как он увидел ее улыбку, он старался почаще рассмешить ее — и это ему легко удавалось.

И тем не менее, когда гости собирались вместе, Лахлан постоянно оказывался поблизости, и Кимберли всегда ощущала его присутствие, с кем бы она в тот момент ни разговаривала. Одно дело избегать его, другое — не замечать, когда он находится рядом… Бывало…

Однажды, перед возвращением из Лондона, она проходила мимо него в коридоре, и он весьма сухо заметил:

— Как вы сегодня мило выглядите, леди Кимберли, — и тут же без паузы добавил:

— А ты знаешь, что в результате того, что мы сделали, бывают детки?

Она зарделась от комплимента, а от последней фразы покраснела до корней волос. Он неспешно удалился, прежде чем она сообразила, как можно ответить. Видимо, он просто просветил ее на тот случай, если она сама не знала.

Кимберли решила, что это — настоящая подлость; он намеренно хотел заставить ее тревожиться, однако оказалось, что он говорил об этом по другой причине: готовил ее к своей следующей невероятной фразе, которую снова произнес ни с того ни с сего.

Они обедали в обществе не менее тридцати гостей, но каким-то образом он заставил выйти из комнаты джентльмена, сидевшего слева от нее. Непонятно, как ему удалось этого добиться, но он уселся на его место, словно был уверен, что тот уже не вернется. Кимберли неплохо притворялась, будто вообще его не видит, но в разговоре участвовали все.

Между двумя фразами Лахлан вдруг наклонился к ней и сказал:

— Ты обязательно скажешь мне, если у тебя будет мой ребенок, Ким. Я страшно рассержусь, если ты скроешь такое от меня.

Неделю спустя она разыскала его и радостно сообщила:

— У меня не будет никаких детей, Макгрегор, пока я не выйду замуж, как полагается.

Невероятно, но, похоже, эта новость не успокоила его. Кимберли же определенно испытала чувство облегчения: можно было не торопиться искать мужа и не рассказывать отцу о том, что произошло. Хотя она не собиралась оттягивать решение и обременять своим присутствием Сент-Джеймсов.

• Предыдущая
• 20/62
• Следующая