Право первородства - Олди Генри Лайон - Страница 5

Личную реальность заклинило. Артуру казалось: он застрял в дверной «вертушке», которую шутки ради поставили на стопор. И вот — ни туда, ни сюда. Он мог только пялиться на мир сквозь мутное, засиженное мухами стекло. Там, снаружи, люди беззвучно, по-рыбьи разевали рты. Медленно, словно в толще воды, проплывали автомобили… Чужая, бессмысленная, но всё-таки жизнь. А его жизнь уложили на обе лопатки.

Он не сразу заметил, что Толик свернул с обычного маршрута. Автомобиль охраны — такой же Lexus LX570, как у самого Чисоева, — следовал в десяти метрах позади, как привязанный.

— Ты куда?

— Проспект Гагарина перекрыли, — не оборачиваясь, отозвался Толик. Авария, что ли? Или ЧП… Я сейчас по радио найду. Можно, Артур Рустамович?

Толик знал: шеф не любит радио. Но водителя распирало от любопытства. Из-за чего перекрыли целый проспект? Все, небось, уже знают, один он…

— Ищи, — отмахнулся Артур.

Не веря своему счастью, Толик поскорее — пока шеф не передумал — ткнул пальцем в кнопку, безошибочно попав на канал «горячих новостей».

— …для установки рекламного билборда, — ворвался в салон взволнованный женский голос. — Работы вела бригада уроженцев Камеруна…

— И до нас докатилось, — буркнул Толик. Бритый затылок водителя побагровел от сильных чувств. — Политкорректность! Нет чтоб сказать по-честному: «негров». И всем понятно. «Уроженцы Камеруна», блин… Да хоть Буркина-Фасо!

В школе у Толика по географии было «отлично».

Профессионально взволнованная дикторша, ЧП на проспекте, ворчание Голика, проблемы камерунских негров — всё это было фуфлом. Плюнуть и растереть. Артур достал из кармана мобильный, включил, изучил список пропущенных вызовов. Геныч, снова Геныч, Шамиль в ассортименте, кто-то из юротдела, зампредправ банка, опять Геныч, директор отеля… Короедов. Кто такой Короедов? А, ну да, директор рекламного агентства… Геныч. Селиванова из благфонда…

Звонка от Ксюхи не было. Чисоев открыл список СМС за двое суток. Нет, он ничего не проглядел. Сообщений от Ксюхи тоже не было. Артур набрал номер дочери.

«Абонент временно недоступен. Перезвоните позже».

В прошлый раз ему ответили: «Абонент не может сейчас ответить на ваш звонок. Перезвоните позже». А ещё раньше — просто длинные гудки. Трубку никто не брал.

— …как сообщил рабочий, металлическая свая неожиданно целиком провалилась под землю! — в голосе дикторши звучал странный, почти сексуальный восторг. — Несмотря на это, бригада продолжила работу. Одна за другой сваи исчезали под землёй, но это не остановило упорных камерунцев…

— Во придурки! — икнул, давясь смехом, Толик.

Он украдкой покосился на шефа. Толику частенько влетало от Чисоева за привычку болтать за рулём, комментируя что ни попадя. Он честно пытался сдерживать словесный понос, но получалось плохо. «Уволит!» — с тоской думал Толик после очередной головомойки. К счастью, отменная пунктуальность, двадцатилетний водительский стаж и прекрасное знание города спасали болтуна. Чисоев профессионалами не разбрасывался.

Не интересуясь терзаниями водителя, Артур вновь набрал номер дочери. Где ты, Ксюха? Возьми трубку чтоб тебя! Он привык к закидонам дочери, смирился с ними. Ксения Артуровна — погода на улице. Можно ругаться, можно терпеть, но сделать ничего нельзя. К сожалению, старые привычки, основанные на опыте, дали сбой. Сейчас сам опыт рушился в тартарары.

«Абонент находится вне зоны досягаемости».

Они с Викой договорились заранее: если родится сын, назовут Рустамом. В честь Артурова отца. Если дочь — Ксенией. Так хотела Вика, и Чисоев не стал возражать. Он никогда не спрашивал у жены: почему Ксенией? В честь кого? Или просто так? Теперь уже и не спросишь… «Типун тебе на язык! — Артур оскалился, словно мог вцепиться в глотку себе-дураку. — Спросишь! Ты у неё обязательно спросишь!» Мы сделали всё, что могли, сказал профессор Кличевский. Вашей жене удалили разорванную селезёнку. У нее перелом таза и политравма мягких тканей. Кровотечение в брюшной полости остановлено. Виктория Сергеевна без сознания на аппарате искусственного дыхания.

К сожалению, нам пока не удалось вывести её из комы.

«Какие шансы?» — спросил Артур.

Профессор пожал плечами: я не гадалка. Она может очнуться завтра или не очнуться никогда. Сын генерал-лейтенанта медицинской службы Николая Кличевского, оперировавшего под артобстрелом, в землянке, при свете горящих свёрнутых газет, профессор считал лукавую надежду злейшим даром Пандоры.

«Я могу перевезти её в израильскую клинику?» — спросил Артур.

Нет, ответил профессор.

«В немецкую? К Гильзбаху?»

Нет. Это убьёт её.

«Лекарства? Оборудование? — Артур видел, что профессор обиделся. Впрочем, он давно перестал обращать внимание на обиды собеседников. Кличевский с ним честен, это главное. — Спецпалата? Круглосуточный уход?»

Хорошо, кивнул профессор. Я подготовлю вам список.

Лишь теперь стало видно, что Кличевский едва держится на ногах.

«Мне можно к ней?»

Нет.

«Я только посмотреть…»

Нет. Если произойдут какие-то изменения в состоянии госпожи Чисоевой (Артур отметил сухость тона и смену Виктории Сергеевны на госпожу Чисоеву), вам немедленно позвонят.

Оставьте свой номер телефона и будьте на связи.

«Я понял, — сказал Артур. — Спасибо, профессор».

Если я заговорю о деньгах, понял он, Кличевский даст мне в морду. Плюнет на разницу в возрасте и силе и даст. Особенно после Гильзбаха. Не потому, что не берёт. Возьмёт, и по полной программе, со спокойной совестью. Но — позже. Из других рук.

У каждого свои представления о гордости.

«Спасибо», — повторил он.

Профессор ещё раз пожал плечами. Если верите, сказал Кличевский, тогда молитесь. Говорят, помогает.

Артур скрипнул зубами. Он оценил это «говорят».

— …одиннадцатая по счёту свая, — сообщила дикторша, — во что-то ударилась и застряла. Рабочие услышали из-под земли громкий скрежет. Двое испугались и убежали. Остальные не решились бросить порученный им объект и остались на месте. Как оказалось, свая пробила крышу вагона проходившего внизу поезда метро! Лишь по счастливой случайности обошлось без жертв…

Не выдержав, Толик хрюкнул в кулак. Его разбирал здоровый хохот. Толик отдавал себе отчёт: ржать жеребцом рядом с убитым горем шефом — последнее свинство. Да и вообще, зная бешеный норов Чисоева — опасно для жизни. Он давился, притворялся, что его душит кашель, — и едва успел затормозить на красный свет, чего с Толиком давно уже не случалось.

Рефлексы не подвели: скрипнув тормозами, «Лексус» — быть может, чуть резче обычного — встал как вкопанный.

Возле светофора, оседлав хулиганский ВМХ-байк, на каком трюкачат безбашенные подростки, ожидал зелёного амбал-медбрат. Нынешний прикид его вполне соответствовал «стритерскому» велику: жёлто-голубая футболка с надписью «Just do it!» и художественно изорванные шорты из потёртой джинсы. В футболке амбал выглядел куда более накачанным, чем в медицинском халате. С шутливой строгостью он погрозил Артуру пальцем-сосиской: «Смотри, не зевай!»

И, лихо крутнув педали, покатил через переход.

Артур прикипел к нему взглядом. Зажёгся зелёный, Толик плавно тронул с места, а Чисоев всё следил за невозмутимо крутящим педали медбратом, выворачивая шею, пока амбал не скрылся из виду.

«Тачка, небось, крутая? — вспомнил он. — Ну вот и смотри».

Ксюха. Почему она не берёт трубку?!

«Видишь, как оно бывает?»

Ксюха не жила с ними. Когда в семнадцать лет, пользуясь беременностью, как рычагом, она вышла замуж за раздолбая Игорька, Артур подарил им квартиру. Вернее, не «им», а дочери.

Он был против этого брака. Ему с первого взгляда не понравился патлатая сопля Игорёк. Игорь? Гарик? Гоша, черт его дери?! — нет, Игорёк до седых волос, и хоть застрелись. Где такому прокормить семью? Артур не доверил бы зятю мести полы у себя в офисе. Со свойственной ему прямотой Чисоев в лоб заявил дочери: говно, не мужик. И ошибся: Ксюха упёрлась. Замуж, и всё тут! Из отца она верёвки вила, дрянь.