Это дикое сердце - Линдсей Джоанна - Страница 28

• Предыдущая
• 28/53
• Следующая

Кортни торжествовала. У нее хватило мужества устоять, и она гордилась собой.

Она решила пока не выходить из воды, хотя уже начинала дрожать от холода. Нет, она не боялась встретиться с Чандосом, но ей хотелось подождать, пока он остынет. Поэтому, услышав выстрел со стороны привала, она не двинулась с места. Ну да, так она и побежала! Пусть не считает ее дурой! Она отлично понимает, что если уж он прибег к такой уловке, значит, еще не остыл.

Минут через десять Кортни забеспокоилась. А вдруг она ошиблась и это вовсе не уловка? Может, он стрелял в какого-то дикого зверя? А что, если кто-то стрелял в него и… Чандос мертв!

Кортни выскочила из воды, быстро переоделась в сухое белье, нацепила полосатую юбку и белую шелковую блузку. Остальные вещи она понесла в руках, как и сапоги, еще мокрые после переправы. Моля Бога, чтобы не наступить на что-нибудь пресмыкающееся или ядовитое, она побежала к привалу.

Увидев свет от костра, Кортни сбавила темп и все-таки чуть не наступила на змею, лежавшую на дороге. Это была длинная желтовато-красная змея, смертельно ядовитая. Она оказалась мертвой, но Кортни закричала.

— Что? — резко отозвался Чандос, и она почувствовала невероятное облегчение.

Подбежав к костру, она увидела его. Слава Богу, он жив и один! Он сидел у огня и… Тут Кортни остановилась и смертельно побледнела. Сапог был снят с одной его ноги, штанина распорота до колена, по тыльной стороне голени текла кровь, которую он выдавливал пальцами из разреза. Его укусила змея!

— Почему ты не позвал меня? — воскликнула она, задохнувшись от ужаса: он сам пытался помочь себе!

— Ты слишком долго шла сюда после выстрела. Побежала бы ты, если бы я позвал?

— Если бы ты сказал, что случилось, конечно!

— И ты мне поверила бы?

Он знал, знал, о чем она думала! Как же он мог так спокойно сидеть? Но нет — он не должен двигаться, иначе яд сразу распространится по всему телу.

Бросив вещи, Кортни метнулась вперед, схватила походную постель Чандоса и раскатала ее рядом с ним. Сердце ее бешено колотилось.

— Ложись на живот!

— Не учи меня, что делать, женщина! Его тон неприятно поразил Кортни, но, поняв, что ему, наверное, очень больно, она не обиделась. Большая часть его икры стала багрово-фиолетовой. Он туго перетянул ремнем ногу на несколько дюймов выше места укуса в середине икры. Всего на дюйм-другой ниже — и змея укусила бы его в сапог. Какое чудовищное невезение!

— Ты отсосал яд?

Чандос метнул на нее быстрый взгляд. Его глаза сейчас блестели больше обычного.

— Посмотри получше, женщина! Неужели ты думаешь, что я могу дотянуться туда ртом? Кортни растерялась:

— Значит, ты даже не… Ты должен был позвать меня! То, что ты делаешь сейчас, — самое последнее средство!

— А ты об этом все знаешь, да? — огрызнулся Чандос.

— Да! — вскричала Кортни. — Я видела, как отец лечил укушенных змеями. Он врач и… Ты еще не ослаблял ремень? Это надо делать примерно каждые десять минут. О Чандос, ради Бога, ложись! Ну пожалуйста! Дай я отсосу яд, пока еще не поздно!

Чандос уставился на нее долгим взглядом. Она почти не сомневалась, что он откажется. Но нет, пожав плечами, он лег на постель.

— Я сделал хороший разрез, — сказал он слабеющим голосом. — Я видел, что делаю. Вот только ртом мне туда было никак не дотянуться.

— Ты чувствуешь что-нибудь, кроме боли? Слабость? Тошноту? Со зрением все в порядке?

— Ты, кажется, говорила, что врачом был твой отец?

У Кортни немного отлегло от сердца: если он подшучивает над ней, значит, все не так уж плохо!

— Я не просто так спрашиваю тебя, Чандос. Мне надо знать, попал ли яд в кровь.

— Кроме укуса, меня ничего не беспокоит, леди, — со вздохом сказал он.

— Ну ладно, это уже кое-что. Ведь прошло много времени.

Однако Кортни сомневалась в его правдивости. Разве такой человек, как он, признается в том, что чувствует слабость?

Устроившись рядом с его ногой, она взялась за дело. Кортни не испытывала никакого отвращения, но остро сознавала необходимость помочь ему. Ее пугало, что упущено время.

Чандос лежал тихо, только один раз сказал, чтобы она убрала руку с его «чертовой ноги». Кортни продолжала свое дело: отсасывала и сплевывала, отсасывала и сплевывала, но, услышав его просьбу, густо покраснела и старалась больше не касаться его ноги так высоко. Она решила повременить с негодованием. Подумать только, он не может обуздать свою похоть даже сейчас, когда ему больно!

Целый час она трудилась над ним, пока наконец не почувствовала, что больше не может. Губы ее онемели, щеки ныли от напряжения. Место укуса уже не кровоточило, но сильно распухло и покраснело. Хорошо бы наложить на ранку какое-нибудь вытягивающее средство, подумала Кортни. Знай она лекарственные растения, наверняка нашла бы на берегу реки или в лесу что-нибудь для снятия опухоли и вытягивания яда. Но Кортни этого не знала.

Она смочила тряпку холодной речной водой и приложила ее к ранке. Каждые десять минут она ослабляла ремень, а через минуту опять затягивала его.

Она работала не покладая рук, а когда наконец спросила Чандоса, как он себя чувствует, было уже поздно — он потерял сознание, и ее охватил панический страх.

— Если ты отрежешь мне волосы, старик, я убью тебя! — Кортни уже слышала от него эти слова, так же, как и многое другое. У нее сложилось невеселое впечатление о жизни Чандоса.

Всю ночь он бредил и метался в лихорадке. Один раз Кортни задремала, положив голову ему на ноги, но вскоре она проснулась от его крика. Он кричал, что не может умереть, пока они еще не все мертвы. Она попыталась разбудить его, но Чандос оттолкнул ее.

— Черт возьми, Калида, оставь меня в покое, — рявкнул он, — иди в постель к Марио. Я устал.

После этого Кортни уже не трогала его. В очередной раз поменяв ему компресс, она слушала его горячечный бред. Кажется, он заново переживал все перестрелки, драки и спорил с каким-то «стариком». Он разговаривал и с женщинами: с Миарой — почтительно, а с Белым Крылом — ласково-наставительно. Тон его заметно менялся, когда он обращался к ним, и Кортни поняла, что эти женщины очень дороги ему.

Кроме Белого Крыла, он называл еще несколько индейских имен. Был один команчи, видимо, его друг, и он защищал его перед «стариком» так пылко, что Кортни вдруг вспомнила:

Чандос ведь так и не сказал ей, есть ли в нем индейская кровь.

Раньше она никогда серьезно не задумывалась над этим, но это было возможно! А тот странный язык, на котором он иногда разговаривал, вполне мог быть индейским диалектом.

Удивительно, но это совсем не встревожило ее. Индеец или нет — какая разница? Он просто Чандос.

Когда начало рассветать, Кортни уже сомневалась в том, что Чандос поправится. Она так вымоталась за ночь, что просто не знала, чем еще ему помочь. Его рана выглядела так же ужасно, как и вечером, опухоль почти не уменьшилась. Горячка продолжалась, а боль, казалось, усилилась. Однако метания и стоны становились все слабее, словно он терял последние силы.

— О Боже, он сломал ей руки, чтобы она не могла сопротивляться… Проклятый ублюдок… только ребенок. Господи, они все мертвы. — Он перешел на шепот:

— Порви связь… Кошачьи Глазки.

Кортни села, уставившись на него. Он в первый раз назвал ее имя.

— Чандос?

— Не могу забыть… не моя женщина. Его затрудненное дыхание больше всего напугало Кортни. Она встряхнула его, но он не пришел в себя, и Кортни разрыдалась:

— Чандос, пожалуйста…

— Чертова девственница… плохо. Кортни не желала слушать, что он о ней говорит, но то, что он уже сказал, было очень обидно, и она излила свою обиду в гневе:

— Очнись, черт возьми! Тогда ты услышишь, что я тебе скажу! Я тебя ненавижу и скажу тебе об этом, как только ты очнешься! Ты злой, бессердечный, и я вообще не понимаю, зачем потратила всю ночь, пытаясь спасти тебя! Очнись же!

• Предыдущая
• 28/53
• Следующая