Годы прострации - Таунсенд Сьюзан "Сью" - Страница 39

Позже, потягивая бренди за счет заведения, я рассказал ей о моих разнообразных проблемах. О том, что Георгина несчастна, книжный магазин закрывается, а мать рвется на «Шоу Джереми Кайла».

— О, я обожаю ток-шоу Джереми Кайла, — заявила Пандора. — Благодаря Джереми я в курсе того, чем живут низшие классы, что избавляет меня от необходимости посещать эти ужасные районы муниципальной застройки. Обязательно посмотрю передачу с твоей матерью.

— Ну, это будет не прямой эфир, а запись, но я позвоню тебе и сообщу, когда она выйдет.

— Хорошо, мы должны теснее контактировать друг с другом, правда?

Я целиком и полностью с ней согласился.

Она подвезла меня до дома. Неслась как сумасшедшая по нашим проселочным дорогам. Если бы навстречу выехал трактор, не избежать бы нам неминуемой гибели, но, как справедливо заметила Пандора, кому придет в голову сесть на трактор в час ночи.

Подъехав к свинарникам, Пандора глянула на окна:

— Тебе лучше поторопиться, Георгина еще не спит. — И добавила со вздохом: — Как бы я хотела, чтобы и меня кто-нибудь ждал дома.

— Но ты такая умная и красивая, мужчины должны толпами гоняться за тобой.

— Большинство мужчин меня боится. А остальные либо женаты, либо геи, либо у них биполярное расстройство психики.

Дорогой дневник, она выглядела такой одинокой, что мне захотелось обнять ее. Но я лишь попрощался и двинул к дому. Георгина сидела на кухне. Перед ней стояла пепельница, полная окурков, пустая бутылка из-под вина и наполовину полный бокал.

— Ты был с ней, да?

— Мы случайно встретились у Уэйна Вонга.

— Подумать только! — завопила Георгина. — Я принимала эту женщину в моем доме, кормила пастушьей запеканкой!

Спали мы в одной постели, но было такое ощущение, что я лежу на Северном полюсе, а она на Южном.

Проснулся в шесть утра с тяжестью на душе. Тревоги обступили меня со всех сторон. Встал и отправился варить кофе. На кухне сидел Гленн в трусах и камуфляжной майке.

— Ты рано сегодня, — заметил я.

— Я привык так вставать. Из лагеря нам приходится выезжать еще до восхода солнца. — Я поставил чайник на плиту, и Гленн продолжил: — Пап, можно задать тебе один вопрос? Почему ты не пишешь мне каждую неделю, как другие родители?

— Если честно, Гленн, писать-то, в общем, не о чем. Ничего интересного здесь не происходит.

— Мне все интересно, — рассердился Гленн, — любая ерунда. Должен же я знать, как у тебя дела. Я беспокоюсь о тебе. Не хочу, чтобы ты умер, папа.

Вошла Грейси, уселась Гленну на колени, погладила его небритый подбородок:

— Папа, помнишь того мертвого ежика, что мы видели? Он сейчас на небесах?

Только я собрался объяснить разницу между двумя мировоззрениями — креационизмом и теорией разумного замысла, — как Гленн произнес:

— А то, Грейси, конечно, на небесах. И ему там хорошо.

Когда мы завтракали, появилась Георгина в сапогах на запредельно высоких каблуках. И большую черную блестящую сумку, висевшую у нее через плечо, я тоже видел впервые. Я предложил сделать для нее бутерброд с беконом.

— У меня деловой завтрак с Хьюго, — бросила она, поцеловала Грейси, Гленна и удалилась.

Из окна гостиной я наблюдал, как она огибает лужи на подъездной дорожке. Словно шагает по лондонской Оксфорд-стрит.

Георгина приготовила для Грейси школьную форму, но дочь не желала ее надевать. Сидя в гостиной, она беззаботно смотрела свой любимый диск «Классный мюзикл».

— Грейси, — крикнул я, — до выхода из дома у нас осталось десять минут!

Велел Гленну найти щетку для волос, а сам сгреб Грейси в охапку и отнес в ванную. Пока я чистил ей зубы, Гленн расчесал ей волосы и завязал их в довольно неряшливый конский хвост. Лестью, лаской и посулами мы пытались заставить ее надеть школьную форму, в итоге я сдался и разрешил ей надеть костюм Русалочки. От школьного кардигана она тоже отказывалась, пока я не напомнил, что русалки только снизу рыбы. Дочери пришлось признать мою правоту.

Поскольку мы опаздывали, я посадил Грейси на детское сиденье велосипеда и отвез в школу и всю дорогу волновался, как бы рыбий хвост не застрял между спицами. Затем я поехал на терапию и, когда добрался до больницы, во мне уже не осталось ни капли энергии.

Салли сказала, что у меня изможденный вид, и посоветовала отказаться от велосипеда до окончания лечения.

Когда я вернулся домой, предварительно наведавшись на работу, Гленн сообщил, что за родителями приехала машина и они отбыли в Манчестер, где записывается «Шоу Джереми Кайла». У меня сердце упало. А я так надеялся на вмешательство судьбы, которое бы не позволило превратить семью Моул во всеобщее посмешище! Но теперь — увы.

Рано утром позвонила мать из гостиничного номера в Манчестере. Сказала, что Рози и Лукас живут в той же гостинице, но на студию ездят в другой машине. А потом поведала, как вчера вечером они с отцом опустошили мини-бар и, напившись, принялись обсуждать свой брак, в смысле, стоило ли его спасать или лучше было развестись в свое время.

— И к какому же выводу вы пришли? — поинтересовался я.

— Не помним, ни он, ни я. Говорю же, мы были пьяны.

Но при чем тут их брак, спросил я, ведь на телевидение они приехали, чтобы выяснить, кто отец Рози.

Мать объяснила, что после беседы с ассистентом Джереми Кайла они решили «расширить формат» и согласились на проверку на детекторе лжи касательно супружеских измен.

С годами меня все чаще мучает вопрос: а точно ли они мои родители? Ведь у меня с ними нет ничего общего.

Гленн повез Финли-Роуз в Бирмингем. Он хочет купить ей подарок в «Харви Николз»[54].

Терапия.

Вернулся домой, и в половине первого раздался звонок из школы. Директор желала срочно меня видеть. Сел на велосипед, поехал в школу. Нашел кабинет директора — миссис Булл выглядела неприлично молодо для такой должности.

— Спасибо, что пришли, мистер Моул, — начала директриса. — Позвольте я прямиком перейду к делу. Грейси давно вызывает у нас беспокойство. Мы терпели ее своеобразные, мягко выражаясь, наряды. Мы старались, как могли, с юмором воспринимать то, что считали лишь фазой развития. Однако я не могу долее мириться с ситуацией, когда учительский состав уделяет так много времени одной ученице.

— А вам не приходило в голову, миссис Булл, что Грейси, возможно, одаренный ребенок? — осведомился я.

— Нет, не приходило, ни разу. Сегодня утром, когда другие дети собрались в классной комнате на перекличку, Грейси сидела в раздевалке на подставке для обуви, одетая в костюм русалки. Я предложила ей отправиться со мной в класс, но она весьма высокомерным тоном ответила: «Рыбы не умеют ходить». Я настаивала, однако Грейси упорно отказывалась подняться на ноги. Сказала, что подставка для обуви — это большая скала, а пол в раздевалке — «такой особенный океан». Привести ее в класс мне удалось только после того, как я разрешила ей «плыть» на животе, и это отняло непозволительно много времени. Словом, она исчерпала все мое терпение, и я перепоручила ее мисс Натт. Затем, на утренней перемене, я выглянула в окно, которое выходит на игровую площадку, и увидела, что мисс Натт несет Грейси на руках. Ваша дочь кричала: «Рыбы не умеют ходить!» — и, разумеется, очень скоро многие девочки принялись кричать то же самое и упрашивать мисс Натт, а также других учителей, дежуривших на площадке, взять их на руки. Так больше не может продолжаться, мистер Моул. Здесь не аквариум. Здесь школа.

Мысленно я ответил ей: «Разве? Тогда прошу прощения. Я-то думал, что здесь аквариум, поэтому и отправил к вам дочку соответствующе одетой». Однако вслух я произнес: