Королева Камилла - Таунсенд Сьюзан "Сью" - Страница 64

Доберман Рокки сидел между Артуром и Сандрой в новом алом ошейнике со стразами. Пес опасался, что поселковые собаки его засмеют. Он отказывался запрыгивать в карету, пока Артур не пригрозил, что отвесит «доброго пинка», если Рокки «живо не сиганет».

Колонны полицейских, в которых шли Дуэйн Локхарт и инспектор Лэнсер, двигались по бокам экипажа. Правил каретой меланхоличный мужчина, хозяин школы верховой езды. Сандра заплатила ему, чтобы он оделся в костюм восемнадцатого века с напудренным париком и треуголкой. Они успели прорысить лишь несколько шагов, как Артур похлопал возницу по спине и сказал:

– Сделай лицо попроще, милок, а то будто на виселицу едешь, итить твою.

Артисты шли в хвосте процессии, позади маленького духового оркестра, что наигрывал хиты Евровидения. Обитатели зоны выстроились вдоль улиц, выманенные из домов барабанным боем, лязгом тарелок и «умм – па– па» труб и тромбонов. Ряды зевак усилили Грайсовы рабочие, которым дали выходной – не оплаченный, – чтобы они могли отпраздновать социальное возвышение своего босса.

Вечером накануне Дуэйн Локхарт провел несколько напряженных часов за чтением душераздирающей повести Достоевского о пребывании на каторге в Сибири. Дуэйна до слез тронул рассказ великого писателя о праздновании Рождества, когда несколько каторжников сыграли для всех душещипательную пьесу. Одичавшие люди – среди них были насильники и убийцы, еще больше озверевшие в страшных условиях, – не могли оторвать глаз от ярко освещенной сцены и неуклюжей игры актеров. С них спадал звериный облик, и на какой‑то час они становились лучше. Дуэйн воображал, будто видит на лицах зевак, вышедших на парад, такое же очистительное преображение (хотя, надо сказать, никто из тех, с кем он потом об этом говорил, ничего подобного не заметил).

Жонглер подбрасывал в воздух пять апельсинов и большую часть ловил – почти не роняя. Мим нес перед собой воображаемое стекло. Двое на ходулях, в длиннющих штанах, обиженно куксились в хвосте, отчаянно силясь не отстать. Клоун в буйном оранжевом парике брызгал в зрителей водой из цветка, приколотого на лацкане кричаще-клетчатого сюртука, пока некий молодой человек, проваливший экзамен по управлению гневом, не пригрозил ему нанесением тяжких телесных повреждений.

Собаки стояли в толпе по всему маршруту, и худшие опасения Рокки сбылись. Его алый ошейник со стразами спровоцировал дружное собачье веселье, отовсюду неслись грубые шутки о его сексуальной ориентации – шутники точно знали, что приподнятое общественное положение не позволит Рокки выпрыгнуть из кареты и вырвать им глотки. Когда карета проезжала поворот в переулок Ад, взметнулся вал организованного лая. Свидетели клялись, что собаки сидели в три ряда по росту, а Гаррис сидел перед ними и словно бы дирижировал. Рокки услышал: «Рокки, Рокки, двигай к нам! Скинь с загривка этот хлам!»

В переулке Первоцветов к калиткам выползли морбидно ожиревшие. На Холме Маргариток столпились похожие на мертвецов наркоманы. В переулке Шлюх молодые мамочки показывали великолепный парад своим младенцам. Из «Отрыва» высыпали стриптизерши и приветствовали проезд Грайса, вращая кисточками на сосках и восторженно свистя. У ворот Академии Артура Грайса дети в школьной форме выстроились шеренгой, чтобы хором спеть песню, специально к случаю заказанную Сандрой. В школе не нашлось никого, кто умел бы хоть на чем‑нибудь играть, так что дети запели без сопровождения:

Нарушители профессиональной этики в основном отсиживались по домам, но многие изгнанные врачи, юристы и учителя наблюдали за процессией из окон и с крылечек. В небе застрекотал полицейский вертолет, и видно было полисмена, снимающего шествие и зевак на видео, в том числе большую толпу гопников, которые гикали и вопили ругательства. Артур приказал полицейским показать им тазеры, и кенгурушники разбежались.

Королева и остальные Виндзоры – Чарльз, Камилла, Эндрю, Эдвард, София, Анна, Спигги, Уильям, Гарри и принцесса Кентская – ждали в маленькой боковой комнате, где обычно консультировали страдающих ожирением. В углу пылились напольные весы со шкалой до трехсот килограммов.

Принцесса Анна, в твидовом костюме и стоптанных туфлях, предложила своему брату Эндрю:

– Иди, поросеночек, взвесься. Тут такой агрегат, что уж точно не сломается.

Эндрю, чьи внушительные телеса облегал полосатый костюм, ответил:

– Ты давно на мужа своего смотрела, Энни? Он выглядит как мяч на ножках.

– Мне нравится быть толстяком. – Спигги похлопал себя по объемистому пузу, обтянутому клетчатой рубашкой. – И к тому же последний раз, когда я сбросил вес, моя сарделька усохла на пару дюймов. Энни это не понравилось, верно, Энни?

– Конечно, не понравилось, – сказала Анна. – Не выношу чиполату.

Уильям и Гарри, одетые прилично, хотя и не торжественно, хихикнули. Эдвард и София, оба в серых костюмах, украдкой хмыкнули, а Чарльз, облаченный в блейзер и, как он их называл, «слаксы», отвернулся и стал изучать настенную диаграмму колебаний веса местной популяции морбидно ожиревших.

Камилла, надевшая платье и жакет, в которых была на собственной свадьбе, шепнула:

– Милый, пожалуйста, не хандри.

Чарльз зашептал в ответ:

– Я порой сомневаюсь, что принадлежу к этой семье. Они такие, блин, грубияны.

Тут с улицы послышался шум духового оркестра, и королева сказала:

– Мистер Грайс вот – вот появится. Нам пора занять свои места, он – главная звезда этого шоу.

Все гуськом двинулись в зал. Вайолет поравнялась с принцессой Кентской и объявила:

– А кстати, вам придется сесть в рядах, с простыми людьми. Я ейная фрейлина, мне надо держать ей сумку, когда у нее будут заняты руки.

Принцесса хотела возразить, но пришлось смолчать – оркестр при появлении королевы заиграл национальный гимн. Отдельные патриоты в зале встали и подтягивали. Королева облегченно вздохнула, когда гимн закончился и можно было сесть.

Увы, из друзей и родственников Артура мало кто смог присутствовать на церемонии. Кому‑то в последнюю минуту пришлось уехать по важным делам, других одолела внезапная немочь, так что почти все стулья в зале занимали Грайсовы лесомонтажники и их семьи.

Зазвучали нестройные фанфары в исполнении трубачей из «Бригады мальчиков»[85], отделение которой занималось в торговом центре, и вошли Артур Грайс с Сандрой. Они проследовали по красной ковровой дорожке в конец зала, где, сцепив руки перед собой, с болтающейся на локте сумкой, ждала королева. Лишь уголок рта дернулся у нее, выдавая, что Елизавету рассмешил вид Артура Грайса в цилиндре, слегка тесноватом для его массивной головы. Шагая к помосту, Артур жалел, что покойный отец не видит, как его сына удостоят королевской милости. В их последнюю встречу отец орал: «Да гори ты в аду, Артур, сукин сын, ублюдок!» Старик страдал белой горячкой, и Артур убедил себя, что все дело в хвори.

Прежде чем Грайс преклонил колени на бархатную скамейку перед королевой, та сказала негромко:

– Доброе утро, мистер Грайс. Надеюсь, вы не сочтете меня нахалкой, но у меня есть еще одна просьба перед посвящением.

Артур замер. Чего она хочет? Денег? Не вопрос, у него их навалом.

– Я бы хотела, чтобы вы удвоили штат санитаров в интернате Фрэнка Бруно и сделали так, чтобы пациентам помогали принимать пищу.

Артур быстро прикинул: ладно, старичье – доходный бизнес, так что от прибыли не особо убудет.

– Добро, – сказал он.