Королева Камилла - Таунсенд Сьюзан "Сью" - Страница 71

Песня кончилась, и поднялся дикий лай. Скарлет скромно склонила голову.

Спайк зарычал:

– Еще, спой еще раз!

Маленькая собака снова подняла голову и запела, на этот раз громче и увереннее.

Скоро благодаря выразительной мелодии и простым словам песню выучили назубок даже самые тупые псы. Таинственный вой из‑за стен заброшенного парка встревожил обитателей поселка Цветов. Чарльз и Камилла прикрутили радио и, выйдя к дверям, прислушивались к разноголосым завываниям.

– Дорогая, а где собаки? – забеспокоился Чарльз.

– Они не пришли к чаю. Не случилось ли чего?

Когда вой прекратился, Чарльз поднял палец:

– Слушай.

– Ничего не слышу, – призналась Камилла.

– Именно, – подтвердил Чарльз. – Ни одна собака не лает.

Они напряженно прислушивались, но собаки в парке договорились вернуться по домам в молчании и под покровом темноты.

Впустив в дом скребшихся под дверью Лео, Тоску и Фредди, Камилла попеняла им:

– Вы опоздали к чаю, сладкие.

– И что? – буркнул Лео.

– Чем вы занимались? – спросила Камилла.

– Ничем, – рыкнул Фредди.

– 1де вы были?

– Нигде, – огрызнулась Тоска.

Все трое, не здороваясь, прошли мимо Чарльза прямиком на кухню.

Чарльз и Камилла с тревогой переглянулись: отчего это собаки выказывают такую неприязнь? Чем они заслужили подобное отношение? Весь остаток вечера собаки провели в своей компании, лежа вместе под кухонным столом. Когда Чарльз, отправляясь в постель, выпустил их сделать свои дела, они с лаем устремились к дальней изгороди. Там их ждали две лисы, и впятером они спели хором «Свору Англии».

В другом конце тупика королева убавила звук телевизора: Гаррис и Сьюзен завыли в спальне, откуда не казали носа с тех пор, как с опозданием явились к чаю.

– Что такое, детки? Вам плохо? – перепугалась королева.

Собаки, не обращая на нее внимания, допели песню до конца. Когда же хозяйка поднялась в спальню, чтобы лечь спать, собаки вышли за дверь, не удостоив ее и взглядом. Без их уютного сопения в изножье кровати королева никак не могла уснуть. Она лежала без сна, гадая, что такого сделала и чем навлекла на себя осуждение Гарриса и Сьюзен.

Сынок Инглиш сидел с помощниками в своем кабинете в штаб – квартире новых консерваторов и смотрел рекламный ролик партии, который через несколько дней должен был запускаться в эфир на всех телеканалах одновременно. Главным персонажем ролика был, конечно же. Билли, пес Сынка. По ходу просмотра один советник сказал:

– А можно на компьютере перегнать собаку в кота?

– Лабрадора в мурзика ты не превратишь, это тебе не хрен моржовый, – ответил ему парень в рубашке с коротким рукавом.

– Почему вы не заступитесь за собачников, Сынок, не врежете правительству?

Остальные же убеждали Сынка уклониться от любой поддержки собак.

– Вот если бы эти сучьи дети могли голосовать… – сказала молодая женщина с модным беспорядком в прическе.

Чтобы выиграть время. Сынок перевел разговор на планируемое посещение королевской семьи в изгнании.

– Разрешение запросили, – доложил один из молодых членов команды. – Но сомневаюсь, что «Вулкан» его выпишет.

– Тогда я сыграю на гражданских свободах, – сказал Сынок.

Команда засмеялась: они все знали, что гражданские свободы – это нонсенс.

Определиться наконец с отношением к антисобачьим законам Сынку помог его шофер Данкан.

Он беседовал с Сынком, глядя на него в зеркало заднего вида.

– Как вы понимаете всю эту байду про собак, мистер Инглиш? Как это так, пару месяцев назад иметь собаку было нормально, а теперь – нет? И че за фигня все эти плакаты?

Данкан мотнул головой, указывая за окно. Вдоль Юстон – роуд мелькали щиты, на которых два карликовых пуделя рвали на части плюшевого мишку.

– Я купил мамочке, ей восемьдесят семь, джек – рассел – терьера, чтобы не скучала. Она назвала собачку Глория, в честь Глории Ганни– форд[93]. Так это такая польза маме, от собачки‑то. Она души в ней не чает, два раза в день гуляет, да подолгу, кормит ирисками. Это что, за это вот мой дед воевал?

– Ваш дед вернулся с войны? – спросил Сынок.

– Да, – ответил Данкан, – но без руки.

– Храбрый человек, – пробормотал Сынок.

– Нет, – не согласился водитель, который был зануда каких поискать. – Храбряком его не назовешь. Он каждый, блин, день ныл про свою руку и жаловался, что не может открывать консервы. Он нас, блин, с ума сводил.

Сынок поинтересовался, что шофер думает о королевской семье.

– Королеву хоть завтра вертайте. А остальных бы я заставил самих, блин, зарабатывать на жизнь.

Приехав на радио. Сынок Инглиш перевел мнение Данкана на более – менее литературный английский. Добрые отзывы слушателей, которым стало легче от того, что за собак кто‑то заступился, воодушевили Сынка. Телефонная линия не справлялась со звонками собачников, которые обещали новым консерваторам свои голоса.

«Вулкан» таки выдал Сынку и съемочной группе пропуск в зону Цветов, но Сынок не знал, что распоряжение подписал его клятый соперник – Джек Баркер.

По мнению Сынка, теперь, похоже, можно было обойтись и без Грэма. У него даже возникло искушение отменить последнее занятие у Рипа. Из бара в «Савое» приходили астрономические счета, к тому же Рип непрерывно болтал с Америкой из номера, еще больше увеличивая расходы.

Рип Шпиценбергер находился в телестудии в Сохо, записывая тренировочное интервью с Грэмом, дабы познакомить его с агрессивностью массмедиа. Ведь стоит только предъявить Грэма обществу, как журналюги накинутся на него всей сворой.

– Итак, – говорил Рип, – я спрашиваю – ты отвечаешь. Хорошо. Значит, первым делом проверяем внешний вид: ширинка застегнута, прическа в порядке, шпинат в зубах не застрял. И улыбайся, даже если у тебя, мать твою, сердце ноет, улыбайся, даже если оно, мать твою, разрывается… И помни, Грэмми, главное – заболтать интервьюера. Тренди как можно больше. И прежде чем отвечать, всегда говори: «Это очень интересный вопрос» или «Я рад, что вы меня об этом спросили, мистер Рип». Понял?

Грэм опустился в кресло напротив Рипа и ждал, когда начнется учебное интервью. Никогда в жизни ему не было так неуютно. Рот у него был полон новехоньких коронок, одет он был как гомики из телевизора, а голова аллергически зудела от перекиси водорода. Едва зажглись софиты, Грэм тут же завязался узлом, закатил глаза и машинально проверил ширинку.

– Госспадибожетымой! – заорал Рип. – Оставь свои яйца в покое! Это выглядит, будто ты, черт возьми, ублажаешь себя!

Рип тяжко вздохнул: неделя усиленной подготовки пошла прахом. Затем, переключаясь на роль интервьюера, спросил:

– Принц Грэм, что вы почувствовали, когда узнали, что вы второй наследник английского трона?

– Я был на седьмом небе.

– Что я тебе говорил насчет клише? – заорал Рип. – Не был ты не на каком долбаном небе!

Грэм вскочил и сорвал с лацкана микрофон.

– Я будущий король Англии! – заносчиво сказал он. – Вы не смеете говорить со мной так неуважительно. Мои предки покоряли мир, когда ваши пожирали друг друга.

После того как Грэм удалился из студии, Рип решил, что сам во всем виноват. Дабы помочь Грэму расслабиться, он рассказал ему о своем скромном эстонском происхождении и Великих морозах зимы 1795 года, тогда Шпиценбергерам пришлось до самого прихода Великой оттепели питаться одной лишь жирной тетушкой.