Листы каменной книги - Линевский Александр Михайлович - Страница 38

• Предыдущая
• 38/53
• Следующая

— Я останусь тут на ночь, — сказал он Льоку, — а ты иди в землянку.

Уже темнеет.

Льок покраснел от обиды.

— Ты дал слово за нас обоих. Если я тебе мешаю, я пойду караулить волка в селении, но укрываться в землянке, когда тебе грозит опасность, не буду.

Бэй уступил. Он усадил брата за каменным помостом. Вдвоем лучше: если зверь не испустит дух от первого удара, Льок нанесет второй. Было полнолуние, но луну затягивали тонкие облака, и в глазах рябило от лунных бликов. Не свистел в деревьях ветер, и в полной тишине был хорошо слышен каждый звук. Пока все складывалось удачно. Теперь оставалось только ждать.

Как долго в ожидании тянется время! Какая-то ночная птица села поблизости на ель и, невидимая, раза три крикнула, не то предупреждая, не то напоминая о чем-то.

Льок вспомнил о вороне, который так напугал мать. «Она говорила, что его посылают духи, — вспомнил он, — а где эти духи?..»

Юноша покосился на деревянного истукана. Но ничего страшного в нем не было, просто чурбан с вырезанными лицами. Что такой может сделать? Прислоняясь головой к выступу плиты, Бэй прислушивался и досадливо морщился всякий раз, когда вскрикивала птица, словно боялся не расслышать того, что было нужно.

Но вот надоедливая птица улетела, и стало совсем тихо. Братья ждали еще долго. Наконец где-то в чаще треснула сухая ветка, потом еще раз, поближе, и Бэй услышал хриплое дыхание зверя.

Волк пришел. Он неторопливой рысцой бежал по старым следам, царапая когтями твердый наст. Бэй бесшумно привстал на одно колено и крепко сжал копье правой рукой. Зверь остановился на том самом месте, откуда прыгнул в первый раз. Он поставил лапы так, чтобы задними оттолкнуться от земли, а передними загрести под себя побольше пространства. В этот миг Бэй бросился на него. Копье охотника, всем телом метнувщегося вперед, вошло в пасть, пробило и отделило друг от друга шейные позвонки. Хищник свалился боком, подбирая лапы, как будто все еще хотел прыгнуть. И сейчас же на его голову с хрустом опустился топор выскочившего из-за помоста Льока. Волк даже не дрогнул, он был уже мертв. Оба брата стояли над ним, боясь поверить удаче. Потом Бэй выдернул копье, по охотничьей привычке взглянул, не сломан ли наконечник, и помог брату вытащить засевший в черепе топор. Помня обычай своего становища, Бэй отправил Льока звать охотников. Но Льок вернулся один.

— Они не идут, — еще издали крикнул он, — они придут на рассвете.

Теперь, когда дело было сделано, время летело быстро. Охотники пришли к святилищу только на заре. С ними были и женщины, но они остановились поодаль: приближаться к святыням рода им не разрешалось. Связав три лыжи, охотники потащили к стойбищу огромного волка. Его волокли до того места, где пришелец дал обещание. Бэй ловко снял с волка шкуру и высоко поднял ее. Шкура оказалась почти в человеческий рост. Протяжный гул пробежал по толпе.

— Отцы, — громко сказал Бэй, — я прошу награды!

— Проси, — ответил за всех Главный охотник стойбища.

Наступила тишина. Все замерли: чего потребует смелый охотник?

— Хочу подарить шкуру Смеющейся.

— Он этого достоин! — громко сказал Кру.

— Он этого достоин! — подтвердил Главный охотник стойбища.

Кто-то вытолкнул навстречу Бэю вдову, хотя она и не думала убегать. Она смело подошла к нему, и тяжелая шкура, мягко обвисая и стелясь лапами по снегу, легла на ее протянутые руки.

Скоро женился и Льок. Он не сам выбрал себе жену, просто старики привели его к маленькой землянке, где жила молодая вдова с двумя мальчишками-близнецами. Каждому охотнику нужна жена, чтобы готовить ему пищу, шить одежду, поддерживать огонь в очаге, когда он вернется усталый, продрогший с охоты. И женщине плохо оставаться одной, надо, чтобы кто-то заботился о ней, приносил бы пищу и шкуры для одежды, особенно если у нее есть дети. Жена Льока звалась Боязливая. Никто не слышал ее смеха. Даже если она чему-нибудь радовалась, то и тогда лишь застенчиво улыбалась. Точно так она улыбнулась, когда ушли старики и Льок впервые присел к ее очагу. Льок вспомнил, как одиноко ему было в родном стойбище в землянке колдуна, где не с кем было обменяться словом в долгие зимние вечера. А когда женился Бэй, Льок в землянке Кру почувствовал себя лишним. Теперь у него была своя семья. Мальчики, сыновья Боязливой, быстро к нему привыкли и, когда он приходил из лесу, они теребили его за полы охотничьего балахона и требовали, чтобы он показал им, какого зверя или птицу принес сегодня с охоты. Они давно росли без отца и сейчас не могли нарадоваться, что у них в землянке, как у соседских ребят, живет настоящий охотник. Мальчики гордились им и считали, что новый отец самый лучший ловец в стойбище — это он убил страшного волка. Льок искренне привязался к этим малышам. И с Боязливой ему было хорошо — еда всегда была готова к его приходу, одежда вовремя просушена и починена. Льок чувствовал себя так, будто снова живет в землянке матери. Но мать знала много интересных преданий и мудрых поверий и рассказывала их сыну вечерами, когда они оба сидели у очага, а Боязливая говорила совсем мало.

Когда Льоку хотелось о чем-нибудь поговорить, он шел к своему соседу Кибу. Старый мастер редко выходил из своей землянки, но знал все, что делается в стойбище, кто отличился на охоте, у кого следует Льоку поучиться. Сам он давно не охотился, но рассказывал про звериные повадки, про хитрости птиц так, будто никогда не выпускал из рук копья. Но лучше всего были его рассказы о разных камнях, о том, какие чудесные изделия могут сделать ловкие руки из куска кремня или сланца. Он показывал Льоку некрасивый серый камешек и говорил наперед, как отколется от него пластинка, если ударить вкось. Льок подолгу следил, как в ловких руках мастера камень превращался то в узенький наконечник для стрелы, то в скребок, то в острый нож.

Как-то Льок сам попробовал взять в руки отбойник. Первый наконечник вышел кривобокий, и Льоку захотелось непременно сделать второй, не такой уродливый. Второй вышел получше, но Льоку и этот не понравился, а старый Кибу все похваливал и подзадоривал его. Он знал, чем удержать возле своей рабочей плиты самолюбивого юношу, который так приглянулся ему с первого раза. Незаметно для себя Льок привязался и к самому старику и к его любимому делу. Новые сородичи скоро увидели, что изделия пришельца немногим хуже орудий старого мастера, и стали называть юношу Мон-Кибу, что означало молодой мастер.

Так шла счастливая и спокойная жизнь Льока: по утрам он обходил самоловы, днем работал у старого мастера, а вечером его тешила звонкая болтовня ребятишек и радовала робкая улыбка ласковой, хоть и молчаливой жены.

Миновала пора предвесенней поземки, когда даже легкий ветер взметает пушистый снег и он дымится над сугробами серебристыми на солнце струйками. Теперь снега лежали таким плотным слоем, что ни заяц, ни лиса не оставляли следов.

Солнце начало пригревать, и на снегу появились какие-то крылатые насекомые, они еще не взлетали, только вяло ползали. Сухостой под носом дятла не звенел, как зимой, а бесшумно крошился отсыревшей трухой. Иногда откуда-то слышался глухой рев медведя, вылезшего раньше времени из берлоги и олютевшего от голода. Все предвещало близкую весну. Днем под ярким солнцем снег подтаивал, а ночью подмерзал, одеваясь твердой коркой, выдерживавшей на себе даже волка. Настало короткое время охоты за лосем по насту.

Братья давно с нетерпением ожидали этой поры. На капюшоне каждого охотника стойбища торчало лосиное ухо — знак, что охотник принят в братство Лося, покровителя и, по поверью, предка рода. Бэй и Льок еще не были приняты в братство, потому что для обряда посвящения нужна была свежая кровь сохатого. Хотя никто не корил братьев за то, что на их голове не красовалось лосиное ухо, но Бэй считал это постыдным для себя. Вот почему он от зари дотемна бродил в эти дни по лесу, выискивая следы лосей. Он даже забывал осматривать самоловы, и Кру с Льоком доставалось работы вдвойне. А когда и дряхлеющий Кру начал прихварывать и все чаще и чаще оставался дома, Льок отправлялся обходом в одиночку. Впрочем, у него теперь был верный товарищ — веселый рыжий пес, похожий на лису. Сначала Льок с опаской поглядывал на этих лохматых незнакомых зверей, потом попривык и перестал обращать на них внимание. Но однажды, увидев, как целая свора набросилась на пса поменьше и послабее других, он разогнал палкой рычавших собак, а рыжему бедняге кинул кусок оленины. Наутро пес ждал у землянки, и Льок опять покормил его. Так началась дружба. Пес жался к его ногам, неотступно ходил за ним по стойбищу, а как-то увязался за ним и в лес. Льоку понравилось это: вдвоем бродить по лесу всегда лучше, чем в одиночку.

• Предыдущая
• 38/53
• Следующая