Лучшее во мне - Спаркс Николас - Страница 48
- Предыдущая
- 48/62
- Следующая
Доусон сунул руки в карманы. Ему вдруг страшно захотелось оказаться где-нибудь подальше от этого места.
— Если вы так хотите, я больше не буду приходить сюда, — пробормотал он. — Даю слово.
Мэрилин взглянула на него.
— Вам не кажется, что ваши посещения могилы Дэвида не совсем нормальны, учитывая, что вы совершили? Учитывая, что мой муж здесь, а не со мной? Что он не видел, как выросли его дети?
— Согласен с вами, — сказал Доусон.
— Конечно, это ненормально, — сказала Мэрилин. — Ваша совесть до сих пор не дает вам покоя.
Ведь поэтому вы все эти годы присылали нам деньги?
Доусон хотел солгать, но не смог.
— Когда вы об этом узнали? — спросил он.
— Тогда же, когда получила первый чек, — ответила Мэрилин. — Всего пару недель до этого вы останавливались возле моего дома, помните? Понять, что к чему, не составило труда. — Она помедлила в нерешительности. — Вы хотели попросить прощения лично? Когда пришли к моему крыльцу в тот день?
— Да.
— В тот день я не пустила вас на порог. И наговорила вам… всякого, многое из которого, наверное, не следовало говорить.
— Вы имели на то полное право.
Губы Мэрилин сложились в некое подобие улыбки.
— Вам было двадцать два. На крыльце я увидела взрослого мужчину. Но чем старше я становлюсь, тем больше укрепляюсь во мнении, что люди не взрослеют по крайней мере лет до тридцати. Мой сын старше, чем были вы в то время, но я до сих пор считаю его ребенком.
— Так у всех.
— Возможно, — чуть заметно пожав плечами, сказала Мэрилин и придвинулась к Доусону поближе. — Деньги, которые вы присылали, нам очень помогли, — проговорила она. — Они нас поддерживали на протяжении многих лет, но теперь мы больше не нуждаемся. Так что не присылайте их больше.
— Я просто хотел…
— Я знаю, чего вы хотели, — перебила Мэрилин. — Но даже все деньги мира не смогут вернуть мне мужа, а моим детям отца, не смогут заглушить чувство утраты, поселившееся в моем сердце после смерти Дэвида. И они не дадут детям отца, которого они не знали.
— Понимаю.
— И потом, никакими деньгами прощение не купишь. Доусон сник.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал он и повернулся, чтобы уйти.
— Да, — кивнула Мэрилин, — идите. Но напоследок хочу сказать вам еще кое-что. Доусон обернулся, Мэрилин поймала глазами его взгляд.
— Я понимаю: то, что произошло тогда, было несчастным случаем. Это было ясно с самого начала. Так же, как было ясно, что вы бы сделали все, чтобы изменить прошлое. Ваши последующие действия не оставляют сомнений на сей счет. Кроме того, я сожалею, что так вела с вами, когда вы пришли ко мне. Я была зла, напугана, одинока, я выместила на вас свое отчаяние, но должна сказать, что никогда не видела в ваших поступках злого умысла.
Просто так устроено, что в жизни порой случаются страшные вещи. — Ее слова повисли в воздухе, и, когда она продолжила, ее голос смягчился. — Теперь у меня все в порядке, и дети тоже. Мы выжили. У нас все хорошо.
Доусон повернулся, чтобы уйти, но Мэрилин дождалась, когда он снова повернется к ней лицом.
— Я пришла сюда сказать, что вам больше не нужно мое прощение, — медленно проговорила она. — Хотя я знаю: все, что вы делали, — не для того, чтобы его получить. Вам не столько нужно мое прощение или прощение моей семьи, сколько вы хотите усмирить собственную совесть, которая вас терзает столько времени. Дело в вас. Будь вы моим сыном, я бы посоветовала вам утихомирить ее. Скажите ей, что вы прощены, Доусон. Прошу вас, сделайте это ради меня.
Она пристально посмотрела на него, желая убедиться, что он правильно понял ее, потом развернулась и пошла прочь. Доусон застыл на месте и глядел ей вслед, пока она удалялась, обходя могильные памятники, и наконец не исчезла совсем.
18
Аманда ехала на автопилоте, не замечая еле ползущую рядом вереницу машин. Семьи в минивэнах и джипах, некоторые из них с лодками, после проведенного на пляже уик-энда заполонили шоссе.
Аманда не представляла себе, как, вернувшись домой, станет жить, словно и не было этих нескольких дней. Она понимала, что никому не сможет о них рассказать, и все же, как ни странно, не чувствовала себя виноватой. И даже она жалела, что не повела себя иначе. Если б знать с самого начала, чем закончится уик-энд, осталась бы в первый вечер с Доусоном подольше и не отстранилась бы, когда он захотел ее поцеловать. И увиделась бы с ним в пятницу вечером, пусть для этого ей и пришлось бы наврать с три короба матери. Она все бы отдала за то, чтобы провести в его объятиях всю субботу. Уступи она собственным чувствам раньше, субботний вечер мог бы закончиться иначе: возможно, преграды, возводимые брачными клятвами, были бы преодолены. И она почти преодолела их. Танцуя с ним в гостиной, она только и думала о том, как бы ему отдаться. Когда они целовались, она точно знала, что произойдет сейчас. Она хотела быть с ним, как тогда, однажды.
Она была уверена, что сумеет, что, как только они окажутся в спальне, она сможет притвориться — хотя бы на одну ночь, — что ее жизни в Дареме не существует. Даже когда он раздел и отнес ее в постель, она думала, что сможет забыть о своей семье. Но как она ни хотела стать в ту ночь другой, свободной от обязанностей и обещаний женщиной, как она ни хотела Доусона, она знала, что, перейдя черту, не сможет вернуться назад. Несмотря на его нетерпеливые прикосновения и близость его тела, она не могла полностью отдаться своим чувствам.
Понимая ее состояние. Доусон не рассердился, только прижал ее к себе крепче. Он гладил ее волосы, целовал ее в щеку, шептал, что это никак не может изменить его чувств к ней.
Так они лежали, пока небо не посветлело и в теле не обосновалась усталость. Перед рассветом она наконец уснула в его объятиях. А когда утром проснулась, ее первым порывом было обнять Доусона. Но его уже не было.
В баре загородного клуба — партия в гольф была давно закончена — Фрэнк знаком потребовал у бармена еще одно пиво, не замечая, как тот вопросительно посмотрел на Роджера. Роджер, уже переключившийся на диетическую колу, лишь пожал плечами. Бармен неохотно поставил перед Фрэнком еще бутылку. Пытаясь перекрыть шум в баре, который за последний час набился до отказа, Роджер наклонился к Фрэнку поближе. Счет сравнялся на девятом иннинге.
— Я, как ты помнишь, ужинаю со Сьюзан, поэтому не смогу подбросить тебя до дома. А вести машину ты не можешь.
— Знаю.
— Вызвать тебе такси?
— Давай посмотрим игру. Потом решим, ладно? — Фрэнк поднял бутылку и, не отрывая остекленевшего взгляда от экрана, стал пить.
Эби сидел на стуле у постели брата, в очередной раз удивляясь, что Тед живет в такой дыре.
В доме жутко воняло грязными подгузниками, плесенью и бог знает чем еще. Ребенок ни на минуту не прекращал орать, а Элла, словно испуганное привидение, металась по дому.
Просто чудо, что Тед еще не свихнулся окончательно. И не отдал Богу душу.
Тед пролежал без сознания большую часть дня, с тех пор как свалился по пути к пикапу.
Когда Эби, схватив его в охапку, внес в дом, Элла уже орала благим матом, что его надо везти обратно в больницу.
Хотя, если Теду станет хуже, возможно, он так и поступит, но от врачей мало проку. Теду нужно просто отлежаться — то же самое он получит в больнице. У него сотрясение мозга, ему бы вчера полежать тихонечко, но он, поди ж ты, ни в какую, и вот теперь за это расплачивается.
Дежурить у постели брата всю ночь в больнице у Эби никакого желания не было, особенно теперь, когда ему самому полегчало. И черт возьми, ему и здесь-то сидеть не хотелось, но у него бизнес, суть которого — угроза насилия, и Тед являлся важной составляющей этого бизнеса. Большая удача, что остальные родственники ничего не видели и что ему удалось внести Теда в дом незамеченным.
Однако вонь тут как в сточной трубе, и предвечерний зной лишь усиливал запах. Вытащив мобильник, Эби прошелся по списку контактов, отыскал номер Кэнди и нажал кнопку вызова. Он уже звонил ей сегодня, но она не ответила и не перезвонила. Подобное пренебрежение ему не нравилось. Совершенно не нравилось.
- Предыдущая
- 48/62
- Следующая