Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница - Коллинз Сьюзен - Страница 11

• Предыдущая
• 11/193
• Следующая

– Кто знает? – говорит он. – Среди них могут быть спонсоры.

Надо же, как я в нем ошибалась! Я вспоминаю все действия Пита с момента, как мы вышли на сцену. Дружеское рукопожатие. Его отец с печеньем и обещанием помогать Прим… может, сам Пит его и прислал? Слезы на станции. Вчерашняя забота о Хеймитче и вызывающее поведение сегодня, когда стало ясно, что играть в хорошего мальчика без толку. А теперь еще эти приветственные жесты из окна, желание сразу же понравиться толпе.

Все стало на свои места, все – часть одного плана. Пит не считает себя обреченным. Он уже изо всех сил сражается за жизнь. А значит, добрый сын пекаря, подаривший мне хлеб, постарается убить меня.

Вжи-и-ик! Я стискиваю зубы, когда Вения, женщина с волосами цвета морской волны и золотистыми татуировками над бровями, дергает за клейкую ленту, выдирая волосы на моей ноге.

– Прошу прощения, – пищит она, – но у тебя слишком много волос!

Почему у них всех такие дурацки писклявые голоса? Почему они едва раскрывают рот, когда говорят, а любая фраза звучит вопросом? Гласные какие-то не такие, слова оборванные, на месте «с» присвист… так и хочется передразнить.

Вения скрючивает сострадательную – как ей, наверное, кажется – гримасу.

– Могу тебя обрадовать. Эта – последняя. Готова?

Я вцепляюсь руками в края стола, на котором сижу, и киваю. Рывок, боль, и последняя полоска волосков выдрана с корнем.

Здесь, в Центре преображения, я торчу уже больше трех часов и еще не видела своего стилиста. Очевидно, ему нет смысла встречаться со мной, пока его помощники не сделают самое необходимое. Сначала меня обтерли жесткой губкой, содрав при этом не только грязь, но и слоя три кожи, потом обрезали ногти так, чтобы все они стали одинаковой формы, и, самое главное, удалили волосы. С ног, с рук, с туловища, из подмышек. Даже брови наполовину вырвали. Теперь я как ощипанная курица, которую приготовили для жарки. Ощущение не из приятных. Вся кожа саднит, жжет и, кажется, сейчас прорвется. Однако я выполнила свою часть сделки с Хеймитчем, с моих губ не сорвалось ни слова протеста.

– А ты молодец, – говорит некто по имени Флавий, взбивая оранжевые локоны у себя на голове и накладывая свежий слой фиолетовой помады на губы. – Вот кого мы не любим, так это нытиков. Оботрите-ка ее лосьоном!

Вения и Октавия, полная женщина с телом, окрашенным в бледно-зеленый цвет, принимаются за дело. Лосьон вначале щиплет, потом успокаивает измученную кожу. Меня стаскивают со стола и снимают тонкую накидку, которую мне время от времени позволяли надевать. Я стою совсем голая, пока они втроем суетятся вокруг меня с щипчиками, удаляя случайно уцелевшие волоски. Как ни странно, я нисколько не смущаюсь, эта тройка больше походит не на людей, а на стайку экзотических птиц, клюющих что-то у моих ног.

Наконец они отходят и любуются результатом.

– Прелестно! Теперь ты выглядишь почти человеком! – говорит Флавий, и они смеются.

Я заставляю себя улыбнуться, чтобы не казаться неблагодарной.

– Спасибо, – любезно говорю я. – У нас в Дистрикте-12 редко выпадает повод выглядеть красиво.

Теперь их симпатии целиком на моей стороне.

– Да, конечно, бедняжка! – Октавия сочувственно всплескивает руками.

– Не переживай, – подбадривает Вения. – После того как тобой займется Цинна, ты будешь просто неотразима!

– Можешь не сомневаться! Мы только грязь и лишние волосы убрали, а ты уже ничего, не такая и страшненькая! – вторит ей Флавий. – Пойдем звать Цинну.

Они разом вылетают из комнаты. Я не испытываю к ним неприязни. Хотя они и кретины, но, похоже, честно стараются мне помочь.

Меня окружают холодные белые стены, и я с трудом подавляю желание набросить накидку. Все равно Цинна наверняка сразу же заставит ее снять. Вместо этого я ощупываю свою прическу, единственное, до чего не добрались помощники стилиста. Пальцы скользят по шелковистым косам, старательно заплетенным мамой. Мама. Ее голубое платье и туфли так и остались на полу вагона, и я даже не подумала их забрать, сохранить что-то, напоминающее о ней и о доме. Теперь я об этом жалею.

Дверь отворяется, и входит молодой человек – по-видимому, Цинна. Его внешность настолько обычная, что я поражена. Стилисты, которых показывают по телевизору, все как один крашеные и с карикатурными от множества пластических операций лицами. У Цинны коротко подстриженные каштановые волосы, вполне натуральные. Одет он в простую черную рубашку и брюки. Единственная уступка всеобщей тяге к самораскрашиванию – легкая золотистая подводка вокруг глаз. Несмотря на все мое отвращение к Капитолию и к его омерзительно причудливой моде, я невольно залюбовалась этими зелеными глазами с отражающимися в них золотыми крапинками.

– Привет, Китнисс. Я Цинна, твой стилист, – говорит он спокойным голосом, в котором почти не чувствуется капитолийской манерности.

– Привет, – настороженно отвечаю я.

– Так, посмотрим.

Цинна принимается ходить вокруг меня, не притрагиваясь, но впитывая взглядом каждый дюйм моего обнаженного тела. Мне хочется скрестить руки на груди.

– Кто делал тебе прическу?

– Мама.

– Прекрасно. Классический вариант. Идеально сочетается с твоим профилем. У твоей мамы умные руки.

Цинна ни в чем не соответствует моим представлениям. На его месте я ожидала увидеть какого-нибудь молодящегося фигляра, для которого я всего лишь кусок мяса, ждущий, пока его искусно приготовят.

– Вы тут недавно, правда? Мне кажется, я вас раньше не видела, – говорю я.

Большинство стилистов, работающих с трибутами, хорошо известны. Некоторых я помню с детства.

– Да, это мой первый год на Играх.

– Поэтому вам всучили Дистрикт-12, – констатирую я. Новичкам обычно достается то, что не хотят брать другие.

– Я сам попросил, – говорит Цинна. – Можешь надеть халат, и мы обсудим твой образ.

Одевшись, я иду за Цинной в зал, где стоят два красных дивана с низким столиком посередине. Три голые стены, четвертая – из стекла, сквозь него открывается вид на город. Небо, с утра солнечное, теперь затянуто облаками, но судя по тому, как падает свет, сейчас около полудня. Цинна предлагает мне присесть и сам занимает место напротив. Он надавливает кнопку сбоку столика, тот раскрывается, и снизу выезжает полка с нашим завтраком. Цыплята в сливочном соусе с кусочками апельсинов, уложенные на гарнир из жемчужно-белых зернышек, крохотных зеленых горошин и лука, булочки в форме цветов, а на десерт – пудинг медового цвета.

Здорово было бы приготовить такую еду дома. Курятина, правда, слишком дорогая, но можно взять дикую индейку. Пришлось бы подстрелить двух индеек и одну сменять на апельсин. Козье молоко сойдет вместо сливок, горошек можно вырастить в огороде, а в лесу набрать дикого лука. Вот зерен этих я не знаю, то, что нам дают на тессеры, разваривается в неаппетитную коричневую кашу. За фигурными булочками нужно идти к пекарю, нести двух-трех белок. С пудингом еще сложнее, я даже не представляю, из чего он сделан… Чтобы раздобыть все необходимое, я потратила бы не один день, и все равно получилось бы лишь жалкое подобие обычного капитолийского обеда.

Каково это жить в мире, где еда появляется на столе по нажатию кнопки? Что бы я делала все те часы, что трачу на прочесывание лесов в поисках пропитания? Чем заняты эти люди в Капитолии помимо расцвечивания собственных тел и ожидания очередной партии трибутов, пачками гибнущих ради их развлечения?

Я поднимаю глаза на Цинну, и наши взгляды встречаются.

– Ты, должно быть, нас презираешь, – говорит он.

Неужели это так ясно написано у меня на лице? Или он читает мои мысли? Он, конечно, прав. Меня тошнит от всей этой своры.

– Ладно, не имеет значения, – продолжает Цинна. – Итак, Китнисс, поговорим о твоем костюме для церемонии. Моя коллега Порция работает с твоим земляком Питом. Мы решили, что будет хорошо создать ваши образы в одном стиле, отражающем дух вашего дистрикта.

• Предыдущая
• 11/193
• Следующая