И это все о нем - Липатов Виль Владимирович - Страница 55
- Предыдущая
- 55/107
- Следующая
— Как вы думаете, — спросил Прохоров, — технорук Петухов любит вашу дочь?
Она, кажется, уже поняла, что произошло невозможное, дикое, ужасное, как кошмарный сон; в безмятежное благополучие ее дома входило то, о чем женщина только читала и слышала, — комнаты следователя, зарешеченные окна, необходимость расписываться в конце каждой страницы.
На них уже обращали внимание. Стояла на крыльце соседнего дома прислушивающаяся старуха, женщины, возвращавшиеся из орсовского магазина, нарочно замедляли шаги, мелькали смутные лица за геранями на подоконниках.
— Это допрос! — вдруг жестко произнес Прохоров. — Примерно девятнадцатого-двадцатого апреля вам стало известно от Алены Юрьевны Брыль, что будущий муж вашей дочери Петухов посещает Анну Лукьяненок. Почему вы не сообщили об этом дочери?
Он сам чувствовал, что страшен непонятностью, грустью, всезнанием, выбором улицы, как места для допроса. А ведь на самом деле как все неожиданно и страшно… Десять минут назад куплена банлоновая кофточка, небрежно брошена в пляжную сумку коврига теплого хлеба, видна уже крыша родного дома, а она стоит возле человека в мешковатом костюме, оказавшегося капитаном уголовного розыска и задающего такие вопросы, от которых немеют кончики пальцев.
— Алена Брыль — сплетница! — приглушенным голосом сказала Лидия Михайловна. — Я ей не поверила…
— Резонно! — согласился Прохоров. — Но тогда возникает вопрос, почему Алена Брыль сочла необходимым сообщить именно вам о Петухове? Если между вашей дочерью и техноруком не было ничего связующего, отчего же Алена Брыль обращается к вам? Это первый вопрос… Второй таков: что вы ответили Алене Брыль и что сделали при этом?
Боже мой! Чего хотел от нее этот человек с мальчишеским хохолком на макушке крупной головы? Он приехал в Сосновку для того, чтобы выяснить причины смерти Евгения Столетова, но почему он сказал ей, Лидии Михайловне Гасиловой: «Это допрос!» Какое отношение к смерти Столетова могла иметь Лидия Михайловна? Почему ее муж с появлением в Сосновке этого человека потерял покой — ходит по кабинету, не присаживается, не останавливается, чтобы посмотреть на разноцветных лошадей?
— Что я сказала Алене Брыль? — прошептала Гасилова. — Я не помню, что сказала ей…
— Тоже возможно, — мирно согласился Прохоров. — Но вы не могли забыть про мельхиоровые сережки… Кстати, Алена Брыль выплатила уже полную их стоимость?
Лидия Михайловна сосредоточенно помолчала.
— Я не вижу ничего плохого в том, что продала Алене Брыль сережки, которые давно нравились ей, — наконец сказала она. — Я только не понимаю, почему вы спрашиваете об этом…
— Ну, это просто! — с хлебосольной улыбкой ответил Прохоров. — Вы ей продали сережки по сниженной цене для того, чтобы она не рассказала Людмиле о визитах Петухова к Анне Лукьяненок. Вы купили молчание — вот в чем суть вопроса.
Жена мастера Гасилова к этому времени растеряла не только вальяжность и выражение превосходства на белокожем лице, но и осанка у нее переменилась. Вялая, расслабленная, постаревшая женщина стояла на сосновской улице и просительно смотрела на капитана уголовного розыска.
— Мне надо идти, товарищ Прохоров! — тихо сказала жена мастера Гасилова. — Я опаздываю…
— Ради бога! — сказал он. — Ради бога!
Женщина удалялась, ее пляжная сумка потеряла разноцветность, а Прохоров все стоял на прежнем месте и думал о том, каким несчастным человеком был бы Евгений Столетов, если бы женился на Людмиле Гасиловой. Потом Прохоров тихонечко пошел по улице, продолжая размышлять и сравнивать… Людмила — Соня — Анна…
— Дяденька Прохоров! — услышал он мальчишеский голос и обнаружил себя сидящим на низкой скамейке возле палисадника незнакомого дома. — Дяденька Прохоров!
Дяденька Прохоров, оказывается, не только сидел в задумчивой, отдыхающей позе, а успел снять пиджак и галстук, тщательно запрятаться в тень и даже обмахиваться прочитанной областной газетой.
— Дяденька Прохоров…
Перед капитаном стоял пилипенковский поклонник Слава Веретенников — малец лет десяти. Он вечно вертелся возле младшего лейтенанта, выполнял его мелкие распоряжения и был такой же важный, как сам Пилипенко. Сейчас Славка тяжело дышал, но босые ноги на земле держал строго — пятки вместе, носки врозь. Подбежав к Прохорову, он приложил руку к потрепанной кепке и вообще вел себя соответственно.
— Вольно! — сказал Прохоров и вдруг подумал: «Я, наверное, несправедлив к Пилипенко! Он просто-напросто хороший работник. Молодой, старательный, гордящийся своим милицейским положением».
— Дядя Прохоров, вам записка от дяди Пилипенко…
С тремя синтаксическими и одной орфографической ошибками было написано: «Товарищ капитан! Кондуктор Акимов дал показания. Я уехал на лесосеку для проверки сведений товарища Лузгиной. Вернусь, как было приказано, к семи ноль-ноль.
Младший лейтенант Ром Пилипенко.
Сообщаю также, что из города „Ракетой“ прибыл парторг товарищ Голубинь. Состояние здоровья их супруги хорошее».
— Дяденька Пилипенко еще велели передать дяденьке капитану, что не надо ехать в район. Дядя Бойченко из комсомола сам приехал. Он ждет… — Славка запнулся, но закончил бойко: — Он ждет товарища капитана в служебном расположении…
Под командой Пилипенко находились мальчишки и постарше Славки. За незаконной торговлей — раньше времени — спиртными напитками наблюдали восьмиклассники под руководством солидного Баранова, соблюдением противопожарных мер ведали подростки, расхаживающие в старых медных касках, порядком в поселковом клубе занимались почти взрослые люди — десятиклассники.
— Ты чего вылупился, Славка? — сердито спросил Прохоров. — Ты почему не дышишь?
— У меня насморк…
— В такую-то жару?
— Я перекупался…
— Тогда ты свободен!
— Есть, товарищ капитан!
5
Второй секретарь райкома ВЛКСМ Бойченко был с головы до ног современен. Высокий рост, широкие плечи, узкие бедра, спортивная походка, каштановый цвет длинных волос, чемодан в руках — все это было из арсенала начала семидесятых годов, а форма чемодана чуточку опережала медленное-медленное сосновское время. Чемодан был черным, плоским, из числа тех чемоданов-папок, которые только недавно появились в обращении. Кирилл Бойченко наверняка привез чемодан из столицы. Шагая по улице, второй секретарь райкома комсомола чемоданом не взмахивал, его жесты были сдержанные, хотя ничего официального, учрежденческого в его внешности и в походке не чувствовалось.
— Называйте меня Кириллом, — попросил Бойченко после того, как вошел в кабинет и обменялся с Прохоровым крепким рукопожатием. — Так принято в комсомоле…
В черных легких брюках, в белой рубашке, ловкий в движениях, он походил на Женьку и его друзей — чуточку насмешливая улыбка, свобода в обращении, здоровая спортивность. Кириллу Бойченко отчего-то не мешал полуденный зной, в нем чувствовалась свежесть человека строгих житейских устоев, уверенность в том, что происходящее правильно, целесообразно и необходимо. Кирилл Бойченко сел на стул с таким видом, точно встреча с капитаном уголовного розыска была давно запрограммирована, хотя он узнал о желании Прохорова встретиться пятнадцать минут назад.
— Я слышал о вас, Александр Матвеевич! — сказал Кирилл. — Только вчера мы говорили о знаменитом капитане Прохорове.
Это, конечно, была не лесть, а открытое выражение доверия, словно Кирилл сказал: «Вы хороши на своем месте, капитан, мы — на своем, так давайте работать!» В нем вообще было сильным деловое начало, все было приспособлено к деятельности — одежда, чемоданчик, манеры, голос.
— Нам потребуется часа два, не больше, — задумчиво сказал Прохоров. — Еще утром я собирался ехать в район, чтобы встретиться с вами… А гора сама пришла к Магомету.
Уплатив за «знаменитого капитана», Прохоров почувствовал себя свободно.
— Меня интересует комсомольская деятельность Евгения Столетова, — сказал он. — Почему его выбрали секретарем? Это первый вопрос. А второй таков: знал ли райком комсомола о конфликте Гасилов — комсомольская организация лесопункта?
- Предыдущая
- 55/107
- Следующая
