Повесть без начала, сюжета и конца... - Липатов Виль Владимирович - Страница 22
- Предыдущая
- 22/62
- Следующая
Нина Александровна вдруг забавно выпятила нижнюю губу… Ба-а-а-тюшки мои, люди добрые, научите, что делать с выстиранными мужниными носками? Если оставить их висящими на веревке, часа через три в «большую» комнату ввалится Вероника, подбоченившись, поставит вопрос ребром: «Вам что, Нина Александровна, не нравится, как я стираю? Не нравится! Да! Так у Зиминых я буду жить в отдельной комнате!» Если же носки выбросить на помойку, то не позже чем через три дня Вероника поднимет страшную панику: «Это-о-о легче всего-о-о-о подумать, что я во-о-о-о-рую ваши носки! Вы в чем угодно меня можете обвинить, но я это дело так не оставлю! У меня милиция вся-я-я-я знакомая… Не одни вы честные люди!» А?!
Подскажите, граждане, что делать с выстиранными носками? Ну и глупость же она отчубучила, ну и экспериментик же произвела! И все это Люция Стефановна Спыхальская: «О, если бы ты знала, как иногда хочется выстирать мужские носки!» Что такое вообще с ней, Нинкой Савицкой, происходит, что она каждодневно и ежеминутно терпит поражения: то проявляет унизительный для себя самой сволочизм в учительской, связавшись с дурачком Мышицей, то теряет легкую и приятную дружбу со Стамесовым, то позволяет родному сыну Борьке снисходительно улыбаться материнской слабости… Вспомнив о Борьке, Нина Александровна, ей-богу, покраснела, так как именно вчера это упрямое чудище Борька снова ввалился в комнату на обледеневших коньках, в снегу с головы до ног, красный, как помидор, и цветущий, как молочный поросенок. Встав у порога, он начал испытующе поглядывать на мать и отчима: «Так как в смысле реки, дорогие родственнички?» Сергей Вадимович в это время дочитывал газету «Красное знамя», из-за развернутых страниц виднелась только его вихрастая макушка, и, видимо, увлеченный областными происшествиями, не услышал даже вызывающего стука Борькиных коньков. Так как насчет речки, родственнички? – настойчиво спрашивала поросячья независимая физиономия сына. Все ребята пошли на речку, какие же будут указания от вас? И это на девятом году жизни, при полувтороклассном образовании, с тройками по арифметике, русскому языку и при портретном сходстве с Ниной Александровной. Брови, подбородок, уши, линия щеки – все было материнское, но искривленное и преувеличенное, как в зеркалах комнаты смеха. Так как насчет речки, родственнички? Вопрос уже был готов вылиться словами, а Нина Александровна все молчала и даже покашливала, чтобы привлечь внимание Сергея Вадимовича: как поступить, Сергей? И вот в этот момент на физиономии Борьки и появилась сразившая ее снисходительная улыбка: эх, мама, мама, ничего ты толком не знаешь и не умеешь! «Можно кататься по реке,– неожиданно послышалось из-за газеты.– Больше лед мы не взрываем…»
…Как же все-таки поступить с выстиранными мужниными носками? Бросив выжатые носки снова в грязное белье и усмехнувшись, Нина Александровна вышла из кухни с мыслью найти во что бы то ни стало другую домработницу. Ведь надо же было как-то жить дальше, не топча саму себя, продолжая по-прежнему уважать ту женщину, которая совсем недавно значительно и гордо именовалась Ниной Александровной Савицкой, а вот теперь домработница называет ее ловкой и намекает на то, что Нина Александровна вышла замуж по расчету.
В «большой» комнате громко стучали часы с двойным заводом и мелодичным боем, сидел возле теплого бока печки кот Васька, и все это вместе – часы и кот, чувствующий приближение ужина,– означало, что скоро придет домой сын Борька. До его возвращения оставалось полчаса, то есть как раз столько времени, сколько хватило бы Нине Александровне на то, чтобы еще раз обдумать вопрос, решить который она не могла до сих пор.
Следует ли передавать Сергею Вадимовичу совет Стамесова просить новую квартиру не для мужа, а для Нины Александровны? Вот в чем была заковыка! Поэтому она села в свое любимое кресло возле газетного столика, закрыв глаза, принялась взвешивать все за и против, такая напряженная и от этого побледневшая, точно решала сложнейшую математическую задачу. Нина Александровна была совершенно неподвижна, и только ноздри трепетали…
Сначала громко стукнула тяжелая зимняя дверь, потом раздалось веселое и потешное кряхтенье, которым всегда сопровождал раздевание Сергей Вадимович; на снимание пальто и шапки у него ушло три секунды, на стаскивание сапог и одевание домашних тапочек – семь, и вот в дверь уже просунулась легкомысленная физиономия.
– Здоровеньки булы! Как ваше ничего? Каково политико-моральное состояние? – резвился Сергей Вадимович, усаживаясь в кресло напротив жены и крепко потирая пальцами усталое, но хорошо выбритое лицо.– Как у нас сочетается личное и общественное, что новенького в области контактов с окружающей нас славной действительностью? Нет, понимаете ли, разлада, конфликта, некоммуникабельности? И почему вы, гражданочка, молчите, когда с вами разговаривает роскошный мужчина, пахнущий «Красной Москвой»?
В кресле развалился на самом деле болтун и сибарит, бездельник и пижон, стиляга – таким мужа Нина Александровна еще никогда не видела.
– Что произошло, Сергей? – тревожно спросила она, наклоняясь к нему.
Он прищурился и спросил:
– А ты знаешь, чем отличается поп от реки Волги?
– Не валяй дурака, Сергей!
Сергей Вадимович с удовольствием захохотал:
– Ага, не знаешь! А они отличаются тем, что поп – батюшка, а Волга – матушка… Три раза «ха-ха-ха!»… Слушай, а в нашей фатере вполне терпимая жизнь: светло, тепло и мухи не кусают! Что, опять лесосплавной юмор?
– Будет тебе, Сергей, паясничать,– сказала Нина Александровна, хотя в их «большой» комнате не хватало только розового абажура и геранек на окнах – так было по-мещански уютно, славно, тепло. В тишине потрескивали печные кирпичи, в трубе подвывало, крашеный сосновый пол потрескивал под тяжестью кресел, на которых они сидели, а от нового и громадного дивана-кровати пахло волнующе лаком, как в детстве от нового деревянного пенала с переводной картинкой на крышке. В пеналы Нинка Савицкая отчего-то была отчаянно влюблена, на покупку новых часто тратила все карманные деньги, и, наверное, поэтому с тех пор запах лака у нее вызывал волнение.
– Не шалю, никого не трогаю, починяю примус в кресле,– смиренно сказал Сергей Вадимович, цитируя строчку из романа Булгакова «Мастер и Маргарита».– Какие будут еще указания?
Какие могли быть еще «указания», когда на стуле, ерничая и скрывая, видимо, громадное внутреннее напряжение, сидел катастрофически красивый мужчина… Передаем по буквам: Константин, Анна, Тимофей, Александр… Катастрофически красивый, так как Сергей Вадимович не только приближался к Мышице, но и стоял ступенью выше. Чем это все объяснялось, знал только бог, а Нина Александровна задала обычный вопрос:
– Ты почему не переодеваешься, Сергей?
– Кто? Я? Да я уже в твоем обожаемом лыжном костюме! Шерстяной спортивный костюм Нина Александровна купила мужу сама – достала его ценой унижений перед орсовской продавщицей Клавой, но муж в этом костюме ей нравился. Покупка спортивного костюма произошла недавно, буквально на днях, поэтому Сергей Вадимович, привыкший ходить дома в задрипанной рубахе, в него влезал неохотно – ворчал, что жарко и давит в плечах. Однако сегодня муж спортивный костюм натянул так моментально, что она и не заметила. Это было неприятно, и Нина Александровна, досадуя, вышла в коридор, пробыла там секундочку и вернулась с газетой в руках.
– Пожалуйста, Сергей!
Когда муж погрузился в чтение, Нина Александровна стала пришивать пуговицу к Борькиной лыжной куртке, изредка поглядывая на Сергея Вадимовича. Обычно он начинал читать газету с первой страницы, даже с передовой статьи, а уж затем… На этом месте тихих вечерних размышлений Нина Александровна обнаружила, что не знает, какую страницу газеты Сергей Вадимович читает после первой. Это отчего-то заинтересовало ее, и Нина Александровна, исхитрившись, при помощи зеркала в платяном шкафу увидела, что сегодня Сергей Вадимович газету, оказывается, начал читать вообще не с первой, а с последней полосы, где была помещена крохотная заметка о том, что в областном городе Ромске вышел на шоссе лось и долго шлялся неподалеку от бензозаправочной колонки, задерживая движение; потом зверь переплыл реку неподалеку от карандашной фабрики, задержав стремительный бег судна на подводных крыльях. Нина Александровна газету «про-о-бе-жала» еще в школе и сейчас подумала о муже так: «Сергей Вадимович, наверное, сегодня изрядно устал…»
- Предыдущая
- 22/62
- Следующая
