Неизвестные лики войны - Казаринов Олег Игоревич - Страница 28
- Предыдущая
- 28/87
- Следующая
«Тьму зла» несла не только ЧК, не стоит обольщаться этим ленинским признанием.
После изгнания из Киева петлюровцев в Анатомическом музее нашли 200 трупов зарубленных людей.
На станции Гомель-Полесский был обнаружен «вагон смерти» с изуродованными трупами четырнадцати ответственных работников города…
Список преступлений можно продолжать бесконечно.
Как это бывало во всех гражданских войнах, не осталось в стороне духовенство.
Церковное управление южных губерний заявило: «Гидра большевизма и после всех ударов, нанесённых ей нашими доблестными армиями с их беспримерными вождями-патриотами христианами, стоит ещё с поднятой головой… Церковь должна поднять и крест и палицу свою против этой гидры, как подняла бы она всё оружие своё против Антихриста…»
Как сильно сказано! Словно в предвидении грядущих большевистских гонений, разграбленных церквей, взорванных храмов, расстрелянных священнослужителей.
Вот только как церковники, проповедующие христианское терпение, милосердие и всепрощение, представляли борьбу с «Антихристом», к которой призывали верующих? Ведь не при помощи одной молитвы. Не подставлением «щеки другой». А скорее — разбиванием прикладами черепов, вешаньем на столбах, сжиганием в паровозных топках.
Разумеется, на призыв откликнулись «народные массы», выступили на защиту веры.
И принялись «защищать».
Например, в предместье Киева — Куренёвке — такие «защитники» загнали в помещение районной милиции около 150 человек и открыли по ним стрельбу. (Показательно, что с кличем «За веру православную!» люди шли с мешками, надеясь заодно поживиться при грабеже города.)
«В Звенигородском уезде толпа, созванная колокольным звоном „на защиту церкви“, убила двух советских работников и милиционера, в Павловском посаде подожгла здание Совета и убила семь человек, в Яковлевском монастыре Пензенской губернии 5 сентября 1918 года монахини (!) убили чекистку Прасковью Путилову. При проведении в жизнь декрета об отделении церкви от государства в стране произошло 1414 кровавых столкновений».
21 мая 1921 года генерал-лейтенант барон Р.Ф. Унгерн фон Штернберг отдал приказ о наступлении против Красной Армии в Сибири.
Ненавистники большевиков и красных палачей, «утопивших Россию-матушку в крови», утрите слёзы умиления, читая строки этого приказа, отданного благородным царским офицером: «Русский народ в недрах души своей преданный вере, царям и отечеству… Народу нужны имена, имена всем известные, дорогие и чтимые. Такое имя лишь одно — законный хозяин земли русской — император всероссийский…»
Далее в приказе говорилось: «Единоличным начальникам, карающим преступников, помнить об искоренении зла до конца и навсегда и о том, что неуклонность в суровости суда ведёт к миру, к которому мы все стремимся, как к высшему дару неба… Комиссаров, коммунистов и евреев уничтожать вместе с семьями. Всё имущество их конфисковать… Продовольствие и другое снабжение конфисковать у тех жителей, у которых оно не было взято красными. Мера наказания может быть лишь одна — смертная казнь разных степеней…»
Путь барона Унгерна шёл по рекам крови не только советских работников и их семей, но и ни в чём не повинных жителей. Нет, их не всех убивали. Предпочитали терзать и предавать «самым бесчеловечным, известным нам только по глубокой истории, пыткам». Сжигались громадные сёла с женщинами и детьми (например, село Укыр), сотнями расстреливались крестьяне (станица Мензинская). Применялись такие пытки, как сажание на лёд, на раскалённую крышу, битьё кнутами и т. п. Причём в приказах уточнялось, что битьё кнутами должно было быть «такое, чтобы летели куски мяса».
Ещё один «беспримерный вождь-патриот христианин», Б.В. Анненков, вёл свою родословную от известного декабриста — Ивана Анненкова. Он был его внуком. Но при этом являлся убеждённым монархистом и мечтал об идеальном государе, наделённом неограниченной властью и «твёрдой волей». Его отряд состоял из богатых сибирских и семиреченских казаков, бывших жандармов, разорившихся торговцев, искателей лёгкой добычи.
Сам адмирал Колчак произвёл тридцатилетнего Анненкова в генералы и назначил «командующим отдельной Семиреченской армией». «С нами Бог и атаман Анненков!» — этот девиз красовался на знамёнах, на стенах железнодорожных вагонов. На артиллерийских орудиях. И даже на телах солдат в виде татуировок. «Нам нет никаких запрещений, с нами Бог и атаман Анненков, руби направо и налево!»
За Анненковым следовал специальный «вагон смерти», в котором содержались арестованные. Из этого вагона редко кто выходил живым.
11 сентября 1918 года анненковцы заняли Славгород. В первый же день ими было убито 500 человек. Восемьдесят семь захваченных делегатов крестьянского уездного съезда Анненков приказал изрубить на куски на площади против Народного дома и здесь же закопать.
Деревня Чёрный Дол была сожжена дотла. Крестьян, их жён и детей расстреливали, били, вешали на столбах.
В деревнях Павловке, Толкунове, Подсосновке и других казаки производили массовые порки крестьян обоего пола и всех возрастов. Затем их казнили: выкалывали глаза, вырывали языки, снимали полосы кожи на спине и живыми закапывали в землю. Свидетели говорят, что других привязывали к конским хвостам верёвкой за шею, пускали лошадь во весь опор и таким образом умерщвляли.
Степи, где проходила белая Семиреченская армия, «были буквально усеяны обезглавленными трупами крестьян».
В городе Сергиополе анненковцы расстреляли, изрубили и повесили 80 человек, часть города сожгли, имущество граждан разграбили.
В селе Троицком они убили 100 мужчин, 13 женщин, 7 грудных детей, а село сожгли.
В селе Никольском анненковцы выпороли 300 человек, расстреляли 30 и 5 повесили, часть села сожгли, скот угнали.
В селе Знаменка вырезали почти всё население.
В Семипалатинске 30 арестованных советских работников вывели на берег уже скованного льдом Иртыша, сделали прорубь и приказали им прыгать в воду. В тех, кто отказывался это сделать, стреляли.
Сохранились многочисленные свидетельства тех кошмарных событий. Вот одно из них, крестьянина Довбни: «…Пьяная разнузданная банда… стала безнаказанно пороть крестьян, насиловать женщин и девушек, грабить имущество и рубить крестьян, невзирая на пол и возраст, да не просто рубить, а рубить в несколько приёмов: отрубят руку, ногу, затем разрежут живот и т. д.» «…Ворвавшись в крестьянскую хату, анненковцы, — говорит свидетель Турчинов, — насаживали на штык покоящегося в колыбели грудного ребёнка и со штыка бросали в горящую печь…»
Только вот в последнее время предпочитают эти и подобные им свидетельства не вспоминать. Нынче «в моде» другие палачи, красные — Свердлов, Якир, Бела Кун, Юровский.
Эх, если бы Николай I казнил не пятерых декабристов, а всех! Распорядился бы повесить их на площади вниз головой. Повесить с жёнами и детьми, братьями-сёстрами и племянниками, со всей роднёй, чтобы истребить всё семя, чтобы не подрастали мстители. Повесить голыми на потеху толпе. С рваными ноздрями.
Передовая интеллигенция повозмущалась бы, повозмущалась и успокоилась. И тогда ореол мучеников вокруг декабристов быстро бы погас. Поэты не превозносили бы их мужества и самоотверженности их жён, уехавших за мужьями на каторгу. «Во глубине сибирских руд» некому было бы хранить «гордое терпенье». И каторжанин А. Одоевский не написал бы дерзких строк: «Наш скорбный труд не пропадёт: Из искры возгорится пламя…» Весь романтизм «высоких стремлений» улетучился бы за несколько лет. Левая пресса не стала бы вспоминать их к месту и не к месту, культивировать их идеи. Их пример не вдохновлял бы на борьбу следующие поколения бунтарей.
Возможно, тогда и не созрела бы в России революция, не началась бы Гражданская война, не было бы потомка декабриста — изувера Анненкова.
Но царь проявил мягкость.
А как показывает История, при гражданском противостоянии мягкость недопустима и даже преступна. Гарантировать победу и относительный порядок может только безжалостность, с которой соперник истребляется всеми имеющимися средствами.
- Предыдущая
- 28/87
- Следующая
