Мозг рассказывает.Что делает нас людьми - Рамачандран Вилейанур С. - Страница 59

нет предвидения, поэтому он не мог создать сначала одну, а потом другую.

Однако, как заметил Ричард Докинз, есть много существ с глазами на

всех стадиях сложности. Оказывается, есть логическая эволюционная

последовательность, которая ведет от простейшего светочувствительного

механизма пучка светочувствительных клеток на внешнем слое кожи к

совершенному оптическому органу, которым мы пользуемся.

Язык тоже сложен, но где взять возможные промежуточные ступени?

Как отметили французские лингвисты, мы не располагаем для исследования

ни ископаемыми языками, ни получеловеческими существами. Однако это не

останавливает ученых: мы продолжаем размышлять о том, как мог произойти

переход. В общих чертах, существует четыре основные гипотезы. Некоторая

путаница между этими гипотезами связана с тем, что «язык» понимают то в

узком смысле синтаксиса, то в более широком смысле, который включает

семантику. Я буду использовать этот термин в более широком смысле.

ПЕРВАЯ ГИПОТЕЗА БЫЛА предложена современником Дарвина Альфредом

Расселом Уоллесом, который независимо открыл принцип естественного

отбора (хотя редко получает заслуженное признание, возможно, потому, что

он из Уэльса). Уоллес утверждал, что, хотя естественный отбор и поработал

над превращением плавников в ноги, а чешуи в волосы, язык слишком

сложный механизм, чтобы возникнуть тем же способом. Его решение

проблемы было простым: язык вложен в наш мозг Богом. Может, так, а

может, и нет. Как ученые мы не можем проверить эту гипотезу, так что идем

дальше.

Существует

вторая гипотеза, предложенная отцом-основателем

современной лингвистики Ноамом Хомским. Как и Уоллес, он был поражен

утонченной сложностью языка и тоже не мог считать естественный отбор

причиной появления языка.

Его

теория

происхождения

языка

основана

на

принципе

эмерджентности: целое есть больше, чем просто сумма составляющих его

частей. Хороший пример можно привести из области изготовления соли

съедобного белого кристалла путем соединения зеленого ядовитого газа

хлора со сверкающим светлым металлом натрием. Ни один из этих элементов

ничем не напоминает соль, и все-таки они соединяются в соль. А если такое

сложное и непредсказуемое новое качество может возникнуть из

взаимодействия двух элементарных веществ, то кто может предсказать, какие

новые неожиданные свойства могут возникнуть, когда упаковываешь 100

биллионов нервных клеток в маленькое пространство черепно-мозговой

полости человека? Может быть, язык одно из таких свойств?

Гипотеза Хомского не так глупа, как думают некоторые из моих

коллег. Но даже если она верна, о ней можно сказать очень немного при

нынешнем состоянии науки о мозге. У нас просто нет способа ее проверить.

И хотя Хомский не говорит о Боге, его гипотеза опасно приближается к

гипотезе Уоллеса. Не знаю, прав он или нет, но мне не нравится его гипотеза

тем, что нельзя далеко уйти в науке, если говорить, что произошло нечто

чудесное. Мне интересно найти более убедительное объяснение, которое

основано на общеизвестных принципах органической эволюции и

функционирования мозга.

Третья гипотеза, предложенная одним из самых выдающихся

сторонников эволюционной теории в нашей стране, Стивеном Джеем

Гулдом, утверждает обратное тому, о чем говорят лингвисты: язык не

является специальным механизмом, основанным на мозговых модулях, и

эволюционировал он не ради коммуникации, хотя сейчас она и является его

наиболее очевидной функцией. Наоборот, язык представляет собой частную

реализацию более общего механизма, который развился ранее для других

причин, а именно мышления. Согласно теории Гулда, язык произошел из

системы, которая дала нашим предкам более сложный способ мысленно

представлять мир и, как мы увидим в главе 9, способ представлять самих

себя внутри этого представления. Позднее эта система переориентировалась

или разрослась в средство коммуникации. С этой точки зрения мышление

было экзаптацией механизмом, который изначально развился для одной

цели, а затем дал возможность развиться чему-то совершенно другому (в

данном случае языку).

Нужно учитывать, что экзаптация сама по себе появилась в результате

обычного естественного отбора. Неспособность понять это привела к

большой путанице и смертельной вражде. Принцип экзаптации не является

альтернативой естественного отбора, как думают критики Гулда. Он только

дополняет и расширяет его задачи и область применения. К примеру, перья

изначально развились из чешуи рептилий как адаптация с целью обеспечить

изоляцию (как шерсть у млекопитающих), но затем экзаптировались для

полета. Рептилии развили трехкостную многосуставную нижнюю челюсть,

чтобы заглатывать большую добычу, но две из трех костей стали экзаптацией

для улучшения слуха. Положение этих костей сделало возможной эволюцию

двух маленьких усиливающих слух костей внутри вашего среднего уха. Ни

один инженер не мог и мечтать о таком изящном решении проблемы,

которое иллюстрирует случайную природу эволюции. (Как сказал однажды

Фрэнсис Крик: «Бог дилетант, а не инженер».) Я вернусь к идее насчет

челюстных костей, которые превращаются в ушные кости, в конце этой

главы.

Другой пример адаптации более широкого назначения это появление

подвижных пальцев. Наши древесные предки изначально развили их для

лазания по деревьям, но человекообразные приспособили их для тонких

манипуляций и для использования орудий. Сейчас, благодаря силе культуры,

пальцы стали универсальным механизмом, который можно использовать,

чтобы качать колыбель, править государством, указывать или даже

производить математические подсчеты. Но никто даже наивный адапционист

или эволюционный психолог не станет утверждать, что пальцы были

естественно отобраны для указывания или подсчитывания.

Подобным образом, как утверждает Гулд, мышление могло развиться

первым, учитывая его очевидную целесообразность в этом мире, а затем

подготовило площадку для развития языка. Я согласен с общей идеей Гулда,

что изначально язык развивался не для коммуникации. Но мне не нравится

мысль, что мышление развилось первым и что язык (под которым я понимаю

весь язык не только язык в смысле эмерджентности, как у Хомского) был

всего лишь побочным продуктом, потому что она просто откладывает

проблему, вместо того чтобы ее решить. Поскольку мы знаем о мышлении и

о том, как оно могло возникнуть, еще меньше, чем о языке, то что добавит

нашему пониманию идея, что язык развился из мышления? Как я уже не раз

говорил, в науке далеко не уйдешь, если пытаться объяснить одну загадку

через другую.

Четвертая гипотеза диаметрально противоположная гипотезе Гулда

была предложена выдающимся лингвистом Гарвардского университета

Стивеном Линкером, который объявил, что язык это инстинкт, присущий

человеческой природе, как покашливание, чихание или зевание. Он не имел в

виду, что язык так же прост, как эти инстинкты. Язык высший

специализированный

мозговой

механизм,

уникальная

человеческая

адаптация, которая развилась через обычные механизмы естественного

отбора специально для коммуникации. Так что Пинкер соглашается со своим

учителем Хомским, предполагая (и, по-моему, правильно), что язык высший

специализированный орган, но расходится со взглядами Гулда на значение

экзаптации в его эволюции. Взгляды Линкера достойны уважения, но его