Ковчег детей, или Невероятная одиссея - Липовецкий Владимир - Страница 25

• Предыдущая
• 25/177
• Следующая

Дети находились под присмотром старой родственницы и жили наверху, куда вела узкая и крутая лестница. Зайти к отцу по собственному желанию они не имели права. Когда же сам он являлся в верхние комнаты, испуганно вскакивали и кланялись своему батюшке. Выглядели они бледными и покорными.

Ирине было искренне жаль сестер Шеломенцевых, хотя и жили купеческие дети с отцом, а не вдалеке от родного дома, как она.

Подружилась Венерт и с Шурочкой Загурской. Эта семья была совсем другая.

Ирина приходила к Загурским обычно по воскресеньям. Они устраивались в гостиной. Шурочка сидела с шитьем или вышивкой. А старшие ее два брата, сменяя друг друга, что-нибудь читали вслух.

Загурские тоже были купцами. Но здесь отсутствовал семейный гнет. Дети не боялись родителей. Не трепетали при появлении отца. Что не мешало, впрочем, уважению и послушанию.

Но и в этом доме часы остановились, показывая все тот же девятнадцатый век. Братья Загурские читали Герцена и Чернышевского, рассуждали о Лермонтове и Тургеневе, восхищались «Демоном». Но ничего не слышали об Александре Блоке и Владимире Короленко. Ирине, увлекавшейся литературой и пытавшейся самой писать стихи, это было странно.

Но наибольший интерес Ирина испытывала к двум другим девочкам-одноклассницам — Лошмановой и Леоновой. Тоже гимназистки и тоже Шурочки, как и Загурская. И самое удивительное — из Петрограда.

Да, неожиданно обнаружилось, что в Ирбите находятся пятьдесят земляков, точнее, землячек. Живут на Александровской площади. Приехали на целый год раньше — в сентябре семнадцатого. Еще до революции.

Это была группа девочек-подростков петроградского приюта, в основном сироты. И они прибыли в Сибирь, чтобы подкормиться. Средства на жизнь им посылало Императорское человеколюбивое общество. Было до революции такое благотворительное общество, куда вносили пожертвования крупные торговые фирмы, предприятия и всякие состоятельные люди. Членство в нем считалось почетным, а деньги шли на содержание приютов, богаделен, школ и пансионатов. Но как только прекратилась связь со столицей, прекратилась и помощь. Одним словом, положение девочек-приюток было нисколько не лучше, чем колонистов.

— Пойдем к нам, — предложили Леонова и Лошманова. — Посмотришь, как живем.

— А кто у вас главный? — спросила Венерт.

— Нашим приютом заведует Ирина Викторовна Чичигова, — ответила Шура Лошманова. — Если бы не она, мы пропали бы.

Первым, кто им попался навстречу, когда они вошли, была девушка редкой красоты. «Таких рисуют художники», — сказала себе Ирина.

— Кто это? — чуть слышно спросила она.

— Моя сестра, — ответила Шура Леонова, явно гордясь произведенным впечатлением.

Но удивляться было некогда. Девушка уже подошла и протянула руку:

— Мария.

— Вы тоже учитесь в гимназии?

— Нет, уже закончила… Я воспитательница группы.

— Воспитательница? — еще больше удивилась Ирина.

— Да. Мне скоро девятнадцать. А вы, наверное, одна из колонисток? Мне Шура рассказывала. Я все собиралась прийти познакомиться. Хорошо, что вы меня опередили. Нашу заведующую очень и очень интересует ваша колония. Она говорит, что вместе легче выстоять. Легче вернуться в Петроград.

Почти весь день провела Венерт в гостях у приюток. Все увиденное было интересным и весьма отличалось от жизни колонистов. У них в колонии народ разный: и дошколята, и старшеклассники. Мальчики и девочки… А здесь никого, кто был бы моложе пятнадцати лет. Колонисты — из разных семей, с разными вкусами, привычками. А эти девочки — как сестры. Живут вместе уже не первый год.

Возможно, Ирина находилась под впечатлением красоты Марии Леоновой, но и остальные девочки ей показались очень хорошенькими. Ни одной дурнушки. И руки золотые. Какое у них шитье и вышивка! Этим они себе зарабатывают на жизнь. А какие чудные голоса!

Чичигова в честь гостьи разрешила вынести в гостиную граммофон и пластинки с Карузо и Шаляпиным. Уже давно, очень давно, может быть, с тех пор, как она рассталась с мамой, не чувствовала себя Ирина так хорошо.

Из рассказа Любы Золотинкиной:

— Наша ирбитская зима тянулась долго. Казалось, никогда не наступят теплые деньки. Но пришла весна, сошел снег, и мы, как вся природа вокруг, тоже ожили. Стали больше гулять. Ходили по заданию кухни в лес собирать щавель. Все нас радовало. Мы ждали скорых перемен в своей жизни.

В конце весны наша воспитательница Лидия Николаевна Соколова ненадолго уехала, оставив с нами медсестру. Воспользовавшись этим, мы стали убегать на речку.

Ирбит расположен в сырой низине и окружен реками, которые переплелись между собой, как пряди волос. Здесь опасные течения, водовороты, коварные ямы. Но какое нам до этого было дело…

На всю жизнь запомню тот день — 4 июня 1919 года. Самое начало лета, а день жаркий. Вера Струкова, Маруся Сорокина, Нина Федотова, Женя Трифилова и Настя Александрова, не умея плавать, плескались недалеко от берега. И с визгом выскакивали из воды, еще довольно холодной.

Мы же с Лелей Бабушкиной плавали хорошо. Я первой вошла в реку и поплыла по течению. А Леля вслед за мной. И даже обогнала. И вдруг слышу крик: «Спасите!»

Лелечка попала в водоворот! Что делать? Я поплыла ей на помощь. Но и меня завертело. Девочки на берегу визжали отчаянно, не зная, чем помочь. Прибежал какой-то человек. Стал нам бросать шесты. Но их относило в сторону. А моя подруга все кричала, теряя последние силы. И вот она вынырнула последний раз… Только пузырьки на поверхности… А я почти потеряла сознание от страха. Хорошо, что на спину легла, и меня отнесло к противоположному берегу. Там был мальчик с удочкой. Он бросил шест. И очень удачно. Я схватилась за шест. И мальчик меня вытащил на берег.

Я сразу потеряла сознание и плохо помню, что было дальше. Потом девочки рассказывали, что побежали в город, сообщили о случившемся. Прислали лодку с двумя рабочими. Меня пытались посадить в лодку, чтобы переправить на другой берег, но я сопротивлялась и кричала: «Не поеду, не поеду! Я тону!»

Кое-как меня усадили в лодку. Мне рассказывали, что я была мертвенно бледна, плакала и не переставала кричать: «А Леля? Где Леля?..»

С большим трудом меня довели домой и уложили в постель. А я бредила, повторяя все тот же вопрос.

Нельзя сказать, чтобы мы, девочки, были уж слишком суеверны. Хотя и церковь посещали, и гадать любили. Но незадолго до рокового купания произошло вот что. Судите сами.

Мне и Леле Бабушкиной пришла в голову мысль — поиграть в покойников. Всем эта идея понравилась и даже увлекла. Нас, «мертвецов», уложили на топчаны, укрыли простынями, украсили ветками черемухи и даже лица разрисовали углем и мелом.

Перед тем как начать коллективное оплакивание, девочки критически осмотрели свою работу и нашли, что Леля Бабушкина «покойница на пять с плюсом». А вот я, Люба Золотинкина, не очень то похожа… «Ах, так! — обиделась я. — Тогда не желаю умирать!» Сбросив с себя похоронное украшение, я выскочила из «гроба» и стала вслед за другими причитать: «Ох, ты моя хорошая да любимая… Да на кого же ты нас покинула?»

Хор плакальщиц звучал так громко и столь отчаянно, что прибежали воспитательницы и всплеснули руками:

— Да вы что, спятили!? Разве можно играть в такие игры! Немедленно прекратите!

Спектакль с «покойниками» пришлось прекратить, чем все были очень недовольны, в том числе и Леля Бабушкина.

…Тело моей подруги не могли найти несколько дней. Но однажды вечером, когда мы сидели у ворот дома, привезли на телеге под рогожей то страшное, что было Лелей Бабушкиной. И теперь мы рыдали, оплакивая ее по-настоящему.

Похоронили мы Лелечку на хорошем месте, под березками. Сплели из цветов венок и гирлянды, украсили ими могилку. А на крест прикрепили стихотворение, которое написала наша колонистка поэтесса Ирина Венерт:

• Предыдущая
• 25/177
• Следующая