Кровопролития на Юге - Дюма Александр - Страница 49
- Предыдущая
- 49/58
- Следующая
М. пошел узнать новости. Мгновение спустя мы услышали стремительные шаги, и он вбежал в комнату с криком: «Идут! Они уже здесь!» — «Кто?» — спросили мы. «Убийцы!»
Признаться, я почти обрадовался. Я схватил пару двуствольных пистолетов, твердо решив, что не дам зарезать себя, как овцу. В самом деле, подойдя к окну, я увидел людей, лезущих через стену в сад. У нас еще было время убежать по потайной лестнице; мы выскользнули через заднюю дверь и затворили ее за собой, теперь оставалось только перебежать дорогу, пробраться в соседний виноградник, скользнуть под лозы и затаиться.
На дом капитана указали как на логово бонапартистов, и убийцы надеялись застать нас врасплох: и впрямь, мгновением позже мы бы погибли: мы не пробыли в нашем тайнике и пяти минут, как они показались на дороге, которую мы только что перебежали, и принялись озираться по сторонам, не подозревая, что мы прячемся в шести шагах от них. Что до меня, то я их видел и держал наготове заряженные пистолеты, твердо решив убить первого, кто ко мне приблизится. Они удалились, мы задумались над своим положением и взвесили все шансы; вернуться к капитану мы уже не могли. Впрочем, он и сам убежал, так что мы бы его не нашли. Бродить по полям было немыслимо: в нас. бы неминуемо признали беглецов. В этот миг мы услыхали крик: в нескольких шагах от нас кого-то убивали; впервые в жизни я слышал предсмертные стоны и, признаться, застыл на месте от ужаса; но вскоре меня охватил яростный протест: я предпочел бы идти прямо навстречу опасности, чем ждать, и, хотя еще раз пройти через деревню Сен-Жюст было для меня опасно, я решил рискнуть. Тогда я повернулся к М. и сказал: «Послушай, ты можешь до вечера оставаться здесь, не подвергаясь опасности, а я пойду в Марсель, потому что не могу более выносить эту неопределенность. Если убийцы ушли из Сен-Жюста, я за тобой вернусь, а если нет, пойду дальше один».
Мы знали, какая опасность нам грозит, и понимали, что надежда вновь увидеться невелика; он протянул мне руку, я бросился ему на шею, мы обнялись и простились.
Я немедля пускаюсь в путь, являюсь в Сен-Жюст, замечаю разбойников и, распевая, направляюсь прямо к ним, один из них хватает меня за ворот, двое других берут меня на мушку.
Да уж навряд ли когда-нибудь я кричал «Да здравствует король!», вкладывая в свой голос больше подобающего случаю энтузиазма, чем в тот раз! Нелегко смеяться, пошучивать, демонстрировать отменное спокойствие, когда от гибели вас отделяет легкое нажатие пальца убийцы на курок ружья; тем не менее я все это проделал и целый и невредимый выбрался из деревни, решив на сей раз, что лучше я дам себя подстрелить, чем вернусь сюда снова.
Однако никаких обходных тропинок мне не попалось, а в Сен-Жюст я решил не возвращаться; поэтому я направился по дороге в Марсель, а дорога эта в тот час была не слишком удобна для путешествий: на ней сошлись несколько отрядов с белыми кокардами. Мне сообщили, что въезжать в город сейчас особенно опасно; я решил дождаться ночи, прогуливаясь, а потом проникнуть в Марсель под покровом темноты; но тут один из патрулей предупредил меня, что блуждая по дороге, я навлекаю на себя подозрение, и приказал убираться либо в город, из которого доходили столь тревожные вести, либо в деревню, где меня чуть было не убили. Единственным моим прибежищем оказался постоялый двор: я вошел, спросил пива и сел у окна, все еще надеясь, что мимо пройдет какой-нибудь знакомый. В самом деле, после получаса ожидания я заметил М., с которым расстался в винограднике; ему не захотелось дожидаться меня там, и он пустился мне вдогонку; замешавшись в толпу грабителей, он ухитрился незамеченным пробраться через деревню. Я окликнул его, он вошел. Мы посовещались; хозяин отрядил в наше распоряжение надежного человека, который согласился сходить к моему шурину и предупредить его, что мы ждем на постоялом дворе. Спустя три часа ожидания мы увидели, что идет мой шурин. Я хотел бежать ему навстречу, но М. заметил, что такой поступок был бы неосторожностью с моей стороны; итак, мы остались на месте, пожирая моего родственника глазами. Он вошел на постоялый двор. Тут уж я не вытерпел, побежал навстречу ему и столкнулся с ним на лестнице. «Где моя жена? — воскликнул я. — Вы видели мою жену?» — «Она у меня», — отвечал он. Я радостно вскрикнул и бросился его обнимать.
В самом деле, моя жена, на которую из-за моих убеждений обрушились оскорбления, угрозы и издевательства, укрылась у него в доме.
Начинало темнеть. Мой шурин был в мундире национальной гвардии; этот мундир служил в те дни порукой спасения; он взял нас обоих под руки; мы миновали заставу, и никто даже не осведомился, куда мы идем; по окольным улочкам мы добрались до его дома. Впрочем, в городе было спокойно: резня кончилась или почти кончилась.
Жена моя была спасена; в этих словах заключалась для меня вся радость, какую может вместить сердце человеческое. Вот что с нею произошло.
Как условились, мои жена и теща вернулись домой, чтобы собрать вещи. Но владелица дома, проведав об их возвращении, подстерегала их на лестнице, когда они выходили, и, обратившись к моей жене, осыпала ее проклятиями. Муж домовладелицы, не зная, что происходит, вышел из своей комнаты на шум, взял ее за руку и силой увел в дом, но она подбежала к окну и, когда моя жена выходила из дверей, завопила, обращаясь к вольной роте, стоявшей напротив дома: «Стреляйте! Стреляйте! Они бонапартисты!» По счастью, эти люди оказались-более милосердны, чем она, и, видя двух одиноких женщин, пропустили их; впрочем, почти сразу же навстречу им попался мой шурин, который, будучи защищен своим мундиром и своей репутацией, взял обеих женщин под руку и отвел к себе.
Меньше посчастливилось одному молодому человеку, чиновнику префектуры, который приходил ко мне накануне: мы должны были с ним вместе редактировать «Журналь де Буш-дю-Рон». Место службы и посещение моего дома изобличили в нем столь опасный образ мыслей, что ему велено было убираться, но он не успел спастись. На углу улицы Ноайль на него напали, он получил удар кинжалом и упал, обливаясь кровью; к счастью, рана оказалась несмертельной.
Весь день прошел в еще более ужасных убийствах, чем накануне: по улицам струилась кровь и через каждые сто шагов валялись трупы. Однако это зрелище не только не устрашало убийц, но преисполняло их весельем. Вечером на улице водили хороводы и пели, и долго еще этот день, получивший у нас название дня резни, именовался у роялистской черни днем шутки.
А мы, не в силах далее выносить подобное зрелище, хотя для нас самих опасность уже почти миновала, в тот же вечер сели в карету и покатили в Ним.
По дороге мы не повстречали, впрочем, ничего примечательного до самого Оргона, куда прибыли на следующий день: только несколько отдельных сторожевых постов свидетельствовали о том, что нигде нет полного спокойствия. Впрочем, подъезжая к городу, мы заметили трех человек, которые стояли, взявшись за руки, и казались лучшими друзьями, что выглядело удивительно после всего, что мы видели прежде, так как один из этой троицы был с белой кокардой, другой с трехцветной, а третий вообще без кокарды. Как я уже сказал, они дружелюбно держались за руки и ждали исхода политических событий, оставаясь каждый под своим флагом. Такая мудрость поразила меня; подобные философы показались мне нисколько не опасны, я подошел к ним и стал расспрашивать; каждый из них простодушно поведал мне о своих надеждах, а главное, о твердом намерении подчиниться наиболее сильному.
Въехав в Оргон, мы с первого взгляда заметили, что город встревожен важным известием. На всех лицах лежала печать беспокойства; посреди кучки народа ораторствовал какой-то человек, на которого нам указали как на мэра. Поскольку все слушали его с огромным вниманием, мы подошли и осведомились у него о причине всеобщего возбуждения.
«Господа, — отвечал он, — вы, должно быть, уже знаете новости: король в столице, мы снова вернулись к белому знамени, и, по счастью, все произошло без малейших беспорядков, которые могли бы омрачить этот день. Одни восторжествовали без насилия, другие покорились со смирением. И что же? Только что я узнал, что толпа бродяг, около трех сотен человек, собралась на мосту через Дюрансу. и собирается нынче ночью идти на наш городок, чтобы разграбить его и обложить данью. У меня осталось несколько ружей, я раздам их, и пускай каждый встанет на стражу всеобщей безопасности».
- Предыдущая
- 49/58
- Следующая
