Цветущая, как роза - Лофтс Нора - Страница 48
- Предыдущая
- 48/65
- Следующая
И забыв, что подо мной не обычный домашний устойчивый стул, а треногая скамья, я хотел было откинуться на спинку с видом небрежного безразличия, но скамья пошатнулась, и мне, чтобы не упасть, пришлось ухватиться за плечо Майка. Они подождали, пока я восстановил равновесие, и Крейн, с неожиданной для него рассудительностью, начал:
— Вы не можете не понимать, мистер Оленшоу, что каждое общество руководствуется какими-то законами. В печальном случае с заблудшей дочерью моего друга Пикла, мы действовали соответственно собственным убеждениям. И хотя вы посчитали возможным самым плачевным образом повлиять на ход дела, закон все равно прав, когда стоит на пути греха.
— А кто объявляет поступок грехом? Группа людей, собравшихся вместе, принимает законы. Если вы сегодня настоите на своем, то каждый любитель вина или курения станет грешником. Всякий, кто откажется отдавать часть заработанного трудом и потом мистеру Томасу, тоже будет объявлен грешником. Я люблю курить трубку, изредка пью крепкие напитки. Майк любит выпить и иногда может закурить. И кроме того, не могу взять в толк, почему мистер Томас не может сам на себя работать. Итак, из-за моих убеждений, хотя в настоящий момент я не являюсь грешником, с завтрашнего дня я буду объявлен таковым.
— Вы что-то не ту лошадку оседлали, — ответил на мою речь мистер Томас. — Все перечисленное нами неугодно Богу. В обществе распущенности люди не внемлют Господу и продолжают гневить его. А мы у себя должны искоренить это зло.
— И если большинство присутствующих здесь сегодня установят правила, исключающие все названные вами проступки, то неподчинение этим правилам, станет злом. — Это раздался голос Эли, и я повернулся к нему на своей ненадежной скамье.
— Эли Мейкерс, — сказал я сухо. — В том месте, откуда нам стоило таких трудов выбраться, большинство людей охотно посещали церковь, ставили свечи, крестились и пели у алтаря, то есть они выполняли все, что требовалось от них церковным законом. По вашим нынешним рассуждениям, принадлежность к большинству оправдывала их поведение. Но насколько я припоминаю, тогда в кузнице Шеда вы выражали совсем другое мнение.
Но в этот вечер мне не удалось вызвать Эли на спор. Он бросил на меня довольно суровый взгляд, в котором однако светилась доброжелательность и не было никакой злобы, и обратился со словами: «мистер Филипп», что всегда в его устах звучало льстиво и заискивающе.
— Мистер Филипп, вы, в отличие от всех нас обладаете быстрым умом, начитанностью, и ваша жизнь в Лондоне, без сомнения, расширила ваш кругозор, чем мы не можем похвастать. Мистер Горе был о вас высокого мнения. А мы все здесь люди простые, — при этих словах мистер Томас нахмурился и насторожился, но Эли не смотрел в его сторону, — но иногда мудрости недоступно то, что открывается простому разуму. Мы не устанавливаем законы ради законов, как вы ошибочно полагаете. Мы считаем, что алкоголь, курение и распущенность, как и непосещение собраний — все это порок, и мы должны принять меры, прежде чем падет на нас немилость Божья.
— Но Эли, почему вы так думаете? В чем именно Господь не благоволит к нам?
— Он не посылает нам дождя и многое другое, — серьезно ответил Эли. Мысль моя сделала скачок, и несмотря на все усилия, я почувствовал как мои губы расплываются в улыбке, и рукой прикрыл рот. Никто, кроме меня, не знал, что Эли считает Зион недостаточно богопослушным, потому что у Линды больше нет детей! Это было и смешно, и в то же время настолько ужасающе примитивно, что мне хотелось разразиться хохотом и закричать от ярости. И чтобы отвлечься от этих мыслей, я поспешно переключился на другую тему:
— По поводу распущенности. Я сам ничего подобного не замечал, но прошел слух, будто люди осуждают миссис Райт и Ральфа Свистуна. Так вот, пусть злые языки отсохнут и выпадут. Я точно знаю, что Ральф ходит на мельницу из самых благих побуждений. Он работает там по вечерам, потому что днем занят. И если это распущенность, то жаль, что у нас ее так мало. Мистер Томас облизнул пересохшие губы.
— Мы тратим время, — начал он, — когда Ральф Свистун вернулся из Салема, он привез мне послание от достопочтенного Альфреда Брэдстрита, в котором тот умоляет сделать все возможное, чтобы наставить на путь истинный общество наше. Именно в этом и состоит наш долг. Имея перед собой блистательный образец самого Салема, мы отклонились бы от нашего предназначения, если бы позволили пустой болтовне, пусть даже очень ученой, отвлечь нас от прямого пути.
— И еще, — добавил Эли. — Если вы так уж не терпите наше общество или, по крайней мере, не можете действовать с нами заодно, мистер Филипп, будет справедливо, если вы покинете свой пост.
Я задумался и медленно произнес:
— К сожалению, я не могу сделать этого. И чтобы всем стала ясна причина, я расскажу то, о чем до сих пор не упоминал. Тот факт, Эли, что ты сегодня находишься здесь, а не батрачишь на чужой земле, что вы, Крей и Пикл, не изгои, преследуемые в Салеме, что вы, мистер Томас, занимаете религиозный пост, все это благодаря одному единственному человеку — Натаниэлю Горе. К нашему общему сожалению, он ушел из жизни, не воплотив до конца задуманного. Мистер Горе не одобрял образ жизни в Салеме, которым так восхищается мистер Томас. После смерти Натаниэля Горе я нашел письмо, адресованное мне, в котором он вверяет мне то, что называет своей мечтой о земле, несущей людям радость. Я не взял его с собой, но все, кто умеет читать, могут прийти и ознакомиться с ним в моем доме, и всякий, кто сделает это, найдет там следующие слова: «Мне не по душе Салем. Я не мог бы чувствовать себя там счастливым. И я без особой радости думаю о предстоящем пребывании на святой земле Альфреда Брэдстрита. (Хочу напомнить, что письмо было написано во время нашего морского путешествия). Должно быть что-то среднее между беспутством и мракобесием, между поклонением пороку и тиранией добродетели». Письмо заканчивалось просьбой ко мне найти золотую середину, если это удастся. Именно поэтому я и не собираюсь покидать своего поста в совете и всегда буду противиться тому, что считаю посягательством на личную свободу каждого члена нашего общества.
Последовала еще одна минута неловкого молчания, которую нарушил мистер Томас:
— Мистер Горе был достойным человеком, но он не был Господом Богом.
— Конечно, нет, согласился я. — Он был не ближе к Богу, чем любой из известных мне смертных. И только ради него я пойду вам на уступки. Я вернусь в собрание сам и постараюсь убедить своих домочадцев последовать моему примеру. Я соглашусь на взимание штрафов за сквернословие в общественных местах и появление на улице в пьяном виде. И если появятся случаи распущенного и беспутного поведения, я готов обсудить это с вами. Но думаю, что подношения мистеру Томасу должны быть сугубо добровольными. — Вы прямо высказали то, что я имел в виду, — подхватил Майк. — Я уж начал было чувствовать себя пропойцей и буду очень осторожен и шагу не ступлю из дому, если хоть каплю в рот возьму, пусть даже кто умирает. А теперь вы меня извините, мне нужно нанести визит миссис Стеглс.
— Я пойду с тобой, — сказал я, обрадовавшись подходящему предлогу улизнуть.
Выйдя на улицу, я обратился к Майку:
— Если ты спешишь, я не буду тебя задерживать. Мне просто хотелось поскорее выйти.
— Я не спешу, — ответил Майк, приноравливаясь к моему шагу. — Я несу бедной женщине кое-что от бессонницы.
Он потряс карманом своего сюртука, откуда донеслось постукивание пилюль в крошечной деревянной коробочке, которую Майк из какого-то устаревшего понятия профессиональной чести, изготавливал, не жалея труда и времени, для каждого больного.
— Знаете, вы не своим делом занялись, — заметил он. — Вы должны были бы стать законником. Очень уж ладно вы говорите.
— О нет, Майк. Мне не хватает выдержки. Я могу вспылить, но как тут не разозлиться, если, к примеру, осуждают то, что делает Ральф?
— Они, наверное, вспоминают Магитабель и Саймона. И, наверняка, в любом селении парочку, да еще и молодую, которая проводит вместе каждый вечер, будут осуждать. Но вся эта остальная чушь, что мы должны приструнить Зион, потому что Бог не дает нам дождя, — это напоминает африканских дикарей. Иногда я думаю, что человечество совсем не движется вперед, что мы идем по кругу, и то что вчера было просто предрассудком, сегодня называется религией.
- Предыдущая
- 48/65
- Следующая
