Магия в скорлупе - Доунер Энн - Страница 21

• Предыдущая
• 21/35
• Следующая

Когда Мерлин задал вопрос оракулу, Теодора держала козырь виверны в руках. Она не понимала, зачем ей понадобилось брать его, но никак не могла выкинуть из головы выражение лица мистера Лэмбтона, когда он взглянул на карту так, будто это нечто среднее между выигрышным лотерейным билетом стоимостью тридцать миллионов долларов и радиоактивной бомбой.

Додо достала колоду «Виверны и волшебники» и положила на кровати в ряд семь карт масти виверны: красную, зеленую, фиолетовую, черную, белую, серебряную и золотую. Под каждой она поместила соответствующие карты силы, слабости и волшебной палочки, копия магической карты обозначала силу черной виверны.

Девочка решила, что без ритуала не обойтись. Никаких благовоний в доме не было, поэтому она взяла пепельницу в виде головы истукана с острова Пасхи, которую кто-то в шутку подарил ее отцу, и принесла с кухни сухие листья розмарина и спички. Она накинула на лампу у кровати прозрачный фиолетовый шарф, и по стенам забегали аметистовые тени. Кассета со звуками флейты и небольшого водопада, которую папа слушал, когда хотел бросить курить, подошла как нельзя лучше.

Наконец, Теодора надела жилет с вышитыми шелком драконами, присланный из Китая тетей Джейн, мешковатые черные шаровары и турецкие тапочки, подаренные бабушкой. Чтобы придать законченность наряду, она порылась в шкатулке с украшениями и, не обратив внимания на подвеску в виде совы, взяла мамину старую брошь, изображающую абстрактный завиток, напоминавший свернувшегося дракона. Додо никогда не носила ее, потому что брошь выглядела слишком глупо, но для тайной церемонии это было как раз то, что надо.

Теодора положила большую горсть розмарина в голову истукана и чиркнула спичкой. Сладкий дым с запахом сосны начал клубиться из глаз статуэтки, что делало ее похожей на привидение. Додо, слегка покашливая, поставила пепельницу на комод.

Глядя на карточный расклад, она взяла козырь виверны, принадлежащий Гидеону, и подняла его высоко над головой.

— Пришли мне виверну, — сказала Теодора, удивляясь, как уверенно звучит ее голос. Какая-то часть ее сознания не могла поверить, что она делает такое, но сейчас это не имело никакого значения. — Пришли мне виверну, — снова сказала она.

Ее голос был чистым и твердым, как будто Додо вызывала мифические создания каждый день. Она спокойно подумала, что ей не нужна большая виверна. Она должна быть достаточно маленькой, чтобы спрятать ее от Микко. Неожиданно Теодора громко заговорила на незнакомом языке.

Испугавшись, она взглянула на старинную карту. От нее исходил бледный свет и сквозь пальцы шел вверх, как будто она держала пригоршню светлячков. Девочка позволила словам литься свободно. В школе она изучала только испанский и никоим образом не догадывалась, что говорит на особом диалекте средневековой латыни.

Затем слова иссякли, свет от карты померк, и Теодора почувствовала покалывание в пальцах, по мере того как магия их покидала.

Она вдруг закашлялась и оглянулась вокруг. Комната была подернута дымкой, она сожгла слишком много розмарина. Обнаружив, что все еще держит карту, она положила ее на пустое место в раскладе на кровати и коснулась маминой брошки, чувствуя, что должна что-то сказать. Не «аминь» или «абракадабра», а что-то другое. Но карта теперь молчала.

— Теодора Оглторп!

Додо обернулась и увидела в дверях Микко с беспроводным телефоном в руках. За все годы, что они прожили вместе, девочка еще никогда не видела ее такой сердитой.

Микко стремительно влетела в комнату, схватила пепельницу и выскочила. Послышался звук сливаемой в туалете воды.

Няня вновь появилась и сдернула с лампы шарф. На нем появился темный круг, так как жар от лампы подпалил ткань. Микко, покачав головой, села на кровать.

— Додо, это очень, очень серьезно. Мог случиться пожар. Если не от розмарина, то от шарфа — наверняка. Что мне с тобой делать? Твой отец еще не скоро вернется, и если ты не будешь меня слушаться, придется отправить тебя к дяде Хосмеру до конца лета.

Теодора помрачнела. Дядя Хосмер и тетя Пру в действительности были ее двоюродными дедушкой и бабушкой. Им по миллиону лет, и ничего не менялось в их крошечном домике в маленьком городке примерно с 1965 года. У них никогда не было детей, поэтому хорошее времяпрепровождение, с точки зрения тети Пру, состояло в том, чтобы иногда вывозить внучатую племянницу в скучную деревню, где они жили, как в старой колониальной Америке, потом возвращаться в чистенький тихий домик в городке и, надев фартук с оборками, готовить желе из красной смородины. Так было всегда, с тех пор как Теодоре исполнилось пять лет.

Микко заметила настоящую карту таро на кровати. Она подняла ее и долго недоверчиво разглядывала. Когда няня оторвала взгляд от карты, ее глаза покраснели, а губы сжались в ниточку.

— Что касается того, что ты берешь вещи из моей сумки, то с этим придется разбираться твоему отцу.

Слезы выступили на глазах Теодоры. Она старалась придумать, что сказать, когда заскрипели ворота. Из окна спальни они увидели, что небольшой коричневый фургон стоит у обочины и шофер в коричневой униформе идет по дорожке, везя на тележке большую картонную коробку.

Микко вскочила, козырь виверны остался у нее в руке.

— Я пойду узнаю, в чем дело. Когда вернусь, чтобы все было убрано.

Она пошла открывать дверь.

Микко вышла, а Теодора долго стояла неподвижно, как будто превратилась в камень.

И вдруг она начала лихорадочно действовать. Сняла костюм, скомкала его и засунула поглубже в шкаф. Затем смела карты в коробку из-под обуви, достала из шкафа коробку еще большего размера и побросала в нее всю коллекцию: компьютерные игры, голографические татуировки, наклейки, торговые знаки, оловянные фигурки — все. В растущем неистовстве она сорвала с потолка над кроватью виверну из папье-маше и стала рвать ее в клочья.

Снимая со стен плакаты «Волшебники и виверны» и разрывая их на мелкие кусочки, она рыдала от злости на себя. Ну почему она такая идиотка? Микко больше никогда не будет ей верить. Теодора не удивилась бы, если бы она ушла от них, когда вернется папа. И нельзя винить ее за это.

Когда она наконец остановилась посреди комнаты, раскрасневшись и тяжело дыша, в ее спальне не осталось и следа от «Волшебников и виверн». Затем Додо поправила постель и вытащила из-под кровати пластиковую корзину для белья, набитую игрушечными зверюшками. Она смахнула пыль с тряпичного дракона, у него была чешуя из блесток и красный фетровый язычок. Игрушка принадлежала ее маме и вновь заняла почетное место на подушке.

Теодору вдруг осенило, что Микко ушла уже давно. Открыв дверь спальни, она выглянула в коридор. Из кухни не доносилось ни звука.

Додо пошла по коридору и остановилась, проходя мимо гостиной. Микко развалилась на диване, положив босые ноги на подлокотник. На кофейном столике стояло около дюжины бутылочек с лаком для ногтей. Ногти у нее на ногах были выкрашены во все цвета радуги: желтовато-розовый, желтовато-зеленый, бледно-желтый, фиолетово-красный, серебристый, темно-фиолетовый и темно-синий.

Да что же это происходит? Микко всегда отдыхала в своей комнате, лишь изредка присоединяясь к Оглторпам в гостиной, чтобы посмотреть кино. За четыре года, что она проработала у них, Теодора никогда, никогда не видела, чтобы няня клала ноги на подлокотники. Но еще больше поражал беспорядок: капли и брызги лака усеяли ковер и диванные подушки, а на столике растекалась темно-фиолетовая лужица.

Девочка, должно быть, шумно вздохнула, потому что Микко приподнялась на локте и обернулась, чтобы посмотреть на нее.

— Теодора, дорогая, тебе нравятся мои пальцы на ногах? Правда, хорошенькие?

Она пошевелила ими с довольным видом.

— Микко, лак повсюду! Разве не надо его убрать?

Няня посмотрела вокруг и прищурилась:

• Предыдущая
• 21/35
• Следующая