Магия в скорлупе - Доунер Энн - Страница 29

• Предыдущая
• 29/35
• Следующая

Гидеон улыбнулся:

— Драконье молоко, которое я знаю, совсем другое. Я готовил его для Уикки. Ее слишком рано взяли от матери, когда она еще не могла пить сливки. Мне потребуется медный сосуд, пинта медового напитка, кусочек янтаря и немного мускуса.

— Ну, наверно, мы можем достать что-то близкое этому, — ответил Мерлин.

Через несколько минут поисков в спальне и кладовой профессор принес бутылку пива, банку меда, янтарные запонки и флакон мускусного одеколона. Ставя одеколон, он выглядел немного смущенным.

— Подарок моей крестницы. Но в нем есть мускус и, вероятно, другие составляющие тоже имеют какую-то питательную ценность. А пиво с медом — самое подходящее, что у меня есть, для замены медового вина. Хотя я мог бы позвать знакомого специалиста по средневековью. Он раньше варил мед на празднование Иванова дня. Ужасная гадость.

— Нет времени, — сказал Гидеон, наливая пиво и мед в медную кастрюлю.

Пока смесь нагревалась, Мерлин отделил янтарь от металлических частей запонок и смолол его с помощью кухонного комбайна. Гидеон добавил в кастрюлю щепотку янтаря и несколько капель мускусного одеколона, время от времени проверяя варево мизинцем.

— Чистую льняную салфетку! — резко бросил он, как хирург, требующий скальпель.

Мерлин достал льняное посудное полотенце. Гидеон опустил один из его уголков в смесь. Крепко схватив виверну, он прижал ее к себе одной рукой, а другой открыл клюв и выжал в него несколько капель драконьего молока.

Виверна проглотила, сморщилась и срыгнула.

Гидеон пробовал снова и снова. В конце концов он весь оказался в этой смеси, а в самого детеныша попало очень мало. Волшебник отбросил полотенце и выругался крепким, длинным изощренным средневековым ругательством, от которого Мерлин покраснел.

Гидеон посмотрел на друга и печально улыбнулся:

— Простите меня. Я забылся.

— Пустяки. Вы расширили мой словарный запас, а это нелегко, уверяю вас.

Они посмотрели на виверну, свирепо прожигающую их взглядом. Ее чешуя стояла дыбом для устрашения, а клюв был раскрыт, чтобы шипеть и кусаться. Однако зверек настолько ослаб, что едва мог держать голову.

— Почему она не ест это? — спросил Мерлин.

— Потому что кто-то — Уикка, Кобольд, неизвестные нам люди — покормили ее чем-то, когда она вылупилась. И теперь она должна получить то же самое и ничего иного.

Гидеон провел рукой по волосам, взъерошив их так, что стал похож на безумного ученого.

— И если мы не узнаем, что это такое, она будет голодать, а мы ничего не сможем сделать, чтобы ей помочь.

Оуроборос скоро поняла, что очень трудно заставить скунса сосредоточиться на поисках шоколада. Он легко отвлекался на всякие запахи, которые змейка находила неприятными и даже отвратительными, например гниющих отбросов.

— Уф! Да что же это такое? — спросила змея.

Они находились в переулке позади ряда домов, и скунс исчез с головой в первом из шести больших зеленых мусорных баков.

— Китайская еда, наверно, — сказал скунс, его голос заглушали стенки бака. — Похоже, кисло-сладкая свинина. А вот вроде бы пицца. Уже стала зеленой по краям.

— Жаль, что спросила, — пробормотала Оуроборос, подавляя тошноту. — Ну, если шоколада тут нет, нам лучше пойти дальше.

Две предшествующие остановки около помоек мало что дали. Нашлась мятая коробка из-под хлопьев с несколькими мармеладками в шоколаде и пустой пластиковый стаканчик с каплей шоколадного пудинга, прилипшей ко дну.

— Я не сказал, что шоколада нет, — ответил скунс.

Слышались шуршание бумаги и звук рвущегося намокшего картона, пока он добирался до дна бака.

— Нашел!

Скунс вылез, сжимая в зубах бархатную коробку из-под конфет. Внутри на мягкой золотой бумаге лежало девять больших трюфелей и мятая обертка из фольги еще от трех.

— С этим баком всегда так, — объяснил скунс. — Китайская еда и пицца, потом шоколад, а затем ничего, кроме листового салата, салата, салата. Сегодня день шоколада. Завтра опять будет салат.

Оуроборос попробовала языком воздух над трюфелями.

— Это должно быть превосходно. Но мы не можем отнести всю коробку.

Однако им удалось взять с собой пять штук. Скунс запихнул по трюфелю за щеки, а третий осторожно сжал острыми зубами. Змейка спрятала по одному в каждый рот. Пробираясь по обочине дорог, проскальзывая под заборами и огибая припаркованные машины, они пошли назад, в сарай Оглторпов.

По пути к дому Теодоры доктор Нага задала множество вопросов о лже-Микко, и девочка, стараясь отвечать как можно подробнее, рассказывала об очень мелких ровных кукольных зубах, о лаке для ногтей на ковре, жидкости для мытья посуды в яблочном соке и других странных вещах.

— А теперь вот что, Додо, это очень важно, — сказала доктор Нага, поворачивая на улицу, где жили Оглторпы. — Ты боишься щекотки?

Теодора обернулась и уставилась на нее:

— Уже нет, но раньше боялась, когда была маленькой.

Она вспомнила домашний видеофильм «Щекотание Додо». Они все трое сидят на ковре в гостиной, задыхаясь от смеха, а мама смеется до слез.

Доктор Нага сняла руку с руля и быстро ткнула девочку в бок. Та громко вскрикнула и подпрыгнула на месте.

— Просто проверка. Это может оказаться полезным. Смех — сильное оружие против демонов.

Они припарковали старую машину недалеко от дома.

— Мы можем войти через заднюю дверь, так, чтобы нас не видели? — спросила доктор Нага.

— Да, — ответила Теодора, — надо только пригнуться и прокрасться под окнами гостиной.

Дверь с задней стороны дома оказалась незапертой. Додо вошла первой, потому что знала, как открыть ее без скрипа.

На кухне никого не было, но на полу возле кухонного стола стоял знакомый потертый чемодан с наполовину содранной оранжевой наклейкой «Карантин».

Теодора радостно взвизгнула и побежала в гостиную. Энди Оглторп сидел на диване, а на кофейном столике лежала его левая нога в гипсе с надписями по-английски и по-лаосски. На диване нигде не было следов лака для ногтей, и цепочка серебряных отпечатков пальцев на ковре исчезла. Из холла доносился звук телевизора Микко. Додо бросилась в объятия отца:

— Папа! Когда ты?.. Что ты?.. Что с твоей ногой?

Мистер Оглторп растерянно улыбался:

— Можешь поверить, в первый же день в джунглях я упал в западню. Сложный перелом. Мне пришлось сразу вернуться во Вьентьян и первым же рейсом вылететь в Нью-Йорк. Я не провел в лагере и двадцати четырех часов. Я пытался дозвониться до тебя из аэропорта, но никто не отвечал.

Он посмотрел через плечо Теодоры и надолго замолк, потом улыбнулся:

— Кто это?

Доктор Нага последовала за девочкой в гостиную, но при встрече отца с дочерью держалась в стороне. Теперь она выступила вперед и протянула руку:

— Разрешите представиться, Мадхави Нага, но зовите меня, пожалуйста, Мэдди. Я старая подруга Микко.

Наступила еще одна пауза, почти неприлично долгая, пока Энди Оглторп разглядывал доктора Нага, склонив голову набок.

— Микко только что ушла, — сказал мистер Оглторп. — Она пошла в магазин, но должна вернуться через несколько минут. Вы останетесь на связи?

— Да, если не слишком буду вам мешать, — ответила доктор Нага. — Я приехала по просьбе вашей дочери, так как она очень беспокоилась из-за Микко.

— В самом деле? — Мистер Оглторп нахмурился и посмотрел на дочь. — С ней все было в порядке, когда я вернулся домой. Однако, Додо, она действительно упоминала, что вы поссорились, и все еще была очень сердита. Из-за какой-то старинной карты?

Доктор Нага начала что-то говорить, но Теодора уже бросилась в свою комнату за козырем виверны. Похоже, что няня опять стала нормальной — даже ее отец увидел бы разницу между настоящей Микко и самозванкой, — но она не могла рисковать. Ей надо показать ему карту и рассказать все, что случилось до того, как Микко вернется из магазина. Другой возможности могло и не быть.

• Предыдущая
• 29/35
• Следующая