Конан и повелитель молний - Локнит Олаф Бьорн - Страница 5

• Предыдущая
• 5/66
• Следующая

Ильгар срывается с места, увлекая за собой предводителя. Они бегут, поскальзываясь, прыгая через сундуки, опрокидывая звонко разбивающиеся хрустальные саркофаги с заключенными в них непонятными творениями и путаясь в собственных ногах.

Стражники мчатся за ними – молчаливые, неотвратимые тени.

В маленькую дверцу можно проскочить только по очереди. Силли, который уверен, что сходит с ума, и трясущееся от волнения существо рядом с ним шарахаются в стороны. Ларк головой вперед прыгает в подвал, Ильгару, отставшему всего на шаг, везет меньше. Страж с оранжевым лоскутом перехватывает его и заламывает руку за спину. Грабитель отчаянно рвется к спасительной двери, та начинает закрываться – так медленно, неторопливо и неотвратимо, словно крышка гроба… Ильгар истошно кричит, за створкой раздается сухой щелчок спускаемой арбалетной тетивы и вылетевший толстый болт кладет конец призывам неудачливого охотника за сокровищами.

Створка захлопывается прежде, чем стражники успевают добежать до нее.

Еще пару ударов сердца на угольном с золотистыми разводами мраморе различима тонкая, с волосок, щель, отделявшая ее от остального камня. Вскоре она тоже исчезает – затягивается, как царапина, проведенная по тягучей смоле.

Там, с другой стороны, облегченно всхлипывает забившийся в угол Силли. Разъяренный Ларк в голос орет на низкорослое создание, только что уничтожившее его давнего напарника и друга, безуспешно требуя ответа: зачем, зачем понадобилось убивать? У Ильгара оставался шанс! Существо не отвечает, угрюмо косясь на беснующегося человека из-под нахмуренных лохматых бровей. Разряженный самострел направлен вниз, в пол.

Здесь, посреди раскиданных сокровищ, стражник с красным шарфом наклоняется, поднимает брошенный ворами предмет, молча показывает его второму и тот понимающе наклоняет голову.

– Снова, – произносит Красный. Звуки, кажется, исходят не изо рта, скрытого кожаной маской, а возникают по соседству. Может, в соседней комнате. – Они снова сделали это. Они улизнули, а все, что нам досталось – три человечьих трупа. Хозяин будет недоволен.

Кончик меча Оранжевого стража нерешительно тычется в стену, туда, где они оба только что видели открытую дверь. Сталь пронзительно скрежещет по полированному камню, не находя ни малейшей трещины.

Хранители переглядываются.

Бесстрастные камни-глаза наливаются багрянцем. Не произнося больше ни единого слова, они согласованно разворачиваются и маршируют по анфиладе пустынных зал. Шагов через десять их фигуры растворяются в воздухе.

Безмолвие, тоскливый посвист ветра, черно-золотая мрачность. Теперь уже не торжественная – настороженная.

Грабители проникли туда, куда доселе не входил ни один смертный. Впрочем, Бессмертные тоже попадали сюда только по особому приглашению владельца и частенько – против собственного желания. Однако сегодня нарушены любые законы и правила, значит, ожидай прихода беды. Большой беды, грозящей всем существующим мирам.

Он пробыл здесь всего ничего, от рассвета до наступления полуденных часов, но уже успел возненавидеть это место до глубины души. Россказни о прекрасных и богатых городах Полудня обернулись ложью. Дорожные мытарства ничего не стоили.

Он не хотел оставаться тут, но не представлял, куда можно уйти.

Шадизар подавлял его скоплением огромных домов, переплетениями тесных и широких улиц, разноголосой болтовней и одуряющей, выматывающей жарой.

Солнечные лучи казались осязаемыми и тянули голову к земле, точно здоровенные камни, привешенные на шею.

Привыкнув терпеть лишения, он мог обходиться гораздо меньшим числом удобств, чем любой другой человек, но город просто сводил его с ума своим мельтешением и яростным поддельным блеском. Он устал, хотел тишины и покоя. И пораненным в дороге ребрам не помешал бы знахарь или лекарь, как они тут называются… Только все это стоило денег.

Денег не было.

У него вообще почти ничего не было, кроме тощего походного мешка, драной одежки, горсти чудом сохранившихся медяков и единственной по-настоящему ценной вещи – длинного тяжелого меча в ножнах, обтянутых потертой кожей. Еще сегодня утром, у городских ворот, он мог добавить к перечню своего имущества кошель с десятком золотых и серебряных монет. Однако он не заметил, когда лишился столь необходимой путнику вещи, на память о которой остались только наискось срезанные ремешки. Что ж, его предупреждали. Настоятельно советовали обойти город стороной. Он, как всегда, поступил по-своему. За что и поплатился. Придется выкручиваться.

В переулке он углядел крохотную таверну и зашел, рассудив, что в полуденный час посетителей будет немного. Значит, никто не будет глазеть на него и тыкать вслед пальцем.

Не то, чтобы его это задевало, но изрядно раздражало. Он догадывался, что кажется горожанам пугающим чужаком, и признавал за ними право на боязнь.

Он и в самом деле был другим.

Бродягой, пришедшим издалека, не имеющим ни цели, ни пристанища. Вдобавок бродягой-иноземцем, из страны, о которой здесь едва ли кто слышал.

Киршас, владелец постоялого двора «Белый лотос», пребывал в тягостных размышлениях.

Сводились они к поискам ответа на вопрос: кликнуть вышибалу и выставить подозрительного гостя за дверь, или все же чуток погодить, надеясь, что тот сам догадается убраться, не дожидаясь скандала?

Держись гость хоть чуточку неуверенней, хозяин бы не колебался. Но странный посетитель, несмотря на очевидную молодость, выглядел способным постоять за себя. Вдобавок почтенному трактирщику очень не нравился взгляд незнакомца – непривычно светлые глаза смотрели не на собеседникам и даже не в заказанную кружку вина, а в никуда. Такое чувство, что пришлец или пребывает под воздействием дурмана, или близится к последней степени отчаяния.

Так или иначе, а ему здесь не место. Пусть расплачивается, если найдет чем, и убирается.

Милосердие кабатчиков, как и прочих обитателей славного города Шадизара, распространяется только на самих себя… ну, может еще на семейство и близких приятелей, и ни на кого более. В том числе на мрачных юнцов дикарского обличья, таскающих с собой мечи, больше смахивающие на плохо заточенные железные болванки. Одет плохо, рубаха грязная, лицо бледное, и если бы не загар, выглядело бы сероватым… Болен? Откуда он такой взялся?

Парень словно догадался о размышлениях Киршаса. Поднялся, небрежно (хотя наверняка испытывая при этом настоящую муку) швырнул на стол россыпь медяшек, забрал свое страховидное оружие и направился к выходу. Его слегка пошатывало – не от выпивки, от усталости.

Дверь распахнулась настежь, впустив ослепительный поток солнечного света и разноцветный вихрь, со всего размаху врезавшийся в не успевшего посторониться посетителя. Тот крякнул и отступил назад. Вихрь замер на месте, обернувшись живым существом – рыжеватой девицей в ярких разлетающихся одеждах и смешливым выражением хорошенького скуластого личика.

Впрочем, насмешка мгновенно сменилась преувеличенной серьезностью. Девица едва ли не на цыпочках обошла вокруг недоуменно косящегося на нее сверху вниз молодого человека, зачем-то ткнула пальцем в давно нечищеную бронзовую пряжку на его поясе и во всеуслышанье объявила:

– Настоящий! Киршас, а я-то обрадовалась! Думала, наконец поставили лишнюю подпорку, не дожидаясь, пока крыша рухнет на головы посетителям!

Тавернщик обрадованно хрюкнул, узнав посетительницу. Юнец сердито нахмурился.

Незнакомка, взмахнув широкими полами золотисто-красного туранского халатика, подлетела к стойке, где ее ожидала предусмотрительно налитая чаша кисловатого легкого вина с кусочками льда, схватила угощение и бросилась вслед уходящему посетителю с криком:

– Погоди, погоди! Стой!

Почтенный Киршас только вздохнул. Сколько он знал эту особу, известную доброй половине Шадизара под именем Ферузы, ей никогда не сиделось на месте. Впрочем, Феруза зарабатывает на жизнь, предсказывая судьбу, ей полагается вести себя не как прочие люди. Кто поверит гадалке, коли она станет похожа на обычную женщину?

• Предыдущая
• 5/66
• Следующая