Подземный огонь - Локнит Олаф Бьорн - Страница 39

• Предыдущая
• 39/92
• Следующая

Вернее, не совсем обычными… Народ тут обитал самый разный – от беглых вилланов и бывших разбойников до безземельных дворян. Но всех местных отличало одно общее качество: независимость. Наплевать им было свысока и на грозные приказы из Тарантии, и даже на самого короля. У обитателей Велитриума одно дело – охранять границу от пиктов. Остальное, как они утверждают, их не касается.

По-моему, на наше прибытие никто даже особого внимания не обратил. Ну, примчались рано поутру семеро каких-то типов на взмыленных лошадях, и что с того? Обитатели форта были заняты своим делом – складывали небогатые пожитки в длинные телеги, запряженные иногда двумя, иногда одной лошадью, сгоняли в небольшие стада овец или жалобно мычащих коров, и отбывали. Они уходили на полдень, к Чохире или в Тауран.

Мы немного опоздали, что было и к лучшему. Здесь уже знали о выбросах зеленого огня. Барон Дервиз, нынешний губернатор провинции Конаджохара, только вчера прибывший в форт, отдал распоряжение жителям всех окрестных поселений покинуть эти земли до поры, когда можно будет с уверенностью сказать, что опасность миновала. Если, конечно, эта счастливая пора когда-нибудь настанет.

Никто также не удивился и внезапному появлению в Велитриуме правителя страны. Меня не оставляло впечатление, что многие находили вполне естественным поступок короля: правитель государства бросил столичные дела и примчался в далекий форт, дабы самолично убедиться, что здесь все в порядке. Когда мы ехали по главной и единственной улице поселка, окружавшего крепость, короля пару раз окликнули, без всякого заметного почтения осведомляясь: Капитан Конан, это на самом деле ты? Что новенького в Тарантии? А у нас тут вон какая напасть завелась…

В общем, сначала мне показалось, что съездили мы впустую. Правда, оставался еще безумный шанс своими глазами увидеть, как происходит выброс подземного пламени, но для этого требовалось дождаться ночи. Вот мы ее и ждали. Король – в обществе господина губернатора, объезжавшего форт и окрестные поселения, гвардейцы – в крепости, а я торчал на берегу Громовой. Делать мне здесь было совершенно нечего, но мне нравилась река, неспешно бегущая на полдень, к Западному океану. Я в жизни не видел ни одного пикта (и надеюсь, что не увижу), но было как-то захватывающе интересно стоять на песчаном берегу и смотреть через блестящую водную гладь на темно-зеленую с желтыми вкраплениями осенней листвы полосу Пущи за ней. По деревьям на противоположной стороне реки изредка пробегала шелестящая рябь, отчего лес казался живым существом, задремавшим в ожидании темноты.

А до вечера оставалось не столь уж и долго. Время здесь измеряли по старинке, с помощью солнечных часов, и размытая тень от вкопанного в землю перед домом губернатора столба подползала к отметке, означавшей шестичасовой послеполуденный колокол. Подползала, когда я отправился на берег. Сейчас, должно быть, она сдвинулась значительно дальше, ведь я уже очень долго здесь стою. Пойти, что ли, поискать, куда запропастился Его величество? И чего ради ему понадобилось тащить меня с собой? Неужели решил отомстить за все шуточки по поводу его царственной особы и много всего прочего? Так я никогда не позволял себе лишнего…

– Эй, парень не торчи лишний раз на виду, – окликнул меня проходивший мимо тип, по виду – местный следопыт, боссонец с длиннющим луком за плечами. Вслед за ним плелась понурая лошадка, груженая каким-то мешками, и бежали два тощих черных пса, деловито косившихся по сторонам. Я прикинул ширину реки – около трехсот стадиев. Ни один лучник не в состоянии докинуть стрелу с того берега…

– А что, могут подстрелить? – на всякий случай поинтересовался я.

– Иногда случается, – равнодушно сказал следопыт и философски заметил:– Жизнь-то у тебя всего одна, правильно?

С этим я был полностью согласен. Что-то совсем не тянет быть пристреленным по чистой случайности грубым размалеванным дикарем, желающим испытать дальнобойность своего оружия. Поэтому я в последний раз полюбовался на широкую реку, и по расплывшейся от недавних дождей и разбитой многочисленными копытами и колесами дороге потопал вверх по склону холма, в крепость.

Я как раз добрался до ворот форта, больше смахивающих на неприступное сооружение, оставшееся с древних времен, когда навстречу мне вышел очередной отряд поселенцев покидавших Велитриум. С ними уходила часть гарнизона и местные вольнонаемные следопыты. Мне пришлось отойти на обочину, пропуская беженцев мимо.

Они шли по раскисшей дороге, а я думал о том, что, если извержения будут продолжаться и дальше (а они наверняка будут…), то как бы не пришлось срывать с места и обитателей столицы. Ставлю всю свою долю отцовского наследства, что исход из Тарантии неминуемо превратится в ужасающее по своей неорганизованности бегство, какие бы усилия не прикладывали власти столицы, чтобы оно происходило по плану. А эти вон как уходят – ничего лишнего с собой, ничто не болтается и не брякает, и даже бегущие за отрядом собаки помалкивают и дети не голосят… Вот и выбирай, где лучше жить: в защищенной и удобной, но до тошноты скучной Тарантии, или здесь, на опасных, но таких притягательных и полных кипучей жизни границах…

Закончить эту интересную мысль мне не дали. За моей спиной прозвучал очень знакомый голос:

– Хальк, где ты шляешься?

Как я уже многократно указывал, манера выражаться у нынешнего правителя Аквилонии оставляет желать лучшего.

– Не шляюсь, а знакомлюсь с жизнью сего, подвластного Вашему величеству, военного укрепления, – с достоинством (во всяком случае, мне так казалось) ответил я.

– А по-моему, ты просто глазеешь по сторонам, – заметил король. – И мешаешься под ногами. Ладно, пошли, ты мне сейчас понадобишься. Барон Дервиз желает послушать твою болтовню по поводу подземной зеленой дряни. Только будь добр, не начинай пересказывать всю историю Аквилонии с самого начала, идет?

Я обиделся и промолчал. Его величество понятия не имеет об искусстве риторики, то есть правильного построения речи, а я убежден, что любое повествование должно начинаться со всестороннего обзора сведений, относящихся к предмету разговора. Впрочем, мне никогда не дают этого сделать, прерывая высказываниями наподобие: Хальк, а покороче нельзя? или Я о чем тебя спрашивал?

Мы прошли под надвратным укреплением, зависшим над нашими головами тяжелой грудой бревен и попали в собственно форт. За воротами оказалась маленькая грязная площадь, окруженная приземистыми длинными постройками. Домами их назвать было трудно, скорее, эти здания тоже походили на маленькие крепости с узкими щелями окон-бойниц и низко надвинутыми крышами. Посреди площади торчало какое-то сооружение, поначалу принятое мной за низкую коновязь. Когда мы подошли поближе, я понял, что на самом деле это широкая доска с железными крючьями, прибитая к двум толстым столбам. На крючьях висели головы. Четыре лохматые, вымазанные яркой краской головы с выкаченными глазами и высунутыми посиневшими языками.

Наверное, меня слегка передернуло, потому что Его величество презрительно хмыкнул. Нет, я все понимаю – граница, вражда с пиктами, око за око и так далее… Ну и ладно, если в Велитриуме принято развешивать на крепостной площади подобные украшения, то с какой стати я буду указывать здешним обитателям, что надо и не надо делать? Однако боевые трофеи выглядели на редкость непривлекательно, даже если не обращать внимания на степень их разложения. Мне показалось, что головы пиктов злорадно скалятся, смеясь над бедствием, постигшим форт.

Я зачем-то скорчил рожу ближайшей ко мне голове и побежал догонять ушедшего вперед короля, уже заходившего в дверь одного из домов, ничем, на мой взгляд, не отличавшегося от других.

…Как я понял, Его величество и барон Дервиз, нынешний управитель провинции Конаджохара, были давними знакомыми, еще с тех времен, когда правитель Аквилонии был всего лишь искателем приключений на свою голову и следопытом в Западной марке. Они о чем-то разговаривали, вспоминали людей, имена которых мне ничего не говорили, а я терпеливо сидел, слушал вполуха и поглядывал по сторонам. Дом губернатора мало чем отличался от обыкновеннейшей казармы, и народу в нем околачивалось примерно столько же – постоянно кто-то заглядывал в дверь, прибегали гонцы из дальних поселений с новостями от тамошних старост, а под окнами на редкость изощренно и цветисто переругивались солдаты. Я решил, что мне начинает здесь нравиться, несмотря на печальный повод, из-за которого пришлось приехать в Велитриум.

• Предыдущая
• 39/92
• Следующая