Отступник - Янг Робин - Страница 45

• Предыдущая
• 45/126
• Следующая

— А что, если он прибыл сюда, чтобы шпионить за нами? Что, если он снова предаст вас, милорд, и сообщит мятежникам ценные сведения о готовящейся кампании? Риск слишком велик, чтобы идти на него.

На лице Эдуарда, словно вырезанном из камня, не дрогнул ни один мускул.

— Вот почему я хочу, чтобы этот сын шлюхи постоянно находился под наблюдением. Мои люди в Шотландии будут настороже, чтобы не пропустить ни малейшего признака того, что он поддерживает связь со своими прежними союзниками. Малейшего намека на обман будет достаточно, чтобы Брюс провел остаток жизни в Тауэре. — Эдуард помолчал. — И я хочу, чтобы ты тем временем вернул себе его доверие… — Он повелительным жестом воздел руку, когда Хэмфри осмелился возразить. — Брюс вернулся ко мне, потому что ему больше некуда податься. Это был жест отчаяния. И я не настолько глуп, чтобы полагать, будто он выдаст мне какие-либо сведения, способные причинить вред его людям. Он даст мне только то, что необходимо для поддержания моей веры в него. Но я хочу, чтобы ты выудил у него остальное — все, что может пойти на пользу моей грядущей кампании. Пей с ним, беседуй с ним, докажи, что ты — по-прежнему его друг.

Хэмфри предпочел промолчать; он не доверял себе.

— И последнее, Хэмфри. Добиваясь дружбы Брюса, выясни, что случилось с ним в Ирландии. Он сказал, что его ранили арбалетным болтом. Я хочу знать, кто напал на него и жив ли еще нападавший.

Хэмфри озадаченно нахмурился, когда король вышел из-за конторки.

— Я могу спросить, зачем вам это нужно, милорд?

Король подошел к длинному столу, чтобы налить кубок вина. На стене над ним Уравновешенность попирала ногой скорчившееся тело Гнева, сжимая в руке лозу, которой намеревалась отхлестать Порок.

— Я просто хочу знать, что заставило его капитулировать, — ответил Эдуард, отпивая глоток вина. — Ты понимаешь меня?

— Да, милорд.

— Кто напал на него, Хэмфри. И жив ли еще этот человек.

Роберт шел вслед за церемониймейстером по коридору. Брат и два оруженосца держались позади. Издалека доносились музыка, голоса и смех. Он радовался возможности сменить обстановку, поскольку последние пять дней по большей части провел в своих апартаментах, ожидая решения короля относительно предложения Ольстера. Стены давили на него, напоминая о будущем, и у него было много времени на размышления. Он приходил в отчаяние оттого, что аббатство и запертая шкатулка находились так близко, оставаясь в то же время недостижимыми для него. Ему обязательно нужно было вновь увидеть короля; всмотреться в его лицо в поисках признаков того греха, который, как он подозревал, таился в его бесцветных глазах. Наконец, сегодня утром, когда нервы у Роберта были натянуты, как струны, ему сказали, что вечером король приглашает его на празднество.

Впереди показались двойные двери, ведущие в Белый зал. Когда они распахнулись, на Роберта нахлынула какофония голосов и приятная волна тепла, столь желанная после вечерней прохлады. Стены и мебель были выкрашены в белый цвет и сверкали холодной красотой; перед ним раскинулся зал настоящего зимнего дворца, украшенный гобеленами цвета слоновой кости и серебра, на которых рыцари преследовали единорога. В первой сцене охотники и собаки пробирались по снегу, а в финальной — убивали зверя. Тут единорог, погибший от руки рыцаря, превращался в прекрасную девушку, лежащую под засыпанными снегом деревьями.

В конце зала была устроена галерея с арочными проходами, пробитыми в стене между деревянными панелями, через которые сновали слуги. Над галереей нависала площадка, над которой виднелись головы менестрелей. К металлическим звукам арфы и рокоту барабана присоединились голоса двух молодых мужчин. Они воспевали подвиги сэра Персиваля[28] и его поиски Святого Грааля. Их песнь порхала под потолочными балками зала, тогда как внизу разворачивалась сцена, готовая соперничать с теми, что происходили в свое время в Камелоте.[29]

Почти все пространство зала занимали два длинных стола, стоящих друг напротив друга. Они были накрыты льняными скатертями, а по обеим сторонам располагались скамьи с разбросанными по ним атласными подушечками. На скамьях восседали лорды и леди в бархатных туниках и шапочках с перьями, атласных платьях и вуалях. Пламя восковых свечей отражалось в изогнутых боках серебряных чаш и кубков. Когда в зал вошли последние гости, среди которых оказался и Роберт со своими людьми, слуги уже разносили миног в собственном соку, мясо морских свиней и диких кабанов и пироги с зажаренными целиком птичками.

На мгновение Роберту показалось, что он вновь очутился в зале замка своего деда в Лохмабене. Его окутывали теплый смех и песни, в воздухе висел запах жареного мяса оленя, на которого он только что охотился вместе со старым лордом, он прислушивался к стону волынок, а в глазах деда поблескивали довольные искорки, когда он смотрел, как его люди купаются в лучах его щедрого гостеприимства. Но наваждение разлетелось вдребезги, едва только взгляд его упал на стол для почетных гостей, стоящий на возвышении в дальнем конце зала. Там восседал король Эдуард, величественный и импозантный в снежно-белой мантии, подбитой мехом горностая. По левую руку от него сидела молодая королева, а по правую — сэр Ричард де Бург.

Церемониймейстер ввел его внутрь, и Роберт почувствовал, как на него обратились взгляды нескольких сотен мужчин и женщин. Уголком глаза он видел море раскрасневшихся лиц с алыми губами — лорды наклонялись к своим соседям и что-то негромко говорили, а перепачканные жиром пальцы застывали в воздухе перед тем, как схватить кубок или кость. Среди любопытных и пренебрежительных взглядов были и полные ненависти. Члены Круглого Стола, некогда бывшие его братьями в ордене Рыцарей Дракона, собрались здесь в полном составе, и их презрение было столь же ощутимым, как удар в лицо.

Роберт опустил руку на пояс, туда, где в обычных условиях висел бы его меч. Но увы — клинок деда, который возвратил ему Ольстер, остался в его покоях. Никому не дозволялось входить с оружием в королевский зал, в особенности человеку, который еще несколько дней назад считался предателем. Рядом с лордами и графами сидели женщины, и среди них была Джоанна де Валанс, сестра Эймера и супруга Джона Комина. Она родила Комину двоих детей, пока тот пользовался благосклонностью Эдуарда, но, когда ее супруг присоединился к мятежникам, король повелел Джоанне с отпрысками вернуться в Англию. С гобелена за ее спиной на Роберта смотрели волки.

Его брата и оруженосцев усадили на свободные места, а его самого церемониймейстер пригласил за стол короля. В одиночестве поднимаясь по ступеням, Роберт услышал, как ахнул брат, но не оглянулся, чтобы посмотреть, в чем дело. Остановившись перед королем, он поклонился, думая о том, что все присутствующие здесь могли стать жертвами грандиозного обмана, устроенного этим человеком. Ему вдруг захотелось крикнуть им, что их возлюбленный король одурачил их всех.

— Милорд.

Эдуард ответил ему пристальным взглядом, словно стараясь прочитать его мысли. После долгой паузы он проронил:

— Можете сесть.

Роберт выпрямился и двинулся вдоль стола к свободному месту в самом конце. Он прошел мимо Хэмфри де Боэна, который даже не взглянул в его сторону, а отвернулся и заговорил с молодой женщиной, сидевшей рядом. Высокая и стройная, она надела воздушное платье из жемчужно-белой венецианской парчи, и единственным ярким пятном в ее облике были раскрасневшиеся от вина щеки. Она кивнула чему-то, что сказал ей Хэмфри, но окинула Роберта оценивающим взором холодных глаз. Это была Бесс, младшая дочь короля. Она уже ничуть не походила на шаловливую юную принцессу, сунувшую подарок в ладонь Елены де Боэн и подтолкнувшую ее к нему десять лет назад на турнирной арене. Роберт заметил, как она накрыла руку Хэмфри своей ладонью. По другую сторону от Бесс сидела Элизабет де Бург.

• Предыдущая
• 45/126
• Следующая