Византия - Ломбар Жан - Страница 47
- Предыдущая
- 47/84
- Следующая
Варварски сочетались отблески золота, белой стали и голубого железа, в неукротимом приливе мерно выступали гетерии с круглыми щитами или четырехгранными клибанионами, с прямыми мечами или прямыми копьями, склоненными секирами или палицами, которые на металлических цепях прикреплены были к коротким бронзовым наручникам. Доместики шли по бокам, и явственнее выяснялось раскинувшееся войско, которое поднималось теперь на холм. Отчетливее можно было различить резкие черты Константина V, его белый нос над черной бородой, алую разукрашенную жемчугами грудь и грозные глаза, которые вперял он в горизонт со своего возвышенного трона. В равной мере лучше различались и черты Патриарха, его круглое мягкое матовое лицо, раскачивающаяся, как у Дигениса, голова – истинный облик жирного евнуха под золотой тиарой. Обозначился и Дигенис со своими отвислыми челюстями злодея, прорезанными жестокой складкой губ, и другие изнеженные, сочные евнухи с отверстым ртом. По мере их приближения в Гибреасе все сильнее сквозило торжество, пока не показались, наконец, на горизонте площади первые щиты и не замелькали над их безмолвными овалами головы воинов, очерченные жесткими усами и волосами, выбивавшимися из-под остроконечных шлемов.
– Оставайся на нарфексе, не выходи на площадь, не покидай убежища Святой Пречистой. Мною найден гремучий огонь, и он извергнется через оружие, над формой которого я размышляю. По одному знаку моему восстанут ныне Зеленые, уверенные, что подобно горсточке пыли под мощным дыханием ветра рассеется от натиска их это войско.
И сотворил знак, и не отстававшая от них Склерена, вместе с подоспевшим из храма Склеросом, увидела вещи несбыточные. Покрылись вдруг византийцами пучины горизонтов, которые вечер окутал неуловимой пеленою, грозные сборища выросли на площадях, между отвесных стен домов, на ступенях нарфексов всех городских церквей – нестройная чаща Зеленых, признававших друг друга по зеленым шарфам, которые развевались в крестообразных перевязях. Отовсюду надвигались Зеленые плотными толпами, исполинскими лучами издалека стремились их ряды навстречу войску Константина V. Кого-то несли на плечах также и они. Несомый человек был безрукий Солибас. Чьи-то руки простирали за ним серебряный венец, кулаки вытягивались позади, вооруженные кинжалами. И знамена реяли под дуновением ветров, и разгорался гигантский мятеж, пылали со всех сторон огни, разжигаясь собственным пламенем. Гибреас на север сотворил знак, и север отметился Зелеными. На юг – и юг отметился Зелеными. Зеленые разливались на востоке и на западе, и их исполинский поток надвигался столь же безмолвный, как войско Константина V и, казалось, что задохнется в безмолвных хлябях это войско, словно в пальцах великана.
– О, да! О, да!
Так говорил Гибреас. И будто утешение исходило от его покачивающейся головы и разгоняло страхи Склерены, которую не замечали оба они, и веселило Склероса, в смехе опускавшего и поднимавшего свою бороду с громким щелканьем радостных зубов. Он говорил: «О, да! О, да!» – и, поколебавшись, разомкнулось войско по знаку Константина V и медленно отступило наперекор Патриарху, недовольный взгляд которого встретился со сверкающим взором Гибреаса, опять облекшегося покровом сияющего эфира, голубого, дымчатого, в котором источалась его воля. Игумен лучился с ног, гиератически сжатых, до обнаженной головы, искрившейся бледными, словно магнетическими огоньками. И струился в волнистых волосах его столь дивно выделяемый голубой, дымчатый эфир. И когда обратилось войско вспять, то Зеленые, сошедшиеся отовсюду, с поднятыми кулаками ринулись на людей с крестообразной голубой перевязью на груди, указывавшей на их принадлежность к Голубым. Повсюду, повсюду упадали и взмахивали руки. Головы склонялись под яростными ударами и обагрялись кровью лица. Но не устремился натиск на войско, медленно исчезавшее в надвигающейся ночи. Быть может, тяготел над Зелеными запрет не посягать открыто на власть, пока не вооружит их своим гремучим огнем Гибреас. Золотой полумесяц возрастал в темной вечерней синеве, и свита звезд народилась вокруг прообраза, в котором чудилась угроза бойни. Но ярче месяца сиял серебряный венец Солибаса, который с высоты державших его плеч возносился над битвой Зеленых с Голубыми, и теперь безрукий по-прежнему непоколебимо верил в правоту борьбы Управды. Победой запечатленный колышимый венец, прекрасный, как символ, нежно мерцал своим серебристым диском в сумерках близившейся ночи. Но пока не опустилась глубокая ночная тьма, будто невольно, будто методично, подобно движениям цепа, бичующего на гумне зерно, упадали руки Зеленых на головы Голубых, впивались кулаки Зеленых в груди Голубых. И победный Солибас все так же выделялся, показывая свое трепетное, бородатое лицо, свой безрукий стан в плаще возницы и все так же колебался в лучистом сиянии серебряный венец над его головой, поддерживаемый чьими-то руками. Порывы ветра ударялись в раздувавшиеся знамена и исчезали гетерии – копья, мечи, щиты, шлемы, секиры, палицы, безмолвно поглощаемые Великим Дворцом, который слабо светился, там внизу, приняв Константина V и Патриарха. Повернувшись, те могли бы увидеть быстрые взмахи кинжалов, которыми беспощадно крошили Зеленые Голубых от Золотых Врат до Киклобиона, от Влахерна до Лихоса, от Пропонтиды до Материка, на север и на юг, на запад, на восток!
Вместе с Управдой возвратился в Святую Пречистую Гибреас, и обволакивавший его сияющий эфир угас понемногу в нежном трепетании. Склерена и Склерос побелели, видя резню партий. Долго стояли они на плитах нарфекса, устрашенные, остолбенев. Она положила руку на плечо супруга, а его рыжая борода, окутанная тьмой, упадала на самую середину груди, и громкое щелканье зубов вырывалось из отверстого рта, смеявшегося смехом ужаса.
V
С серебряным ключом на плече поспешал, раскачивая головой, Дигенис во главе четырехсот Кандидатов, и византийцы расступались перед его стремительным натиском. Длинной колонной двигались воины, по восемь в ряд, и золотистыми пятнами сверкали их секиры, задевая золотые мечи, висевшие на золотых перевязях.
Пройдя вдоль стен, обрамлявших Золотой Рог, они свернули во Врата Иудеев, поднялись на первый холм, откуда вся Пропонтида, весь Босфор, весь берег Азиатский красиво развертывались пространством голубых вод, и направились к Святой Премудрости. Мимолетным видением проносились перед ними сады, протянувшиеся до побережья, листва, в которую плескались волны, купола зданий и радостные отсветы, розовые отсветы на террасах домов. Чем дальше, тем чаще приветствовали их люди, отмеченные голубыми шарфами, обвивавшими груди. Наоборот, другие, с зеленой перевязью, встречали воинов знаками презрения, особенно Дигениса, который отворачивался, раскачивая тыквообразной головой, потрясая своим серебряным ключом, и продолжал свой быстрый путь. Слева остался у них эксонарфекс Святой Премудрости, обширная прямоугольная площадка, примыкавшая к девятивратному нарфексу.
Они вторглись на Августеон, окаймленный квадратом портиков, слитно протянувших по мрамору мостовой двойную линию своих колонн. Пересекли его середину, миновали череду статуй, оставили позади Миллиарий, высокий, прорезанный четырьмя сводами, и вступили под сень Великого Дворца в части его, именовавшейся Халкидой. Открыв первую железную решетку, достигли преддверия Халкиды, увенчанного глубоким сводом. Оттуда галереей под названием Хитос, со срединным куполом, который покоился на четырех арках, они проникли в триклиний схолариев; обширный зал триклиния с одной стороны примыкал к храму Святых Апостолов, с другой – к судной палате Лихнос, а с третьей узкая галерея вела в триклиний экскубиторов.
Они проходили мимо смотревших на них схолариев и экскубиторов. В глубине триклиниев многоцветные мозаики раскидывали чарующие очертания: Иисусы и Вседержители сидели или стояли, отверзая руки, являя лики, широкие и белокурые. Грешники распростерлись у ног их, а над ними архангелы веяли пальмовыми ветвями или в рамке медальонов красовались главы Приснодев. Подобно отверстым золотым очам, отливали лучистыми отблесками висевшие на стенах шлемы и мечи. Воины чистили песчаным порошком свои секиры или копья, плоские на конце, напоминавшие алебарду, сверкавшие золотой насечкой. Некоторые вставали на свои железом одетые ноги, в бронзовых набедренниках и отдавали воинскую честь, на которую отвечали золотыми секирами, – не останавливаясь, – Кандидаты и своим серебряным ключом – Дигенис, по-прежнему поспешавший, раскачивая жирной головой, подобной перезрелой тыкве.
- Предыдущая
- 47/84
- Следующая
