Спасатель. Серые волки - Воронин Андрей Николаевич - Страница 54

• Предыдущая
• 54/82
• Следующая

Слушая его, Владимир Николаевич Винников машинально дотронулся до кармана, в котором, как обычно, лежал включенный на запись цифровой диктофон. Вдруг подумалось – и не приходилось долго гадать почему, – что давно пора перебросить скопившиеся на жестком диске компьютера записи на какойнибудь съемный носитель и от греха подальше удалить все файлы, пока какаянибудь умная сволочь не нашла способ сунуть в них свой любопытный нос. Раньше он занимался этим регулярно, накопив в укромном уголке своего загородного дома целый архив – частично бумажный, но в основном записанный на пресловутых съемных носителях, среди которых попадались настоящие раритеты в виде самых первых, здоровенных, как блины, гибких дискет в бумажных обертках. Но со временем эта монотонная, раз за разом повторяющаяся процедура перекачивания данных тудасюда начала его утомлять. Он был занятой человек, на его информационную безопасность до сих пор никто так и не покусился, да и неизвестно было, что представляет собой большую опасность – защищенные паролем файлы в домашнем компьютере или лежащие без присмотра горы компромата в тайнике на даче.

– Так что ты предлагаешь, – обратился он к Беглову, – оставить все как есть, и уповать на Господа Бога?

– Если на него кому и уповать, так уж точно не нам, – мрачно улыбнулся Илья Григорьевич.

– А вот интересно, – снова вмешался в беседу заскучавший генерал, – сколько нынче стоило бы все это церковное барахло? Если тогда говорили о миллионах долларов, то сколько же это было бы теперь?

– Думаю, десятки миллионов, – равнодушно сказал Беглов, не видевший смысла в разговорах на тему «что было бы, если бы». – Уж одинто десяток наверняка. Но ты прав, – обратился он к Винникову, – так это оставлять нельзя, вопрос надо закрыть – ну, хотя бы затем, чтобы больше о нем не думать.

– Вотвот, – согласно покивал головой Владимир Николаевич. – У тебя есть на уме чтонибудь конкретное?

– Да как тебе сказать… – Беглов, который до этого полулежал, опираясь спиной о горячий клепаный борт казанки, выпрямился и пересел на скамью, поближе к Владимиру Николаевичу и подальше от генерала с его бутафорскими рыболовными снастями и склонностью к бессмысленным высказываниям. – Планом это, конечно, не назовешь – так, черновые наметки…

– Я весь внимание, – серьезно сказал Винников и как бы невзначай поправил воротник легкой курточки, чтобы тот не перекрывал спрятанный под ним микрофон. – Давай обсудим, одна голова хорошо, а две лучше.

Его превосходительство, не получив приглашения принять участие в дискуссии, пренебрежительно фыркнул, демонстративно повернулся к приятелям спиной и закурил, наблюдая за неторопливой, размеренной жизнью млеющей на предвечернем солнышке природы.

– Зашхерился наш писатель основательно, – заговорил Беглов. – Я, конечно, взбодрю братву, подтяну грамотных специалистов, но все равно дело это небыстрое и труднопредсказуемое, может растянуться на неделю, а может, и на год – Россиято большая. Да что Россия! Сам знаешь, в Москве людей десятилетиями ищут и не находят, а они живут себе как ни в чем не бывало…

– Короче, – нетерпеливо перебил Винников.

– Тото, что короче! Надо бы короче, а выходит, как на грех, чем дальше, тем длиннее. И я с тобой согласен: времени на все эти игры у нас нет. Его надо срочно брать, выворачивать наизнанку, чтоб точно знать, что он слышал от Француза и кому успел это пересказать, и – концы в воду. Закопать, чтоб духу его вонючего, журналистского больше никогда не чуять, и жить спокойно. Может, он нам еще и подскажет, куда Француз тогда церковные цацки припрятал. Времени прошло много, пыль улеглась, да и возможности у нас нынче не те, что раньше, – в общем, в самый раз нам все это добро аккуратно, потихонечку за бугор сплавить.

– Так что, собственно, ты предлагаешь? – еще нетерпеливее спросил Винников. – Что нужно сделать, я знаю и без тебя. Вопрос в другом: как?

– Выманить его надо, – коротко и ясно сказал Беглов. – На живца. Пацана своего он, по ходу, кудато сплавил – предусмотрительный, сука. Но бабато осталась!

– Так она ж бывшая, – напомнил Винников.

– Такие бабы совсем, до конца, бывшими не бывают, – возразил народный избранник. – И потом, из СИЗО его давеча кто вытащил? А? Тото! Не чужие они друг другу, вот к чему я клоню.

– Да вижу я, к чему ты клонишь, – с кислой миной вздохнул Владимир Николаевич. – Думаешь, проявится?

– А куда он денется? Сделаем так, чтобы было побольше шума – в газетах, по телевизору, по радио, в этом его любимом Интернете… Он в два счета смекнет, откуда ветер дует, – малыйто не дурак – и начнет действовать. Действовать ему придется второпях, без четкого плана… Да хоть бы и с планом – что он может? Тут ему не Голливуд, одно шевеление с его стороны – и все: шлеп, и нет его. Забыт, похоронен…

– А она? – зачемто спросил Винников.

– А что она – из другого теста, что ли?

– Чтото мне эта идея не особенно нравится, – нерешительно произнес заместитель генерального прокурора.

– Предложи другую, – сказал Беглов. – Не можешь? Тогда молчи, чистоплюй. Нашел время проявлять профессиональную солидарность!

– Какую профессиональную солидарность? – обернувшись, удивился Василий Андреевич. – Она адвокат, а наш Уксус – прокурор…

– И оба юристы, – просветил его Беглов. – Или ты думал, что их этому на разных факультетах учат? И откуда ты только такой взялся на мою голову! И вот еще что, законник, – снова повернулся он к Винникову. – Держать ее мы будем у тебя на даче.

– Где?! – взвился Владимир Николаевич.

– Где слышал, – жестко произнес Беглов. – Чтобы не было соблазна соскочить, умыть руки и объявить: я ни при чем, это все они!

– Вот это дело! – обрадовался Макаров и вдруг, перевесившись через борт, заголосил: – Гляди, гляди, клюет! На голый крючок клюет!

– Дурак дурака видит издалека, – перефразировав известную поговорку, уныло пробормотал опечаленный нарисованной народным избранником перспективой Винников.

– Да ладно, – не поверил Беглов, но все же обернулся и стал смотреть туда, куда указывала вытянутая рука его превосходительства. – Ну, и где ты видишь хоть одну поклевку?

– Только что была, – озадаченно проговорил генерал. – Или мне показалось?..

– Тьфу, леший, – досадливо плюнул за борт Беглов. – Давай сматывай удочки и айда на берег! Некогда прохлаждаться, работать надо!

2

Повесив в шкаф отглаженный, без единой несанкционированной складки, деловой костюм, Марта надела халат и обманчиво небрежным движением затянула на тонкой талии пояс. Брошенный в зеркало косой беглый взгляд подтвердил то, что было известно и так, без подтверждений: ее туалет, будь он хоть сто раз домашний, равно как и наружность, пребывал в полном порядке. Неизбежная в тех случаях, когда речь идет о халате и домашних тапочках, небрежность в гардеробе была не просто небрежностью, а небрежным изяществом королевы, получившей умение оставаться прекрасной и величественной в любых обстоятельствах по наследству, вместе с кровью, плотью, волосами и всем прочим – словом, на генетическом уровне.

Заглянув по дороге в ванную и бросив в открытый зев стиральной машины блузку, которая за день утратила свою безупречную утреннюю свежесть, Марта направилась на кухню, чтобы сварить себе кофе. За окном уже сгущались прозрачные синие сумерки, в окрестных домах светились окна, но ей еще нужно было довольно плотно поработать с документами, для чего требовалась бодрость духа и ясность ума. С учетом специфики дела, которым она сейчас занималась, тут требовались еще ангельское терпение и немалая изворотливость – качества, которые бесполезно искать в чашке любого, даже самого превосходного кофе, но которыми Марту щедро наделила природа в лице ее покойных родителей.

После развода успешный столичный адвокат Марта Яновна Свирская переехала в просторную, заново отделанную трехкомнатную квартиру на втором этаже старинного особнячка близ Малой Ордынки. Она жила одна и крайне редко, когда совсем уж не было другого выхода, приводила домой мужчин, предпочитая встречи на нейтральной территории. Таких случаев за все время ее проживания здесь насчитывалось всего четыре, и в трех из них мужчиной оказывался Андрей Липский – как верно подметил депутат Беглов, человек не чужой и пользующийся некоторым доверием хозяйки, как всякий понастоящему любимый хомячок. Он лучше большинства других мужчин понимал Марту и со временем научился не обижать ее, старательно обходя острые углы. Правда, она обижалась все равно, но при этом отдавала себе отчет в том, что вины Липского в ее обидах практически нет: было бы желание обидеться, а повод найдется всегда – пусть ничтожный и даже вздорный, но на безрыбье и рак – рыба.

• Предыдущая
• 54/82
• Следующая