Назначение в никуда - Лаумер Джон Кейт (Кит) - Страница 13

• Предыдущая
• 13/24
• Следующая

Я гадал, что сейчас делает Байярд и что он сказал бы о подобном развитии событий. Я принял его за влиятельное лицо в основном из-за того, что он выхватил меня из моей лодки как раз перед тем, как я собирался начать долгое плавание. Но если Рузвельт сказал правду, если вся эта штука была подстроена, только чтобы проверить мою реакцию, прежде чем толкнуть меня на ключевую роль в потрясающих миры событиях…

В этом случае я должен рассказать Рузвельту обо всем, что видел в Шато-Гайяр. Может быть, в этом был некий ключ для того, кто знал, как им воспользоваться. Или злоупотребить им.

Байярду было известно намного больше о ситуации, чем мне; и он не доверял Ринате или его шефу. Я хотел бы, чтобы полковник прислушался к тону Рузвельта и выдал мне другую сторону истории.

Что мне сейчас было нужно, так это информация о Рузвельте, о Байярде, о том, что происходит, и просто обо всем; информация о моем месте во всем этом – а также назначение старого куска стали с магической способностью указывать на другие старые стальные куски.

Я подошел к двери и с облегчением обнаружил, что она открыта, страж в белой с золотом форме стоял навытяжку в дальнем конце прохода. Он направился в мою сторону, но я дал ему отмашку, и он вернулся к своему посту. Я не был под арестом в буквальном смысле слова, но они приглядывали за мной. Я начал закрывать дверь – и услышал пронзительный звук, похожий на ржание недорезанной лошади, из комнаты рядом с моей. Часовой рванул сверкающий хромом автомат из полированной стойки и перешел на бег. Я сделал два прыжка к двери, откуда донесся вопль, дернул ручку, отступил назад и пинком открыл ее. Моему взору предстал белый червяк размерам с пожарный шланг, обернувшийся кольцами, как боа-констриктор, вокруг изломанного человеческого тела.

Это был старик с багровым лицом и седыми волосами, выпученными глазами и вывалившимся языком. Я держал сломанный меч в руке, не помня, когда вытащил его. Им я прорезал это, как сыр, и отделенный конец начал хлестать все вокруг, расплескивая дурно пахнущую жидкость. Что-то загрохотало над моим ухом, как пушка, и ломоть червя разлетелся. Десятифутовый кусок шлепнулся на пол, автомат прогрохотал еще раз, и тот взлетел в воздух, хлеща все, пока я рубил другую петлю, завивающуюся вокруг конца, как зачарованная змея. Теперь существовали, уже четыре куска этой штуки, а еще больше выливалось из двери ванной. Я услышал щелчок осечки и ругань охранника. Я прорубил себе дорогу к нему, но было слишком поздно. Он был завернут, как мумия, а его голова находилась под таким углом, который означал, что тот закончил службы в своем нынешнем послужном списке.

Из перехода доносились вопли, звуки бегущих ног и выстрелы. Я прорезал себе путь сквозь комнату в ванную. Жадеитово-зеленый мрамор был полон червя, просачивающегося сквозь канализационные трубы. Я расчистил себе дорогу обратно сквозь шлепающиеся куски прямо в холл. То, что было там, было страшнее червя и казалось массой сырого мяса, громоздящегося вверх по лестничному проходу на полпути по коридору. Двое мужчин стреляли в него, но это, казалось, ничего не значило для него. Я подбежал к нему сверху, отхватил ломоть, и масса резинообразного вещества откатилась, брызнув розовой кровью. Холодная сталь ему не нравилась.

– Берите ножи и мечи, – завопил я. – Вы теряете время, стреляя из пулевого оружия!

Пузыристая масса вдоль холла была довольно далеко, чтобы наполовину закрыть дверь. Я ворвался внутрь и мельком увидел женщину, стоящую там, прежде чем эта штука хлынула ключом и блокировала отверстие. Я отсек с полдюжины хороших ломтей, чтобы ампутировать массу в двери, но и здесь опоздал. Все, что я смог увидеть от девушки – это пара ног в домашних туфельках, торчащих из-под твари, как у безалаберного механика из-под скользящего катка.

Сзади, в холле, я увидел Рузвельта в его жилете и с зубами, обнаженными в подобии ухмылки, отбивающегося от твари двуручным мечом. Увидев меня, он завопил:

– Кэрлон, ко мне!

Люди в формах с церемониальными короткими мечами старались как могли, но именно Рузвельт отбивал тварь назад. Оно сгрудилось в форму «кармана», и он углубился в него, в то время как остаток этой штуки взгромоздился по бокам, окружая его. Я ударил слева, отрубив ломоть размером с шотландского пони как раз тогда, когда другая сторона сложилась внутрь, почти поймав его. Рузвельт всадил в это меч, а я прокосил ход сквозь это и остановился спиной к нему. Мне показалось, что он пытается прорезать себе дорогу к двери, которая была закрыта на две трети и начинала прогибаться. Мы очистили ее, при этом обнаружив дюжину людей, работающих мечами на внешнем периметре, которые они стащили откуда-то со стен. Мы были по лодыжки в жидкой розовой крови, которая вытекала из каждого пореза, сделанного нами. Я почувствовал запах дыма, оглянулся и увидел пару пожарников в защитных костюмах, поднимающихся по лестнице с большой паяльной лампой.

Тварь отплывала от них, чернела и дрожала. В следующую минуту или две все кончилось. Я посмотрел на Рузвельта сквозь дым и вонь, мимо него вдоль по коридору, забрызганному до потолка и вонявшего, как бойня.

– Прекрасно, – произнес я, обнаруживая, что шатаюсь, будто только что пробежал милю за четыре минуты. – Что это было?

Рузвельт усмехнулся мне, тяжело дыша, на его лице была кровь. Но что самое невероятное, он выглядел как человек, который собирался пошутить.

– Резвились час с четвертью, – произнес он. – Поздравляю вас, капитан. Вы действовали со мной на пару, удар к удару. Немногие способны на такое.

Это было хвастовство, но оно каким-то образом звучало не вызывающе, а очень естественно.

– Вы не ответили на мой вопрос, генерал! – сказал я. Его глаза скользнули мимо меня, устремившись к бесформенной груде, распростершейся по голубому восточному ковру.

– По правде говоря, я и сам не знаю, – ответил он. – Это была наихудшая атака изо всех, до сих пор со мной случавшихся.

Периодичность распада сокращается до девяносто одного часа, и интенсивность возрастает логарифмически. Кажется, это не животное, в нормальном смысле этого слова – просто масса мяса, дико растущая.

– Что за мясо, – пробурчал я. – При виде его моя кожа покрылась мурашками.

– Человеческое мясо, мистер Корлэн, – ответил он.

– Я еще не уверен на счет всего этого, генерал, – кивнул я, – но если это именно то, с чем вы боретесь, то я с вами.

Он улыбнулся мне, протянул руку и схватил мою ладонь хваткой камнедробилки.

– С вами за спиной…

– Рядом с вами, – прервал его я. Он кивнул, продолжая улыбаться.

– Пусть рядом. Может быть, мы еще сможем господствовать.

Следующую пару ночей я немного поспал, а когда не был занят ломкой костей с мастером борьбы без оружия по имени Линд, слушал лекции по полевым операциям и дремал с гипномагнитофоном, пристегнутым к моему черепу, который до отказа набивал меня основными датами истории Распада.

Рядом со мной было еще несколько стажеров. Одной из них была красивая девушка восточного типа из А-линии, где китайцы заселили Америку в девятом веке и встретили римлян, направлявшихся вверх по Миссисипи в тысяча семьсот семьдесят шестом году. Она направлялась в то место, где орда регрессировавших, матриархальных монголов готовилась пронестись по феодальной Европе. Кажется, она подгоняет себя под список особенностей для инкарнации богини Чу-Ки, наподобие небесной Госпожи Драконов. И большой угольно-черный мужчина с пылающим взглядом – возможно, из-за нержавеющего штифта у него в носу – был призван из Зулусской Африканской Империи, чтобы помочь реорганизовать сопротивление «корней травы», культ убийц-самоубийц, чтобы убивать каждого десятого из черных рабов в линии, где греки развили науки дохристианской эпохи и использовали их для захвата известного мира до того, как их постигла стагнация. Я встречал коллегу, который был классическим примером австралийского бушмена, – но по его линии племя возвеличилось на родной земле. У него было трудное время, пока он не научился не морщить свой плоский нос при странных запахах, но он был джентльменом и обращался с нами, как с равными.

• Предыдущая
• 13/24
• Следующая