Воин и маг - Сеткова Юлия - Страница 61

Первой пришла в себя Элия — вздохнула, в широко раскрытых глазах появился смысл и… вой раненого животного:

— АДРИС!!! — Элия бьется, никто и не подозревал, что в этом хрупком теле может быть такая нечеловеческая сила… — АДРИ-И-И-ИС!!!

Корнелиус накладывает чары сна, так будет лучше…

Адрис поводит взглядом, вздыхает полной грудью и… теряет сознание. Старая добрая Полин льет и льет в него живую воду, но лучше не становится. Наконец Прим решается:

— Отец, сколько у тебя питающих амулетов?

— Около сорока…

— Оставь для себя десяток, остальные в круг возле Адриса и все активировать. И погрузи его опять в стазис, пусть хоть пару часов питается, не тратя сил на дыхание… Сейчас для него и это непосильно… Да, и перенесите девочку в ее комнату. Полин, останься с ней, начнет просыпаться — сразу зови. Мы с отцом и Веллером в кабинете.

А потом были долгие два часа мучительного ожидания. Сидящие в креслах маги хранили гробовое молчание. Каждый винил себя в том, что случилось. Корнелиус — что сразу не почувствовал опасности, не рассказал Корбину все о некроманте. Прим — что уехал, не забрал Джурайю к Корбину на стажировку, а она так просила… Веллер — что в глубине души мечтал избавиться от Адриса, который занимал все мысли Элии, девушки, которая понравилась молодому магу с первой встречи…

Спустя два часа Прим тяжело поднялся и побрел к Адрису — чары сна, наложенные на Элию, вот-вот должны были потерять свою силу, и к этому моменту они должны знать — будет ли жить этот смешной парень, неуязвимый для любой магии, кроме той, что использовал проклятый некромант…

В комнату под крышей Прим входил, как в склеп он не ждал чуда, так как видел своими глазами, ЧТО осталось от парня, однако этот счастливчик и в этот раз умудрился всех удивить. Амулеты, разложенные вокруг тела, погруженного в стазис, рассыпались прахом, а сам Адрис уже не напоминал несвежую мумию. Да, он был сильно истощен. Но вполне жизнеспособен. Еле сдерживая ликование, Прим освободил тело парня из плена безвременья и с наслаждением слушал его ровное дыхание. Адрис спал.

Сгорая от нетерпения, Прим ворвался в кабинет — жив! И будет жить — дрыхнет как ни в чем не бывало! Посеревшие, изнуренные ожиданием лица отца и друга раскрасились улыбками. А потом Корнелиус заплакал. По-стариковски, сотрясаясь всем телом, беззвучно роняя слезы и утираясь дрожащей рукой.

— Отец, все хорошо, все живы… — опешивший вначале Прим кинулся утешать отца.

— Она не знает! Она ничего не знает… — всхлипывал старик.

— Мы пойдем и все ей расскажем…

— Я про Джуню… Она думает, что Элия НЕ ЗАХОТЕЛА С НЕЙ ПОПРОЩАТЬСЯ!!!

Троих магов как ветром сдуло из кабинета. Через минуту топот трех пар сапог раздался за дверью Элии…

— Срочно, за ними, — бушевала Элия. Она немного оправилась, а известие о том, что ее любимый выжил, наполняло ее энергией, которой хватило бы на троих здоровых мужиков. — Она сейчас думает, что ее все бросили, предали, а Корбин, он ведь совсем… неделикатный. Вывалит на нее всю правду — и разгребай сама, как можешь… Она не вынесет предательства Ценя и грубости Корбина. Он ведь неотесанный солдафон, даром что граф!

— Ты не идешь. И ты, отец, остаешься. — Прим только сейчас осознал, как стар и уязвим его отец. — Эле нужно еще часов десять лечебного сна, а тебя я бы самого с удовольствием в стазис отправил, пока все не закончится.

— Ты как твой дружок — все с позиции рациональности оценивать стал, — ворчал Корнелиус. Он уже взял себя в руки и сейчас деловито обвешивался амулетами и распихивал по карманам пузырьки с эликсирами. — Идем все, вчетвером. Джуня должна видеть все родные лица — иначе она может не захотеть остаться.

— Ладно, но портал открываю я. Пугаешь ты меня, отец, в последнее время… Как бы удар не хватил.

Элька, не раздумывая, впрыгнула первой в едва раскрывшийся портал, за ней кучей ввалились трое ее спутников — одновременно, чего еще не было ни разу за всю историю магии и колдовства…

Лорд Корбин

Поток холодной воды, обрушившийся на Ценя, заставил его прийти в себя. Он помотал головой, проморгался… Да, все та же часовня, стены которой, некогда ровные и гладкие, успешно противостоявшие напору времени несколько столетий, теперь были изуродованы огромными дырами — следами штурма. Левый глаз не видел совершенно — похоже, заплыл, граф бил сильно.

А вот и сам граф — стоит, усмехается, разглядывая дело рук своих. Ну да, чего ему не улыбаться — голова-то не болит, не тошнит…

— Ну что, поговорим? Нет, ты можешь этого не хотеть, но, извини уж, лучше соглашайся добровольно. У меня уважение к чужим сединам отсутствует напрочь, поэтому не будешь говорить по своей воле — заставлю силой. Поверь, я это умею делать очень хорошо.

Некромант обвел взглядом помещение. Да, его переиграли — боевой маг оказался куда умнее и сильнее, чем можно было подумать. Ошибка, опять ошибка. Слишком много ошибок за последнее время, и все — в исходных предпосылках.

Корбин смотрел на Ценя с легкой брезгливостью — так кот смотрит на полузадушенную мышь, раздумывая над тем, поиграть с ней еще или все-таки съесть. Вроде бы и не голодный, но положение обязывает — добыча как-никак. И от этого взгляда Ценю впервые за много лет стало по-настоящему страшно.

Цень напрягся, но сделать ничего не смог — спеленали его качественно, со знанием дела. Интересно, кто постарался — сам Корбин или эти испражнения обезьяны, ученики Корнелиуса, которые злорадно скалятся из-за его спины. Вот уж кто наверняка, не задумываясь, перерезал бы ему глотку только за то, что Цень посмел повысить голос на их обожаемого Учителя. И им наплевать и на великую Цель, и на его, Ценя, избранность — Корбину сейчас достаточно просто потерять к нему интерес и отойти, а щенки, взвизгивая от восторга, сделают все остальное. И хорошо еще, если прирежут сразу, а то ведь еще и поиздеваются. Вон тот, с кривоватой ухмылочкой, наверняка постарается шкуру с живого содрать — видал уже Цень таких… Придется ответить, в конце концов, партия еще не окончена и шансы, пусть ничтожные, есть.

— Я слушаю тебя.

— Слушает он… Ладно, послушай. Итак, ты — Цень, какие там у тебя еще приставки к имени есть, я не знаю и, в общем-то, не интересуюсь. Еще у тебя несколько прозвищ, в основном связанных с твоей магической специализацией, но многие знают тебя под именем Гроссмейстер. Его ты получил за то, что отлично играешь в шахматы. Я прав?

— Да.

— Очень хорошо. Кстати, обрати внимание, вон там лежит амулет. Как только он замигает красным, это будет означать, что ты врешь. Сразу за этим последует наказание. Вот такое, например.

Корбин резко взмахнул рукой. Непонятно где скрывавшийся до того хлыст свистнул и оставил на щеке некроманта тонкую кровавую полосу. В углу испуганно взвизгнула Джурайя.

— Поверь, тебе лучше говорить правду, иначе тебе будет очень-очень больно. Я знаю, старик, что даже ублюдочную обезьяну, вроде тебя, можно выдрессировать, поэтому рекомендую не пытаться меня расстраивать. Ты все понял?

— Да.

— Не, зато я не понял. Ты что, других слов не знаешь?

С этими словами Цень получил хлыстом вторично — так, для порядку. Не то чтобы очень больно, но обидно. Хуже того, безуспешно пытаясь уклониться от удара, он мотнул головой, его замутило еще сильнее, и старый некромант не смог сдержать рвоты. Тут же его снова окатили водой — как он прекрасно понимал, не из жалости, а потому что брезговали с ним, облеванным, разговаривать.

— Ко мне надо обращаться «ваша светлость». Понял, ублюдок? — как-то буднично, небрежно сказал Корбин.

— Да… Ваша светлость.

— Молодец, цивилизуешься на глазах.

Некромант поежился, еще раз оценил обстановку. Он сидел на старом, но еще крепком стуле с подлокотниками посреди часовни. Раньше на таких сиживали особо уважаемые или немощные паломники. Удивительно, как мебель не развалилась с тех времен. Впрочем, время здесь, похоже, шло иначе, чем в окружающем мире. Ноги старика были накрепко привязаны к ножкам стула, но при этом кровообращение не нарушалось — очевидно, пленившие некроманта хотели пока что сохранить его живым и практически здоровым. Туловище было привязано к стулу, на шее — петля, вроде и не мешает, но лишний раз не дернешься. Руки привязаны к подлокотникам так, что кисти остались свободными. Верти ими, как угодно, но освободиться от веревок это не то чтобы не поможет — скорее, помешает. Паковали со знанием дела, мерзавцы.