Сокровища Перу - Верисгофер Карл - Страница 13

• Предыдущая
• 13/74
• Следующая

Капитан взял себе судовой журнал и обе записки, затем, в присутствии всех бывших с ним, осмотрел все шкафы. Здесь были все драгоценности, документы, деньги и бумаги покойного капитана «Конкордии».

Тут же был составлен подробный протокол, между тем как старший штурман собирал все эти вещи в один узел.

— Где-то у них ключи от складов и провианта? — сказал капитан, озираясь кругом, после того, как протокол был всеми подписан. — У нас так много женщин и детей, что многие вещи могли бы им больше пригодиться, чем если их оставить здесь, на съедение крысам на этом погибшем судне, предоставленном на волю волн.

— А разве мы не захватим его с собой?

— Нет, это совершенно невозможно! Этим мы подвергнем страшной опасности наше судно!

— Но собаку вы разрешите взять, капитан?

Капитан улыбнулся.

— Собаку — да! Хозяин ее умер, и вы можете теперь считать ее вашей собственностью, молодой человек!

Бенно поблагодарил; при этом ему невольно вспомнились слова штурмана о жалкой лавчонке, которая его ожидала по окончании пути, где ему едва ли позволят держать эту большую собаку. Рамиро как будто угадал его мысль.

— Вы думаете сейчас о каморке на чердаке, где вас, вероятно, поместит господин Нидербергер? — прошептал он ему на ухо. — Нет, Бенно, вы отправитесь вместе с нами, в Перу! Это — дело решенное. Не так ли, Плутон? — добавил он, обращаясь к собаке.

Та радостно залаяла, услыхав свое имя.

— Вот видите! — сказал содержатель цирка.

Приступили к осмотру судна.

— Только в жилые помещения и в спальни офицеров не входите: там все заражено! — говорил капитан. — Осмотрим только склады и провианткамеру!

Но когда отворили двери последней, то оказалось, что ее содержимое представляло одно сплошное месиво из вина, уксуса, масла, сырого кофе, муки, круп: все было опрокинуто, разбито, все слилось и смешалось в густую кашу, где копошились миллионы крыс.

— Нет, здесь не найдется ничего годного к употреблению! — проговорил капитан и приказал скорее запереть дверь. — Теперь сыщите мне скорее доску и пушечное ядро: нам надо похоронить этого беднягу прежде, чем мы покинем это судно! — продолжал он, обращаясь к старшему штурману.

По знаку капитана с его судна прибыла вторая шлюпка с десятью матросами. С помощью этих людей покойника тщательно обернули парусным холстом, привязали к доске с десятифунтовой гирей, и совершили эти ужасные и одновременно торжественные похороны. Все присутствующие обнажили головы, молитвенно сложили руки. У каждого на душе было трогательно и тяжело, каждый мысленно возносил молитву за усопшего. Капитан со своей стороны сказал несколько прочувствованных слов в качестве надгробной речи — и все было окончено. Только когда тело покойника скрылось под водой, собака громко и жалобно завыла и стала рваться вперед, как бы желая кинуться за своим хозяином в море.

— А теперь, штурман, скорей, скорей назад! Здесь весь воздух пропитан заразой! — сказал капитан.

С собакой было немало возни: ее только насильно можно было увести с судна, не будь Рамиро, с ней нельзя было бы сладить.

Между тем с корабля следили за шлюпками сотни любопытных глаз.

— Педрильо, ведь они везут с собой собаку, да? Это та самая, что выла сегодня ночью? — спросил тихонько Михаил.

— Да, вероятно! — ответил тот.

— Значит, я напрасно тревожился: смерть не являлась нам! Та собака была маленькая, беленькая, шелковистая и курчавенькая!

— Где же вы видели ту собачку? — спросил Педрильо, — расскажите-ка мне об этом!

— Нет, нет, я ничего не знаю… Вон директор идет!

Действительно, шлюпки пристали к судну, и все находившиеся на них поднялись на палубу.

Пассажиры обступили их со всех сторон, пошли спросы и расспросы.

— Я боюсь только одного, — сказал капитан полушепотом, отведя штурмана в сторону, — что судьба всех этих несчастных будет решена, как только мы придем в Рио: вероятно, там свирепствует желтая лихорадка. Но только не говорите никому об этом, так как страх и боязнь опасности только усиливают саму опасность!

Пользуясь легким ветерком, паруса поставили по ветру. Истомленные бессонной ночью, пассажиры стали мало-помалу разбредаться по своим койкам. Сердобольные матросы устроили Плутону хорошую подстилку в большом порожнем ящике и дали ему поесть. Бедная собака с жадностью накинулась на пищу: очевидно, она уже несколько дней не ела. Бенно тоже лег на свою койку, но не мог сомкнуть глаз и все думал о том письме, о той бедной христианской душе, которая мучилась теперь смертельной мукой в ожидании этого письма.

Вот и великолепный залив Рио-де-Жанейро с высокими скалами, громоздящимися по обеим сторонам его. Сам город расположен частью на холмах. Повсюду — роскошная растительность, но над всем этим парила удушливая атмосфера: страшная, томительная жара, подавлявшая всякое чувство радости и восхищения в сердцах вновь прибывших на свою новую родину переселенцев.

Когда судно вошло во внутреннюю гавань, то от берега отделились несколько лодчонок. В каждой из них находился один пассажир и один гребец, но при них не видно было никаких товаров, и притом эти лодки изо всей силы старались обгонять одна другую, а владельцы их, белолицые мужчины, резкими окриками и ударами подгоняли бедных негров-гребцов.

— Что это за гонки? — спросил Бенно старшего штурмана, подле которого он стоял. — Что им надо у нас?

— Людей! — отвечал, улыбнувшись, тот. — Они хотят заполучить учеников или приказчиков для своих торговых заведений!

— Да разве здесь, в Рио, нет молодых людей, пригодных на эти должности? Почему же эти господа не дожидаются даже, когда пассажиры сойдут на берег?

— Надо вам сказать, что все белолицые бразильцы до того ленивы, что купцы принуждены вербовать себе помощников из числа вновь прибывших из Европы молодых людей! Вон видите в третьей лодке того низенького кривобокого господина? Это и есть господин Нидербергер!

— А-а! — протянул Бенно. Болезненное чувство сдавило его грудь: так этот неряшливый, неопрятный, болезненного вида господин, все время толчками и щипками подгонявший своего замученного негра — его будущий принципал!

Вдруг за спиной Бенно появилось лицо Рамиро.

— Три дня мы пробудем в городе, я выслежу, куда вас уведут и всегда буду подле вас, не забывайте этого! — прошептал он.

— А собака, сеньор? — вымолвил Бенно.

— Собаку я возьму к себе: этот скряга не потерпит у себя в доме животное!

В этот момент на палубе появился и сам господин Нидербергер.

Увидев его, агент отыскал у себя в кармане письмо сенатора Цургейдена, адресованное на имя господина Нидербергера, и, поздоровавшись с ним, подал ему письмо.

Когда тот пробежал его, агент представил ему Бенно и затем простился с ними обоими.

— Как же тебя зовут, мальчуган? — спросил господин Нидербергер.

— Бенно Цургейден!

— Ну, зачем так важно! Есть у тебя багаж?

— В каюте очень немного, да в трюме — сундук!

— Прекрасно, все это я оставлю у себя в залог для того, чтобы ты не вздумал сбежать от меня! Ну, а теперь скорее в лодку!

Негр дремал, свернувшись клубком на дне лодки, но, заслышав издали голос своего господина, вскочил как ужаленный.

— Ну, вперед, Твилус! Вперед, не то ты попробуешь кнута! — крикнул раздраженным голосом господин Нидербергер.

— Да, да, сеньор, да, да!..

Когда они пристали к берегу, Рамиро стоял уже на пристани, засунув руки в карманы и ни взглядом, ни жестом не выдал, что он знаком с Бенно, но на всем пути через город незаметно следовал за ними по пятам.

Сначала они шли по красивым широким улицам, затем вошли в так называемый старый город, представлявший собой поистине ужасную картину. Узкие, очень узкие улицы с грязными, ветхими домами, тесные крошечные дворы, нестерпимая духота, мириады москитов и потоки жидкой грязи, текущей медленно вдоль улицы, — вот что увидел здесь Бенно. В глубоких рытвинах и ямах, среди этих улиц, валялись свиньи, полоскались утки, бродили козы. Полуголые и совсем нагие негритята выглядывали из домов и калиток. Бенно едва мог дышать этим ужасным воздухом.

• Предыдущая
• 13/74
• Следующая