Сокровища Перу - Верисгофер Карл - Страница 24

• Предыдущая
• 24/74
• Следующая

— Ах, как здесь мило и красиво! — воскликнул Бенно, — целая выставка изящных вещиц из коры, соломы, стружек, сушеных трав, бамбука и глины. И все это служит украшением для стен, а вместе с тем и для повседневных потребностей этих людей. Смотрите, вон люлька, изукрашенная красивой резьбой. Я видел сегодня, как матери надевают эти люльки за плечи, словно короб, и ставят в них своих туго спеленутых младенцев.

Между тем индеец, услуживавший нашим друзьям, доставив им освещение, тихонько дотронулся до руки Рамиро и заглянул ему в лицо. Казалось, он просил у него чего-то, затем, бормоча какие-то слова, указал рукой на свою прическу.

— Ах, — догадался Рамиро, — и тебе, приятель, понадобилась оловянная ложка! Ну, что же, если уж царедворец украсил себя такою ложкой, то почему же и человеку из народа не удостоиться такой же чести?

Халлинг раскрыл свой дорожный несессер и достал из него другую оловянную ложку.

— На, получи и иди к месту заключения бедного затворника и покажись там с этим новым орденом, которого удостоился и ты!

Индеец громко вскрикнул от радости и, схватив блестящую оловянную ложку обеими руками и, держа ее высоко над головой, выбежал как безумный из хижины.

— Смотрите, он не бежит, а пляшет! — сказал кто-то.

Действительно, счастливец кружился, подпрыгивал и приседал на ходу, не переставая размахивать ложкой у себя над головой.

— Пожалуй, нам придется наделить всех этих дикарей ложками, так что нам нашего запаса, чего доброго, и не хватит.

— Как красиво убранство стен, — сказал Бенно, — заметили вы, что все свободные от украшения места заполнены початками кукурузы! А вот и сиденья! — и он указал на низенькие скамеечки, украшенные резьбой.

— Да, все это красиво, но провести хоть одну ночь в этой духоте просто невозможно для человека не привычного! — заметил сеньор Рамиро.

— И я того же мнения. Пойдемте поохотиться на броненосцев, господа. Кроме того, нам нельзя же всецело оставаться на иждивении туземцев, ведь нас восемьдесят человек, и нашему больному необходимо иметь завтра суп и жаркое из свежего мяса.

— Да, да, — послышалось со всех сторон, и маленькое общество отправилось на поиски дичи. На этот раз охотниками были Халлинг, Бенно, три цирковых наездника, Тренте, в качестве переводчика, и еще несколько перуанцев.

У хижины, в которой была сложена вся кладь и все вещи путешественников, дежурил поочередно кто-нибудь из каравана. Больной также был оставлен под надежным присмотром. Луна светила ясно, заливая окрестность мягким серебристым светом. Настроение туземцев было, по-видимому, самое миролюбивое, и сами они казались такими чистосердечными, такими безобидными, как дети.

— Ты, Михаил, укажешь нам дорогу к жертвеннику? — сказал Рамиро.

— Это дальше, вправо, неподалеку от хижины пленного вождя.

— Прекрасно, может быть, нам удастся увидеть его: интересно узнать, какое преступление он мог совершить здесь, среди этого народа, не имеющего ни законов, ни храмов.

— Быть может, какие-нибудь личные счеты — месть, убийство или честолюбивые замыслы!

— Одно несомненно, что среди этого племени нет другого человека, мечтающего стать вождем вместо Тенцилея, — сказал Тренте, — это я успел уже разведать. Вот там, внизу, виднеется строение, это, вероятно, и есть жилище короля.

— А как вы полагаете, — спросил кто-то, — следует ли нам приближаться к нему? Не рискуем ли мы при этом головой?

— Не думаю; у короля всего трое друзей и один из них — наш приятель и доброжелатель Обия, чего же бояться?

Охотники двинулись дальше. Дорога здесь постепенно все более и более сужалась и вместе с тем становилась все живописнее и разнообразнее. По обе стороны возвышались великолепные деревья: пальмы, пробковые деревья, бананы, деревья какао и кофе и чудные гроздья пурпурных фуксий. Листья одних были широкие, блестящие, точно залиты кроваво-красным лаком, другие казались снежно-белыми, иные серебристыми или стальными, иные покрыты нежным пушком, а между ними изумрудно-зеленая и темно-зеленая листва других растений, — и всюду целые гирлянды пестрых цветов, перевитых причудливыми цепкими лианами, среди которых искрились светящиеся червячки и жучки.

Громадные деревья сплелись ветвями над кровлей хижины вождя. Внизу царил полнейший мрак: быть может, царственный узник спал и грезил о своем былом величии и славе.

— Мы проберемся здесь с левой стороны, — сказал Рамиро, — а то, пожалуй, эти дикари не похвалят нас.

Едва успел он проговорить эти слова, как в хижине послышался легкий шум. Охотники мигом все попрятались, кто куда. Из хижины вышел человек. С первого взгляда он казался воплощением духа зла: выкрашенный с ног до головы огненно-красной краской, совершенно нагой, с замысловатой высокой прической выкрашенных в тот же цвет волос с вплетенными в них лисьими хвостами, которые, переплетаясь, спускались длинной, волочащейся по земле мантией. Дополнением этого странного наряда служил высокий посох, или жезл, производивший при малейшем движении странный, своеобразный шум: весь он сверху донизу был увешан скелетами мелких животных, птиц, рыб, лягушек, ящериц и даже змей.

Всем сразу стало ясно, что это страшный колдун Непорра. Кроме жезла в руках он нес корзиночку с чем-то черноватым и свернутый гамак.

Колдун внимательно окинул испытующим взглядом всю местность и произнес несколько слов.

— Он окликает, нет ли здесь кого-нибудь из людей.

Все было тихо. Непорра снова стал говорить, и в голосе его слышались какие-то угрожающие ноты. Тренте дрожал, как лист. Между тем колдун перекинул через руку свой шлейф из лисьих хвостов и прошел в глубь леса как раз мимо того места, где притаились охотники. Здесь он подыскал подходящее место и, повесив гамак, вернулся тем же путем обратно в хижину изгнанника.

Спустя немного, из хижины высунулась голова человека: темные как уголь, горящие глаза быстро окинули всю местность, еще мгновение — и на освещенной луной площадке появился сам Тенцилей. Это был рослый, чрезвычайно красиво сложенный мужчина, еще молодой и весьма привлекательный. На всем его стройном красивом теле не замечалось ни малейшего следа татуировки, так ужасно безобразившей всех остальных его соплеменников. Лицо его носило следы тревоги и опасения: он как будто не решался идти один и поджидал кого-то. Вышел Непорра, и тогда оба направились в лес к тому месту, где висел гамак.

Охотникам отлично было видно это место и все, что там происходило.

Тенцилей лег в гамак и оставался неподвижным. Непорра приступил к приготовлениям, предшествующим колдовству: соорудил на скорую руку маленький жертвенник, затем принес из хижины блюдо с маленькими кусочками сырого мяса, причем четыре кусочка разложил по одному на каждый из четырех углов жертвенника.

— Это — сердца, сердца животных! — пояснил Тренте.

Затем Непорра положил на жертвенник три розы, три цветка мирты, три голубых колокольчика. После этого колдун развел огонь, тотчас же охвативший и сам жертвенный столик, и все, что на нем было.

Сам колдун между тем начал исполнять какой-то мистический танец: он медленно кружился вокруг гамака, в котором покоился опальный король, издавая при этом тихие, своеобразные звуки, похожие на воркование дикой голубки. Но чем ярче разгорался огонь, тем быстрее становились его движения, тем громче и неприятнее издаваемые им звуки. То они походили на свист, то напоминали удары клюва дятла, долбящего дерево в лесу, то звучали как отдаленный собачий лай, то вырывались каким-то горьким воплем, воплем измученной человеческой души.

Все быстрей и быстрей становились движения колдуна. Его длинная мантия из лисьих хвостов то обвивалась вокруг его тела, то описывала причудливые линии в воздухе, то извивалась по земле.

• Предыдущая
• 24/74
• Следующая