Сокровища Перу - Верисгофер Карл - Страница 39
- Предыдущая
- 39/74
- Следующая
— Но я невиновен в этом деле! Я невиновен! Пусть меня услышат все демоны преисподней и ниспошлют на меня самые страшные муки, если я лгу!
По знаку вождя двое воинов схватили мальчика и уволокли в лес. Гонн-Корр злобным взглядом смотрел ему вслед, на лице его ясно читалось торжество: его гнусная уловка вполне удалась. Очень многие белые пытались было приблизиться к мальчику, шепнуть ему несколько утешительных слов, но индейцы скрестили свои длинные копья и решительно воспрепятствовали этому.
— Как бы я хотел пойти туда, в лес, и утешить его! — сказал Рамиро.
— Не делайте этого, сеньор! Мы не поможем ему этим, но рискуем жестоко поплатиться за такую дерзость; кроме того, я полагаю, что он ночью, наверное, прибежит к нам в хижину.
Все как-то нехотя побрели к себе, никто не притронулся к ужину; все говорили только об Алито и ожидавшей его участи.
— Завтра я предложу вождю в подарок мои часы; может быть, это заставит его смягчить участь своего сына и признать ложным приговор колдуна.
— Завтра, — прошептал со вздохом Бенно, — завтра, а за эту ночь бог весть что может случиться!
Между тем индейцы, словно темные тени, разбирали в двух концах селения хижины отца Алито и отца Борро, а поперек дороги в гамаке все еще лежало бездыханное тело мальчика.
— Завтра его будут хоронить! — сказал кто-то.
— Да, завтра мы увидим, вероятно, двойные похороны, потому что, чует мое сердце, они убьют в эту ночь и бедного Алито.
Но вот в деревне погасли мелькавшие огоньки, смолк вой и плач женщин, присутствовавших при разорении хижин, и все погрузилось во мрак. От хижин не осталось и следа, их сровняли с землей. Время было за полночь, но Бенно не смыкал глаз, он чутко прислушивался к малейшему шороху, он поджидал несчастного Алито.
Вдруг послышался какой-то слабый стон и кто-то дотронулся до кожаного полога, служившего дверью хижины.
С быстротою молнии вскочил Бенно на ноги и растворил кожаную дверь: перед ним стоял дрожащий всем телом мальчик. Вид его был ужасен, его нельзя было узнать, до того он успел измениться за эти несколько часов. Из уст Алито вырывались какие-то неясные звуки, он едва держался на ногах.
— Что с тобой, Алито? Что они тебе сделали?
Несчастный, указав на рот, в изнеможении прислонился к столбу, поддерживавшему крышу хижины, и закрыл глаза.
— Доктор! Доктор, господин Халлинг, помогите мне! С Алито случилось, вероятно, нечто ужасное, смотрите, что с ним делается!
Все в хижине зашевелились, засуетились, зажгли свечи, мальчика уложили на лучшее ложе, доктор склонился над ним, и, видя его разинутый рот, осведомился, не съел ли он какое-нибудь насекомое?
Мальчик отрицательно покачал головой, судороги сводили его конечности.
— Гонн-Корр сделал что-нибудь с тобой?
Алито утвердительно кивнул и указал на рот.
— Покажи мне твой язык! — сказал доктор.
Мальчик повиновался через силу, мучаясь от нестерпимой боли. Язык его был совершенно черный. Доктор побледнел, как мертвец. Опухоль лица, шеи и всей головы с каждой минутой увеличивалась, мальчик уже терял сознание.
— Очевидно, Гонн-Корр проколол язык бедного мальчика зубом гремучей змеи, спасти его или хоть сколько-нибудь облегчить его страдания нет никакой возможности. Он должен задохнуться, потому что язык его так распухнет, что закроет горло!
— О, будь моя воля, я бы своими руками задушил этого негодяя Гонн-Корра! — прошептал Бенно со слезами на глазах.
Под утро несчастный мальчик скончался в страшных муках; все присутствующие были потрясены до глубины души этой ужасной смертью ни в чем не повинного ребенка.
— Что теперь нам делать с ним? — спросил Халлинг.
— Я пойду и позову его отца! — сказал Рамиро и вышел из хижины.
Несколько минут спустя он вернулся в сопровождении вождя, за которым плелся и Гонн-Корр, и когда доктор повелительным жестом указал ему на дверь, запрещая этому негодяю входить в их жилище, тот только разразился презрительным смехом.
— Ты собака, ты раб, а я властелин и повелитель!
— Ты подлый убийца и наглый обманщик и больше ничего! — воскликнул Бенно и, не рассуждая, вытолкал его вон.
Весь день никто не думал о работе в лесу. Все толпились около своих хижин: одни с удвоенным проворством и усердием мастерили свои челноки, другие были заняты приготовлениями к похоронам обоих мальчиков, причем похороны того и другого, очевидно, должны были быть весьма различны. Тело бедного Алито лежало, ничем не прикрытое, прямо на земле, посреди большой дороги, между тем как Борро зашили в большую кожу и обмотали лубом в несколько рядов, так что в конце концов получился громаднейший сверток. Затем на значительной высоте между двумя деревьями соорудили что-то вроде воздушной платформочки, а над нею — небольшой легкий навес, после чего можно было приступать и к самому торжеству похорон.
В течение всего этого дня на белых поглядывали с враждой и злобой. Очевидно, злой колдун успел уже вызвать всеобщее недоверие и антипатию в сердцах туземцев по отношению к белым. Им не отвечали, когда они спрашивали; их резко и грубо окликали, их прогоняли обратно в хижину, как только они собирались присоединиться к толпе туземцев.
Около десяти часов утра все женщины собрались вокруг тела Борро и, согласно обычаю дикарей, принялись выть и кричать над покойником. Носилки, на которые положили гигантский сверток, каковым являлось теперь тело умершего, украсили цветами, венками и гирляндами. Когда собрались все мужчины, четверо из них подняли носилки на плечи, и все шествие тронулось медленным шагом по направлению к лесу.
— А бедного Алито так и не похоронят?
Но вот двое мужчин взяли тело бедного мальчика и потащили его, словно какую-нибудь кладь, без малейшего уважения к покойнику, вслед за похоронным шествием.
— За ним пойдем и мы, мы одни проводим беднягу до могилы! — сказал Бенно.
— Пойдемте, хотя это небезопасно: вы заметили, что колдун все о чем-то шепчется с вождем, этот негодяй настраивает его против нас! — сказал Халлинг.
— Да, он желает получить наше имущество, он уже утром требовал у меня мой пистолет, — сказал Рамиро, — и когда я, не обратив внимания на его требование, унес свое оружие в нашу хижину, чтобы спрятать его там, он проводил меня таким взглядом, что, право, мне показалось, что будто урод — сам сатана.
Переговариваясь, друзья, идущие в хвосте похоронного шествия, незаметно достигли той части леса, которая служила кладбищем для этих дикарей.
Высоко в ветвях больших деревьев висели в воздухе тела усопших, превращенные в громадные свертки кожи и луба. Здесь висели свертки самой разной величины: от гигантских, с телами взрослых индейцев, и до крошечных, с умершими грудными младенцами. Местами висели вместе тесной группой несколько свертков разной величины: то были, очевидно, члены одной семьи — фамильные могилы, если можно так выразиться.
Украшением таких воздушных могил служили безыскусные чучела различных животных и птиц, очевидно, любимцев покойного, подвешенные тут же, на том же суку. Тут болтались и обезьянки, и голуби, и попугаи, и множество собак.
Солнце ярко освещало это своеобразное кладбище и нескольких индейцев, которые при нарастающем вое и плаче женщин взбирались с телом Борро к приготовленной для него воздушной платформочке в ветвях развесистого дерева, на которую они и положили покойника.
Для Алито не было приготовлено такой висячей могилы, его тело лежало брошенное в траву, как негодная вещь. Но вот двое туземцев каменными топорами проворно вырыли яму как раз такой величины, чтобы в ней могло поместиться тело мальчика, и неглубокую, чтобы только прикрыть его слоем земли.
В эту-то плоскую могилу положили без какого бы то ни было обряда тело Алито и быстро засыпали землей. Ни одного стона не раздалось над этой бедной могилой. Индейцы утоптали ногами землю над телом, и колдун, отойдя немного в сторону от могилы, сделал метку на коре одного из ближайших деревьев в том самом направлении, где должно было находиться сердце бедного мальчика, так, что, если провести прямую линию от этой метки к могиле, конец линии должен был безошибочно коснуться сердца покойного.
- Предыдущая
- 39/74
- Следующая
