Летний зной - Исьемини Виктор - Страница 24

- Назад! - не пытаясь больше таиться, крикнул князь. - Засада! Назад!

Воины замерли среди струящегося тумана, и тут же - будто крик Аллока послужил сигналом солдатам братства - на крышах, будто призраки погибших на заснеженном поле воинов Круга, разом встали белые тени. В эльфов полетели камни, десятки тяжелых камней, заранее припасенных на крышах защитниками Феллиоста. В узком пространстве от них было не уйти, эльфы заметались, из глубины улицы заорали, что впереди тупик! Грохот камней заглушал вопли. Аллок кинулся назад, за ним - те, кто оказался поблизости, на баррикаду, перевалить гребень, рухнуть во влажный колышущийся кисель посланного Матерью тумана...

Камни грохотали по мостовой, пронзали туман, Аллок отпрыгнул, когда почувствовал движение булыжника в тумане, увернулся, ударили осколки... Ткнулся в дверь - заперта. Рядом ударил камень, и князь бросился назад, прижимаясь к стене.

В мокром мареве неожиданно проступила баррикада - теперь она казалась страшной и вовсе не смешной, удивительно грубая и вещественная посреди затканного бледной дымкой Мира. За спиной орали, умирая, товарищи... Эльф взлетел на гребень насыпи, поднял лук и стал посылать стрелу за стрелой, он не видел врагов, но чувствовал их так же, как почувствовал камень, запущенный в его сторону - теперь к крикам торжества, которые неслись с крыш, прибавились вопли раненных. Аллок легко различал грубые голоса людей среди стонов умирающих собратьев. Увы, эльфы умирали сегодня в большем числе.

Совсем рядом затопали тяжелые шаги - в тумане направление терялось, но Аллок понял: люди идут по крышам в его сторону. А к воплям и грохоту камней на улице прибавился звон стали, это солдаты Круга вышли из зданий, чтобы добить раненных. Аллок скатился с баррикады и затаился снаружи, у основания неуклюжей груды досок и щебня.

Стук камней прекратился, затем стихли стоны. Резня закончилась, тридцать храбрецов убиты - завалены камнями, зарезаны в тесной улочке на окраине. Злоба закипела в груди и рвалась сквозь стиснутые зубы, но Аллок сдержался. Смолчал, затаился среди камней.

Он слышал шаги и голоса - много. Хитрые человечки разгадали его маневр? Ждали нападения? Ведь ждали, иначе откуда их здесь столько объявилось? И чучела вместо часовых... Ллинноту не могло прийти в голову, что его гениальная задумка с туманом так плачевно сорвется! Как же так? Эльф стиснул лук так, что пальцам стало больно. Отчаяние - тоже сильное чувство, но эльф не радовался этому открытию.

- Вроде, все? - спросил человек совсем рядом, по другую сторону баррикады. Голос звучал устало. - Больше они не полезут? Как по-твоему?

- Они получили урок нынче, - отозвался другой голос, совсем молодой, высокий. Знакомый голос. - И будь на их месте люди, то я бы сказал: все, сегодня штурма не будет. Но мы имеем дело с эльфами, так что я не возьмусь гадать, что у них на уме. Их предводитель достаточно глуп, чтобы подумать, будто мы не обратим внимание на язык тумана, ползущий точно в эту улочку.

- И что же предлагаешь?

- Сменить людей. Те, кто дрались, должны отоспаться до завтра. Поставить сюда отдохнувших солдат, велеть, чтоб глядели в оба. Я сам останусь здесь до рассвета и совру часовым, будто у нас имеются сведения: будет повторный штурм. Пусть боятся и стерегут на совесть. То же самое объявить караульным по всему периметру: нынче ждем штурма.

- Толково, - одобрил тот, что постарше. - Не знаю, что сказать, Вель... Ты - наша надежда. Если бы не ты...

Аллок Ллиннот припомнил, где он слыхал голос младшего человека. Тот самый, что орал в лесу - тогда, в тот злополучный день. Тот самый, что ранил князя, убил оруженосца. Теперь Аллок знал имя: Вель.

Эльф, крадучись, отступил от баррикады, попятился, держа лук наготове. Когда очертания зданий растаяли в серой дымке, князь повернулся и бросился бегом прочь.

Весну горожане провели в тревоге - а ну как придется отвечать за содеянное? Шутка ли, в Сантлаке, где слово сеньора - закон и Гилфингова воля, община Вейвера покусилась на господина! Пока перед горожанами держал речи Гедор, все соглашались и кивали: да, так и есть, они по древнему закону учинили, правда на их стороне... но когда славного мастера Гедора поблизости не было, прежние страхи оживали. Этим страхам были сотни лет от роду, они въелись в кровь, сделались частью натуры. Однако страхи страхами, но жить-то надо. И жили.

Купеческие караваны, как и прежде, заходили в городок, и окрестные крестьяне приезжали торговать на вейверском рынке. Налогов Совет не снизил, зато теперь члены общины сами присматривали за порядком и несли стражу в воротах, веселей сделалось. Особенно молодым парням нравилось разгуливать по улицам с оружием.

Гедор не слишком утруждал себя вейверскими делами, но, ежели к нему обращались за решением, то никто никогда не перечил. У Мясника хватало ума судить так, чтоб и сомнений в его правоте не возникало, даже если выгоды с того он не имел. Единственное, чему бывший разбойник уделял внимание по-настоящему - это общинный оружейный склад. Настоящего военного опыта Гедор не имел, однако в способах причинять увечья и смерть разбирался превосходно, так что сумел навести образцовый порядок в арсенале Вейвера. Негодные топоры и копья велел перековать, дырявые ветхие доспехи выбросил, сделал долгосрочный заказ цеху оружейников, сам принимал работу и уж тут бывал строг да придирчив.

Дела полностью посвятила себя грядущему материнству, с удовольствием болтала с горожанками о детях, готовила пеленочки... Подручные разбойника, Торчок с Селезнем, особо помочь не могли - происходящее давно вышло за рамки их понимания. Единственный, с кем Мясник откровенничал - это, конечно, Рудигер Чертополох. С колдуном тоже пришлось непросто - он отобрал из числа городских мальцов тех, что обладали способностями, указал Гедору... но обучать их сперва отказался. Горожане не отдали бы детишек в подлинное ученичество, с уходом из семьи, с обязательным ношением капюшонов и прочим. Гедор велел учить так, без соблюдения формальностей. Чертополох отказался: ему не простят собратья по ремеслу. Магическая наука подчиняется строгим законам, а в старых традициях куда больше толку, чем может предположить человек со стороны. Если бы не многолетнее смирение под капюшоном, если не отказ от собственного лица и естественного человеческого самолюбия - молодой маг, получив волю, способен натворить таких дел! Гордыню следует выбить заранее. Если собратья маги узнают о своеволии Рудигера - тому несдобровать.

Тут Гедор ничего поделать не мог, не было у него власти принудить чародея. Сошлись на том, что заклинаниям Чертоплох учить сорванцов не станет, только поможет им развить Дар да натаскает в единственном умении: вкладывать ману в магический амулет. Но разве мальцов удержишь, если они ощутили волшебную силу? И откуда пацанята разузнали магические формулы... После того, как в городе участились небезопасные шалости, Гедору пришлось переговорить с каждым подручным Рудигера. Безобразников он унял, но Рудигер сулил, что ненадолго этих разговоров хватит - дети есть дети, они себя не сознают, если увлекутся - жди беды.

Пришлось Гедору обходить родителей, объяснять, что полуобученный сопляк опасен прежде всего себе самому. Кто с магией дела имеет, тот по ниточке ходит, по тонюсенькой. Ведь дитя - оно что? Оно играет. Силушка кипит нечеловеческая, а удержу нет.

Мясник уговаривал отдать ребят в полноценное ученичество. Двое папаш согласились, но условие ставили: пусть все примут предложение, тогда и они. Профессия колдуна, конечно, завидная, верный кусок хлеба, да дело опасное. И потом, отдай сынишку - навек его лишишься. Пройдет такой ученичество, скинет капюшон - а там совсем незнакомый человек! Не сынишка, родная кровиночка, а странный незнакомец. Так что тут надвое бабка сказала, доброе выйдет или худое. Вот если все разом согласятся... А пока соседи своих не отдают магу в науку, так и они не желают.