Девушка с зелеными глазами - Хайес Собиан - Страница 44
- Предыдущая
- 44/62
- Следующая
— Это просто чудесно. Я позвоню ей, и мы как-нибудь вас навестим. Мы давно хотели, но иногда… не все так просто.
Она смущенно откашлялась и стала озабоченно намазывать маслом булочку, чтобы не показать своего стесненного состояния. Можно было ничего не объяснять. Я знаю, почему они не очень часто приезжали к нам — мама все время придумывала какие-то отговорки.
В комнату вошел дедушка.
— А Ребекка знает, что ты здесь?
Я покачала головой, и он пробормотал: «Ага!», как будто это имело какое-то особое значение.
Мне пришлось сглотнуть несколько раз, потому что мне показалось, будто язык прилипает к нёбу.
— Я хотела спросить у вас кое-что.
— Что именно? — хором спросили они.
— О своем детстве.
Последовала неловкая тишина, и затем бабушка проговорила:
— Ты быстро растешь. Мы думали о том, что ты начнешь задавать вопросы.
— Это насчет отца? — мягко спросил дедушка.
— Ммм… Не совсем. Просто я нашла свое свидетельство о рождении и хотела узнать побольше о том месте, где родилась.
Они обменялись взволнованными взглядами.
— Я не уверена, что мы можем обсуждать это без ведома Ребекки, — пробормотала бабушка. — Тебе лучше спросить у нее самой.
— Но она не хочет говорить об этом! — воскликнула я в отчаянии. — Я знаю, что она не хочет. Она даже никогда не говорила мне, что я родилась в другом городе, а если я начну приставать с расспросами, она может снова заболеть…
Дедушка поднялся со своего места и пробормотал что-то по поводу срочной проверки рассады, хотя за окном пошел дождь.
— Я расскажу тебе, что знаю, — наконец сказала бабушка. — Но это совсем немного.
Она налила себе полную чашку крепкого чая и откинулась в кресле.
— Ребекке был всего двадцать один год, когда родилась ты. Она училась на музыкальном факультете в Йорке, и мы даже не знали, что она была беременна. Мы узнали об этом только по телефону, когда она позвонила сообщить о твоем рождении.
— Мама ничего не рассказала? — изумленно спросила я. — Она что, боялась, что вы разозлитесь?
Бабушка тихонько вздохнула.
— Мы были немного старомодны, но, конечно, не бросили бы собственную дочь и помогли бы, любые родители поступят так же. Она была очень своевольной и независимой, и я подозреваю, осознанно хотела сделать все сама.
Мама целыми днями лежала в постели, что никак не вязалось со своеволием и независимостью, и я снова подумала, что же могло ее так сломить.
— А что произошло, когда вы приехали в роддом?
— В том-то и дело, Кэти. Ребекка уже выписалась из роддома сама, и мы приехали к ней домой.
Сердце ушло в пятки.
— И вы не видели меня в роддоме?
Бабушка сморщила лоб, пытаясь вспомнить:
— Нет. Первый раз мы увидели тебя, когда тебе было уже пять дней от роду.
— А что было с мамой? Ей не было тяжело в одиночку заботиться о крошечном ребенке?
— Нет, она была будто создана для материнства и заботы о детях, — с явным удовольствием ответила бабушка.
— А с ней был кто-нибудь еще? Вы не встретили никого из маминых друзей?
— Нет. Когда мы приехали, она выглядела расстроенной и все повторяла, что хочет уехать и вернуться домой. Она сдала выпускные экзамены и собрала сумки. Мы, конечно, ей помогли.
— И не заметили ничего странного?
Бабушка качнулась взад-вперед в кресле и засмеялась.
— Только то, что моя единственная дочь уже обзавелась собственной дочкой, и я совсем не была к этому готова.
— Как она умудрилась скрыть это от вас?
Бабушка задумчиво поцокала языком:
— Она носила мешковатую одежду, а мы списывали все на нездоровый студенческий образ жизни и нерегулярное питание. И подумай, какой маленькой ты была, когда родилась.
«Почему тогда на фотографии здорового, пухленького малыша написано мое имя?» — едва не закричала я, но это было бы уже слишком резким шагом, к тому же несправедливо было вешать на бабушку мои переживания.
Каким-то шестым чувством я ощущала, что у нее не было бы ответа на этот вопрос. Мои дедушка с бабушкой даже не были в роддоме, и первый и единственный ребенок, которого они видели, это был пятидневный младенец, которого им показала мама.
— Что ты ищешь, Кэти? — ласково спросила бабушка.
— Сама не знаю, — честно ответила я. — Просто причину, по которой мама не рассказывает о том, как я появилась на свет. Я подумала, что там может быть какая-то тайна.
Бабушка хотела налить себе чаю из заварного чайника и обожгла ладонь. Она подставила руку под струю холодной воды, а я, озабоченно причитая, скакала вокруг.
— Все в порядке, я не сильно обожглась, — успокаивала бабушка, но мне показалось, что она нервничает и выглядит бледнее обычного. Мне стало совестно, что я приехала и начала беспокоить ее своими расспросами. К глазам подступили слезы, и я с раздражением смаргивала их. Это произошло совсем не из-за Женевьевы, просто я снова увиделась со своими дедушкой и бабушкой и поняла, как на самом деле по ним скучала. Бабушка заметила, что я в расстроенных чувствах, и усадила меня на место, успокаивающе положив свою сморщенную руку на мою.
— Есть еще кое-что, — начала она, с минуту посмотрев на меня и словно заколебавшись, но затем нерешительно продолжила. — Квартира, в которой жила Ребекка, была очень обветшалая и находилась не в самом спокойном районе. У кого-то из владельцев были серьезные проблемы. Я думаю, с наркотиками.
— А мама не?..
— Боже милостивый, конечно нет. Но было одно происшествие.
— Какое?
Бабушка откашлялась, покрутила кольца на пальцах и скрестила руки совершенно так же, как делала мама, когда нервничала.
— Одна из девушек, которая там жила… у нее была передозировка, и к несчастью, она не выжила.
— А мама хорошо ее знала?
Бабушка кивнула:
— Ребекка была просто раздавлена. Ей понадобилось очень много времени, чтобы прийти в себя, и мы еще долго волновались за нее.
Это могло быть связано с тем, почему мама теперь всегда была такой болезненной, и мне было даже страшно спрашивать.
— И что она сделала?
Бабушка смотрела в окно, на ее лице застыло горе.
— Она замкнулась в собственном мире. Перестала быть похожей на ту веселую жизнерадостную девушку. Мы знали, как ей плохо, но были абсолютно бессильны.
— Но мама все же уехала от вас. Значит, она почувствовала себя лучше?
Бабушка кивнула.
— Со временем ее будто излечивал сад. Она проводила очень много времени на улице, ухаживая за цветами, а ее любимым уголком было место под плакучей ивой. Она даже назвала ее так же, как тебя, Кэти.
Меня охватила невыносимая печаль.
— Мама больше никогда не возвращалась в ту квартиру?
— Никогда. Она не желала обсуждать свою жизнь там, и мы не затрагивали эту тему.
— А что насчет врагов? У нее были какие-нибудь?
Бабушка засмеялась:
— У Ребекки не нашлось бы врага и в целом мире. Она всем несла частичку солнечного тепла.
Я грустно улыбнулась.
— А можно мне посмотреть какую-нибудь из моих старых фотографий?
Бабушка более чем с удовольствием достала семейный альбом. Я заметила, что все ее фотографии были абсолютно такими же, как у мамы, и ни одна из них не была похожа на те, спрятанные на чердаке. Целый час я сидела, рассматривая своих многочисленных родственников, пока у меня не помутилось в глазах. Я извинилась, что не могу задержаться еще, сказав, что нужна маме дома. Когда я на прощание целовала бабушку, то вспомнила еще один важный вопрос.
— Когда мама была моложе, она никогда не жаловалась на странные сны или какие-нибудь предчувствия?
Бабушка грустно покачала головой и крепко обняла меня на прощание:
— Береги себя, Кэти.
Был час пик, когда я ехала домой, поэтому все места были заняты. Вагоны были забиты жителями пригорода, возвращающимися с работы, и даже мой вывих не мог обеспечить мне места. Я ухитрилась найти укромный уголок рядом с багажной полкой и погрузилась в размышления, вызванные вопросами, которые остались без ответа. Что произошло в этой обшарпанной квартире? Почему мама так не хотела об этом рассказывать? Что-то настолько ужасное, что она готова была покинуть свой дом, лишь бы не сталкиваться с этим. И это что-то имело отношение к Женевьеве.
- Предыдущая
- 44/62
- Следующая