Ночной орёл - Ломм Александр Иозефович - Страница 19

• Предыдущая
• 19/63
• Следующая

— Да чего тут не понять? Конечно, понял. Только сомневаюсь я, доктор…

— В чем вы сомневаетесь?

— Как вам сказать… Ощущения мои во сне, конечно, похожи на реальные. Но ведь это просто так, приятное впечатление, и все. Тут может и не быть этих самых изменений в организме.

— Э-э, пан Кожин, да вы можете вести самый настоящий научный диспут! С вами надо ухо держать востро!.. Только тут вы все-таки напрасно сомневаетесь. Давайте рассуждать. Если ваш полет без парашюта и ваши полеты во сне вызывали в организме схожие ощущения и одинаково действовали на психику, то мы имеем право считать их явлениями одного и того же порядка. Во время падения, когда вы находились на волоске от смерти, в вашем организме произошла какая-то гигантская революция, какой-то грандиозный переворот. Где-то в нем молниеносно произошли резкие перемены, совершился какой-то бурный процесс, в результате которого ваша скрытая прежде способность развернулась во всю мощь, придала вашему организму новое великолепное качество. Вы свернули с отвесной линии падения и помчались по гиперболической кривой, постепенно теряя высоту и скорость. Что это был за процесс, мы пока не знаем, но кое-что о нем можно уже и теперь сказать с большой достоверностью. Этот процесс безусловно как-то снимает действие гравитации, то есть избавляет вас от необходимости подчиняться великому закону всемирного тяготения. Против этого трудно что-либо возразить. Ведь иначе вас не было бы в живых. Теперь дальше. Раздражитель одного и того же порядка должен вызывать в организме сходную реакцию — реальная пища и пища, увиденная во сне, вызывают одинаково выделение слюны и желудочных соков; бандит наяву и бандит во сне вызывают одинаковое чувство страха, сердцебиение, испарину; свободный полет в действительности и свободный полет во сне должны вызывать в организме один и тот же процесс. Поскольку мы уже знаем, что в основе этого процесса должно быть непременно сопротивление гравитации, мы имеем право предполагать, что сон о полете вызывает в вашем организме такие изменения, которые можно зафиксировать с помощью весов. Конечно, сопротивление гравитации во сне происходит, по всей вероятности, в приглушенном виде, иначе вы поднимались бы во время сна под самый потолок или, чего доброго, вас выносило бы сквозняком в открытое окно. Но пусть в приглушенном виде! Важно, что этот таинственный процесс происходит и что он доступен наблюдению, изучению и измерению… Ну как, уважаемый оппонент, удалось мне рассеять ваши сомнения?

— Не совсем… Вы хотите сказать, доктор, что во время сна о полете я должен потерять часть своего естественного веса?

— Да, да, именно так! Вы выразились совершенно точно!

— Не верится. А впрочем… Ну, а как вы собираетесь проверить это?

— Очень просто. Для этого достаточно взять обыкновенные десятичные весы с широкой платформой и сбить из досок настил, на котором можно будет поместить вашу постель. Вы будете спать и смотреть сны, а я буду следить за рычагом. Как только замечу, что рычаг опустился, тотчас же разбужу вас, и вы мне скажете, видели сон о полете или нет. Поскольку вы говорите, что сны о полетах вас посещают чуть ли не каждую ночь, у нас будет неограниченное количество экспериментального материала. Ну как?

— Здорово, доктор! И когда же вы думаете начать?

— Немедленно, немедленно! С завтрашнего дня вы должны спать на весах!..

В тот же день Коринта отправил Влаха в районный город, строго-настрого приказав ему без весов в сторожку не возвращаться. Лесник пропадал двое суток, вернулся под хмельком, но весы привез отличные.

— Пришлось два дня спаивать одного гада. Ну, и сам, конечно, тоже… — сказал он Коринте в объяснение своего непривычного состояния и пошел отсыпаться.

С этого дня Кожин стал спать на кровати-весах.

Ивета горько раскаивалась в том, что дала согласие на фиктивный брак с доктором Манером и сама поторопила Коринту заняться решением этого дела. Потом она, правда, отказалась от этого шага, причем отказалась не из-за пустого каприза, а по причине серьезной и веской, но все равно было уже поздно. Коринта к тому времени успел поговорить с Майером, а тот с таким восторгом ухватился за возможность соединиться с Иветой хотя бы формальными супружескими узами, что повсюду растрезвонил о предстоящей свадьбе и даже предпринял в этом направлении несколько практических шагов. Последовавший затем отказ Иветы не столько огорчил Майера, сколько озлобил.

Когда Ивета вернулась в больницу, Майер тотчас же вызвал ее в кабинет главврача, который он теперь занимал. Ивета явилась. Сначала доктор Майер расспрашивал ее, как она провела отпуск и довольна ли, что снова приступила к работе, а потом спросил напрямик:

— Кстати, сестра Сатранова, почему вы отказались от своего предложения, переданного мне доктором Коринтой? У вас что, появился другой, более подходящий кандидат?

Ивета смутилась. Она не ожидала, что Майер станет говорить с ней на эту тему.

Думала — ну отказалась, и все, Майер будет доволен, потому что вряд ли кому-нибудь охота связывать себя фиктивным браком. Не подготовленная к такому вопросу, она вначале ответила уклончиво:

— Нет, пан доктор, я просто решила не обременять вас таким хлопотным делом.

Но Майер не удовлетворился таким ответом. Лицо его налилось кровью и стало похоже на зрелый помидор. Едва сдерживая себя, чтобы не повышать голос, он медленно произнес:

— А может быть, вы изменили свои намерения в отношении обер-лейтенанта Крафта? Может быть, вы больше не нуждаетесь, чтобы вас кто-то ограждал от его ухаживаний?

Такое подозрение больно задело Ивету.

— Ах, что вы говорите! Как вы можете подумать такое?! Я ненавижу этого немца и боюсь его!..

— В чем же тогда дело? Почему вы отказались от единственной возможности от него избавиться?

Ивета молчала, не зная, что ответить. Майер же распалялся чем дальше, тем больше:

— Мне, конечно, нет никакого дела до ваших личных переживаний. Но войдите в мое положение! Вы сами попросили меня оказать вам дружескую услугу. Я дал согласие. Чтобы ни у кого не возникло подозрения, что брак фиктивный, я позаботился оповестить своих родственников и друзей о предстоящей свадьбе. Я рассказал о вас своей матери, и она с радостным нетерпением ждет теперь, что я познакомлю ее с моей невестой. Наконец, у меня были на этот предмет даже кое-какие расходы! И все это я делал не для себя, а для вас, сестра Сатранова. Понимаете ли вы, что я окажусь теперь в крайне смешном положении! Разве я заслужил это? Думаю, что нет. Если это с вашей стороны не каприз, если у вас есть уважительная причина, то будьте добры, скажите мне о ней. Это теперь единственное, что вы можете для меня сделать!

Упреки Майера показались Ивете справедливыми. Она была еще слишком молода и не искушена в житейских делах. Пылающий гневом, оскорбленный Майер вызывал у нее жалость. Только поэтому она и решилась открыть ему настоящую причину своего отказа.

— Не сердитесь на меня, пан доктор, — сказала она со слезами в голосе. — Я не думала, что все это доставит вам столько неприятностей. Но поверьте мне, я отказалась не из-за каприза. Я — я полюбила одного человека, и поэтому я не могу теперь вступать в фиктивный брак.

Лицо Майера мгновенно изменило окраску. Кровь отлила от него, и оно стало землисто-серым. Он хрипло спросил:

— Значит, вместо фиктивного вы вступаете в настоящий брак?

— Нет, пан доктор. О браке пока не может быть и речи. Этот человек… этот человек не может пока жениться…

Майера вдруг словно озарило. У него даже челюсть отвисла, настолько сделанное им открытие было простым и вместе с тем неожиданным. Умолчать о своей догадке он был не в силах.

— Так вон оно что! — воскликнул он со злорадным торжеством. — Теперь мне все понятно, сестра Сатранова! Ваш возлюбленный не может на вас жениться, потому что он уже женат! То-то наш тихоня главврач столь поспешно укатил в Прагу по семейным делам! Он поехал оформлять развод!.. И вам не стыдно, сестра Сатранова? Ведь доктор Коринта почти на тридцать лет старше вас!

• Предыдущая
• 19/63
• Следующая