Доказательство Рая - Эбен Александер - Страница 19

Филлис хотела разжечь камин, но на душе было так тяжело, что она отказалась от этой затеи. Внезапно она почувствовала невероятную усталость, легла на диван в кабинете и сразу провалилась в сон.

Через полчаса вернулись Сильвия и Пегги и, увидев спящую в кабинете Филлис, тихо прошли мимо на цыпочках. В какой-то момент, спустившись вниз, Сильвия увидела, что кто-то оставил открытой дверцу холодильника. На полу образовалась лужица, и многие продукты уже оттаяли, в том числе прекрасные свиные отбивные.

Сильвия сообщила об этом Пегги, и они решили не дать пропасть продуктам. Вызвали родственников и несколько друзей и принялись за работу. Пегги сбегала в магазин за закусками, и в результате получился отличный ужин. Вскоре к ним присоединились Бонд, Бетси с дочерью Кейт и мужем Робби. Все, не сговариваясь, избегали затрагивать волнующую тему: что я — отсутствующий почетный гость — скорее всего, никогда не вернусь в свой дом.

Холли была у меня на дежурстве. Она сидела рядом, держала меня за руку и, заставляя себя вникать в смысл произносимых слов и верить, повторяла мантру, внушенную ей Сьюзен Рейнтьес:

«Услышь мои мольбы.

Ты вылечивал других. Теперь ты сам должен выздороветь.

Тебя все любят.

Твой организм знает, что делать. Тебе еще рано умирать».

Каждый раз, когда я снова оказывался в мрачной Стране Червяка, мне удавалось вспомнить прекрасную Струящуюся Мелодию, открывавшую доступ во Врата и Средоточие. Я провел много времени — которое странным образом ощущалось как его отсутствие — в обществе моего ангела-хранителя на крыле бабочки и целую вечность впитывал знания, исходящие от Создателя и Шара света в глубине Средоточия.

В какой-то момент, приблизившись к Вратам, я обнаружил, что не могу в них войти. Струящаяся Мелодия — бывшая моим пропуском в высшие миры — больше не вела меня туда. Врата Рая оказались закрыты.

Как описать, что я почувствовал? Вспомните случаи, когда вы испытывали разочарование. Так вот, все наши земные разочарования на деле являются вариациями единственно важной потери — потери Рая. В тот день, когда передо мной закрылись Врата Рая, я испытал ни с чем не сравнимую, невыразимую горечь и печаль. Хотя там, в высшем мире, присутствуют все человеческие эмоции, они невероятно глубже и сильнее, более всеобъемлющие — они, так сказать, не только внутри тебя, но и снаружи. Представьте, что каждый раз, когда у вас здесь, на Земле, меняется настроение, то вместе с ним меняется и погода. Что ваши слезы вызывают мощный ливень, а от вашей радости мгновенно исчезают облака. Это даст вам отдаленное представление о том, насколько масштабно и результативно происходит там изменение настроения. Что же касается наших понятий «внутри» и «снаружи», то там они попросту неприменимы, ибо там не существует подобного разделения.

Словом, я погрузился в бесконечную скорбь, которая сопровождалась снижением. Я спускался сквозь громадные слоистые облака. Вокруг слышался шепот, но я не разбирал слов. Затем я осознал, что меня окружают коленопреклоненные существа, которые образуют тянущиеся вдаль одна за другой арки. Вспоминая об этом сейчас, я понимаю, что делали эти едва видимые и ощущаемые сонмы ангелов, цепочкой протянувшиеся в темноте вверх и вниз.

Они молились за меня.

У двоих из них были лица, которые я вспомнил потом. Это были лица Майкла Салливана и его жены Пейдж. Я видел их только в профиль, но, когда снова смог говорить, сразу назвал их. Майкл присутствовал в моей палате, непрестанно читая молитвы, но Пейдж там не появлялась (хотя тоже молилась за меня).

Эти молитвы придали мне сил. Возможно, поэтому, как ни горько мне было, я почувствовал странную уверенность, что все будет хорошо. Эти бесплотные существа знали, что я переживаю перемещение, и пели и молились, чтобы меня поддержать. Меня несло в неведомое, но к этому моменту я уже знал, что больше не останусь один. Это мне обещали моя прекрасная спутница на крыле бабочки и бесконечно любящий Бог. Я твердо знал, что, куда бы отныне ни направился, Рай пребудет со мной в образе Создателя, Ома, и в образе моего ангела — Девушки на Крыле Бабочки.

Я возвращался назад, но я не был одинок — и знал, что больше никогда не почувствую себя одиноким.

Потом Филлис говорила, что больше всего за ту ужасную неделю ей запомнился непрерывный дождь. Холодный ливень из низко нависших облаков, которые не пропускали ни луча солнца. Но в то воскресное утро едва она въехала на стоянку у больницы, как произошло нечто странное — на ее мобильный телефон пришло сообщение от группы молящихся друзей в Бостоне: «Ждите чуда». Гадая, какого чуда ей стоит ожидать, она помогла маме выйти из машины, и они вдруг заметили, что дождь прекратился. На востоке в разрыв между серыми облаками прорывались солнечные лучи, окрашивая в золото их края и красиво освещая высящиеся на западе древние горы.

Пока они смотрели на отдаленные вершины, напротив которых всходило солнце, и возникло это чудо — великолепная радуга.

Сильвия ехала в больницу с Холли и Бондом на заранее условленную встречу с моим лечащим доктором Скоттом Уэйдом. Доктор Уэйд, наш друг и сосед, тяжело переживал необходимость принять решение, перед которой рано или поздно оказываются врачи, имеющие дело с тяжелейшим заболеванием. Чем дольше я пребывал в коме, тем больше было вероятности, что все оставшиеся мне годы я проведу в неизменном вегетативном состоянии. Если мне перестанут вводить антибиотики, то, скорее всего, я умру от менингита. Поэтому, размышлял он, не будет ли разумнее прекратить их использование, так как продолжение лечения почти наверняка будет означать пожизненное состояние комы. Даже если удастся одолеть менингит, все равно я обречен месяцы или годы провести в бессознательном состоянии.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — обратился доктор Уэйд к Сильвии и Холли мягким, но безрадостным тоном. — Мы с доктором Бреннаном консультировались по телефону со специалистами в Дьюке, в Вирджинском университете и в медицинской школе Боумен-Грей. Должен сказать вам, что все без исключения считают положение крайне серьезным. Если в течение следующих двенадцати часов у Эбена не появится видимое улучшение, вероятно, нам придется рекомендовать прекратить введение ему антибиотиков. Неделя коматозного состояния при бактериальном менингите не оставляет надежды на излечение. Имея в виду эти перспективы, возможно, будет лучше предоставить действовать самой природе.

— Но вчера я видела, как у него дрогнули веки! — возразила Холли. — Правда, они действительно дрогнули. Как будто он пытался открыть глаза. Я уверена, что не ошиблась.

— Я в этом и не сомневаюсь, — сказал доктор Уэйд. — И количество лейкоцитов у него снизилось. Это, конечно, хорошо, не стану отрицать. Но вы должны понять ситуацию в целом. Мы значительно снизили количество седативных средств, и сейчас освидетельствование должно показать большую неврологическую активность. Низшие отделы мозга частично функционируют, но нам важнее деятельность кортекса, а она по-прежнему отсутствует. У большинства пациентов в состоянии комы со временем наблюдается некоторое улучшение, проявляющееся в заметных движениях глазных яблок или конечностей, что производит впечатление, что к ним возвращается сознание. Но это не так. Просто стволовой отдел мозга переходит в состояние «бодрствующей комы», в котором пациент может находиться много месяцев или даже лет. Скорее всего, трепет век именно это и означает. И еще раз должен вам сказать, что при бактериальном менингите кома на протяжении семи дней — это слишком долго.

Доктор Уэйд еще много говорил, чтобы смягчить удар от решения, которое можно было выразить одним предложением: «Настало время позволить его организму умереть».

Когда я погрузился в Страну Червяка, то, как всегда, из мутной грязи появились. не звериные морды, а лица людей.