Медальон для невесты - Картленд Барбара - Страница 8
- Предыдущая
- 8/47
- Следующая
Сейчас Тара порезала буханки на равные кусочки, прекрасно зная, что, если она не проследит за раздачей, мальчишки постарше отнимут у маленьких их долю. И вдобавок будут подлизываться к девочкам в расчете на то, что те поделятся с ними своей порцией. Если бы не Тара, приют давно бы оказался под властью самых сильных и задиристых из ребят.
Она никогда их не наказывала, в отличие от той же миссис Бэрроуфилд, которая спорадически устраивала им порки. Тара держала их в руках исключительно благодаря силе характера. Все потому, что ей не оставалось ничего иного, кроме как преисполниться морального превосходства там, где о физическом не могло быть и речи.
Нарезая хлеб, она заметила уголком глаза, как старуха-помощница торопливо спрятала что-то у себя под полой халата. Это повторялось уже не раз. Тара решительно подошла к ней со спины и выхватила кусок мяса, который та пыталась укрыть в лохмотьях.
Мясо было из тех, что подешевле — но это все, что они могли себе позволить. Ему предстояло стать основой супа, который так называемая повариха помешивала в большом котле. Старуха в ярости вскрикнула, но Тара ее проигнорировала. Положив мясо на стол, она принялась резать его на маленькие кусочки. Она кромсала и кромсала, пока мясо не превратилось в горку фарша.
— Это мое! — с негодованием воскликнула старуха.
— Неправда, Мэри, и тебе это хорошо известно. Детям нужно есть, иначе они просто умрут с голоду.
— И что с того? Кому они нужны?
Тара и сама не раз задавалась тем же вопросом.
— Не нужно жадничать, Мэри, — спокойно и почти миролюбиво сказала она. — Что хорошего, если дети умрут только потому, что ты украла их еду?
— Мне тоже нужно есть что-то вечером, — прохныкала старуха. — И мои бедные киски вечно сидят голодные…
— Они могут ловить мышей, — возразила старухе-кошатнице Тара, — чего не скажешь о детях. Им даже яблочка сорвать неоткуда, — со вздохом добавила она. — Как бы я хотела, чтобы приют наш был в деревне. Там нам жилось бы куда лучше, чем здесь, в Лондоне.
— И Лондон неплох, если у тебя есть деньги, — ворчливо заметила Мэри.
— Ну, в этом случае везде неплохо, — резонно согласилась с ней Тара.
Закончив кромсать мясо, она пересыпала его в кипящий на огне суп. Не прошло и нескольких минут, как варево запахло куда аппетитнее.
Бросив туда щепотку соли, Тара увидела несколько луковичек, оставленных на столе. Они, в свою очередь, также отправились в суп.
— Продолжай помешивать, Мэри, — сказала она, — а я пойду позову ребятишек. Ты уже помыла их чашки?
Ответа не последовало, из чего можно было заключить, что посуду Мэри не мыла и не собиралась этого делать.
Всегда одно и то же, со вздохом подумала Тара. Во всем, что касалось работы, на Мэри не было никакой надежды. Впрочем, вторая женщина, приходившая сюда мыть полы, была не лучше.
Поскольку приют в последнее время оказался переполнен, от столовой пришлось отказаться. Ее превратили в новую спальню, расставив здесь кровати и бросив на пол несколько матрацев. Так что дети вынуждены были есть, стоя в коридоре или рассевшись на ступенях лестницы. В таких условиях Таре никак не удавалось проследить за тем, чтобы всем детишкам доставалось поровну.
Стоило ей позвонить в колокольчик, как двери распахнулись, и в кухню с топотом устремились ребятишки. Наверху остались одни малыши. Таре приходилось вдвойне трудно, поскольку нужно было приглядывать еще и за бадьей с молоком, которая стояла в углу кухни. Она знала: стоит ей отвернуться, и детишки, которые по их законам в приюте считались уже взрослыми для молока, тут же запустят туда свои ложки и кружки.
В течение следующих пяти минут ей приходилось унимать настоящую бурю.
«Нет-нет, по куску хлеба на каждого! Фред, немедленно положи это, ты и так уже взял свою порцию. Осторожней, Хелен, или разольешь суп. Да не толкайтесь же, еды тут хватит на всех!»
Изо дня в день, перед каждой трапезой ей приходилось повторять одно и то же. Дети огрызались, хитрили и крали друг у друга вовсе не потому, что не желали слушаться Тары. Просто животный инстинкт самосохранения подсказывал им: нужно есть, чтобы не умереть с голоду.
Тара вылила из котла остатки супа и только тут заметила, как один из мальчишек стянул со стола последний кусок хлеба. Это значило, что самой ей уже не на что было рассчитывать. Но она и не думала протестовать. Сама виновата, подумала она про себя. Нужно съедать свой хлеб до того, как сюда сбегутся ребята.
На своем горьком опыте Тара узнала, что обходиться без еды слишком долго тоже нельзя. Она становилась такой слабой, что рисковала выронить из рук малышей, и мысль об этом приводила ее в настоящий ужас. Впрочем, оставалась еще надежда на то, что ей предложат чашечку чаю. Это была роскошь, доступная только миссис Бэрроуфилд. Но порой, когда та пребывала в хорошем настроении, она разрешала Таре допить то, что оставалось на дне ее чайника.
Для миссис Бэрроуфилд Мэри приготовила две свиные отбивные, которые аккуратно выложила на чистую тарелку, присовокупив к ним мелко нарезанный жареный лук — сразу несколько луковиц.
— И вот ее чай, — проворчала Мэри, со стуком опуская на поднос заварочный чайник.
— Спасибо, Мэри, но ты забыла картошку!
Картошка, которая плавала в супе, начала уже подгнивать, когда была куплена, но куплена была такая, поскольку дешевле были самые что ни есть отбросы. Но из этой мешанины удалось выудить три больших, еще не подпорченных кусочка. Их тоже положили рядом с отбивными, и рот у Тары невольно наполнился слюной. Она отвернулась, чтобы не видеть тарелку.
«Может быть, тот джентльмен даст мне сегодня что-нибудь поесть», — с надеждой подумала Тара. После чего, подхватив поднос и глядя прямо перед собой, поспешила в гостиную миссис Бэрроуфилд.
Глава вторая
И вот они едут — Тара и сопровождающий ее мистер Фолкерк.
Погода в тот день выдалась с утра ясная, без дождя. Он прошел ночью, омыв каждый куст, каждый стебель травы, каждый лепесток на цветочных головках. По небу весело плыли легкие, светлые, закурчавленные по краям облака. Ветер настойчиво гнал их, и вместе с ними по земле быстро и невесомо скользили их прозрачные тени. Но стайка облаков проплывала, и солнечные лучи опять беспрепятственно царили в воздушном пространстве.
Тара во все глаза смотрела на проплывающие мимо пейзажи — всхолмленная местами равнина и перелески тянулись по сторонам дороги, покуда хватал глаз; аккуратные сельские домики из серого камня-ракушечника утопали в цветах, радуя яркими красками на фоне древесной и травяной зелени. На огромных зеленых полянах лежали и бродили животные — коровы, овцы и лошади… Впечатления Тары об окружающем мире были до сей поры отрывочными и скудными, и сейчас все, что она видела, вызывало в ней едва ли не детский восторг.
— Какое все красивое, яркое, какое зеленое! — вырвалось у нее, когда они покинули улицы Лондона, и карета покатилась по загородной местности. — Я знала, конечно, что в деревне должна быть зелень… Но чтобы такая яркая! Такая густая! Это просто немыслимо, и это невероятно прекрасно!
Мистер Фолкерк только собрался ответить, как Тара продолжила все тем же восхищенным, певучим голосом, и голос этот даже немного дрожал, что придавало ему необычайную мелодичность:
— А вон то поле — смотрите, смотрите, да оно просто всё сплошь золотое!
— Кукуруза, — лаконично пояснил мистер Фолкерк. — Тебе ведь уже доводилось бывать в деревне?
Тара отрицательно затрясла головой.
— Нет, сэр! Нет! Никогда… Миссис Бэрроуфилд разрешала мне иногда погулять со старшими ребятишками в Гайд-парке. Но в последнее время у нас прибавилось малышей, и за ними нужно было постоянно присматривать, и там, знаете ли, глаз да глаз…
— Но дети же не могут все время сидеть под замком в помещении! — невольно возмутился было мистер Фолкерк, но оборвал себя и вздохнул. Тара здесь ни при чем. Так заведено в приюте. И надо навести там порядок!
- Предыдущая
- 8/47
- Следующая
