Леди-рыцарь - Федорова Екатерина - Страница 21

– Сэр Аурус Перси, к великому нашему сожалению, почил в бозе, – с церемонно-скорбной интонацией в голосе возвестила блистательная Клоти. – Все мы скорбим о нем и каждый год возжигаем у него на могиле приличествующую поминальную свечу. Каждый год, все прошедшие с того прискорбного события восемьсот двадцать шесть лет… Сэр… Сожалею… Мы весьма скорбим… Сейчас. И как раз по тому самому сэру Перси. И посему так торопимся, так торопимся… Свечку зажигать.

Серега с некоторым стеснением ощутил, что седло под ним заметно погорячело. То ли от пота, то ли…

– Пе-ерси мертв-в… – торжествующе просипел один из всадников, – вы – то-оже!

Серега никак не мог оторвать глаз от пугающего лица, на котором медленно открывались опухшие складки землисто-серой кожи, заменявшие чудовищам веки. Под веками мерцало и искрилось что-то светло-голубое, плещущее лучиками.

– Василиск!! – радостно заорал кто-то рядом. – Я вспомнила! Я это занятие… Мне про него потом рассказали!

Веки чудовищ открылись полностью. И ударил голубой свет. А солнечный – померк. Погас… Сон.

– Сэр Сериога! Сэр Сериога! – Кто-то отчаянно звал его издалека. Слабая боль стрельнула по лицу.

Серега судорожно потянул носом воздух и неожиданно понял, что не дышал уже довольно давно. Почти целую вечность.

Снова вспышка боли на лице. Вот опять, одновременно с громким хлопком. Пощечина?

Серега расслабленно приподнял веки, вяло обозрел окрестности. Прямо перед ним застыли всадники. Причем снова выполненные в варианте “а-ля каменный гость”. Пьедесталы высились позади каменных кавалеристов как напоминание об утраченных кое-кем возможностях… Прямо перед ним лежала лента дороги, освещенная солнечным светом, внизу под ним фыркал конь, когти Мухтара ноющими иглами торчали в его плече, а странно скривившая лицо леди Клотильда (плачет? собирается заплакать?) уже заносила руку для очередной пощечины.

– Клоти? Что… Что случилось?

Мужественная девица испустила радостный вопль. Рука в стальной перчатке, поднятая для удара открытой ладонью, сжалась в кулак и наградила Серегу дружеским толчком в середину груди. Он пошатнулся, едва не задев лопатками конский круп. Гнедой под ним пошатнулся тоже и испуганно переступил с ноги на ногу.

Клоти поймала поводья его коня, понукнула черного жеребца, и они дружно завернули назад. Точнее, вперед – если смотреть по направлению их движения. Мухтар беззаботно слез по Сереге, как по бесчувственной деревянной горке, к насиженной им луке седла. Кошачьи когти болезненным пунктиром прошлись по всей левой руке. Кисть, не защищенная рукавом, расцвела капельками крови.

– Воистину счастье, дорогой сэр Сериога, что хоть иногда снисходила я до учения. Чудища сии, именуемые василисками, весьма опасны для несведущего человека. Взглядом погружают они людей в сон, подобный сну камня. И нету от этого спасения! А некоторое время спустя и впрямь становится их жертва камнем.

Онемелость окончательно покинула тело. Седло больно подбрасывало зад.

– Но мы… спаслись? Как же?

– Старинное изречение, сэр Сериога. Рецепт, иногда помогающий против тварей, имеющих отношение к каменной магии. Ну, всех этих каменных гоблинов, скалистых троллей, гранитных великанов… Но, как оказалось, и василиски в эту семью вхожи. “Камень ножницы затупит, ножницы бумагу рвут, но бумагой обернется камень!” Бумага! А я тут как раз разжилась пачечкой для кое-каких… хм-м… нужностей…

– А как? Это все? – глупейше продолжал допытываться Серега.

– А никак… Достала листы бумажные, прикрыла ими лицо, так и добежала до уродов сих, налепила им по листку на каждый глаз. Они и того… Обратно в камень. Древняя нечисть, доложу я вам, сэр Сериога, вещь презабавнейшая. Бумага, она ведь дело рук ремесленников, к магии отношения не имеет. Если вдуматься. Однако отчего-то для всех этих уродцев то, что изобретено и сотворено человеком, – опасно, хотя и избирательно. Чудны дела рук человеческих, и хоть сами мы и не зрим в них колдовства, но для Преждеживущих они становятся магией рода человеческого! Запомните на случай надобности! Но-о!

Дорога вела их дальше. По Опустошенным землям. К Мишке.

В Дебро.

– Леди Клотильда! Так вы говорите, этот милорд Жанивский любит беседы о мироздании?

Леди Клотильда, решившая подкрепиться прямо на ходу и с этой целью задумчиво вгрызавшаяся в здоровенный, слегка заплесневевший кус хлеба, поперхнулась и закашлялась.

Серега уже почти было решился похлопать ее по спинке, но, потянувшись к ней, сразу же обнаружил всю шаткость седла как точки опоры. И благоразумно передумал.

Кое-как справившись с кашлем, леди Клотильда дернула поводья.

Черный битюг притормозил.

– О, милорд Жанивский дивно рассказывает о мироздании, о хрустальных сферах, что есть дело рук создателя нашего, и участвует в диспутах о том, есть ли руки у создателя нашего или ваял он эти… сферы исключительно духом… это мыслью, что ли? Перечисляет он все семь сфер и подробно описывает их. Сферы, говорит он, есть суть мироздания, недоступная человеческому мышлению и пониманию, но несущая в себе род человеческий, аки орех в скорлупках. Предивно рассуждает он о крепости, цветах и высотах сфер, произнося при этом столь чудесные слова, что и в брань отборнейшую не стыдно вставить их, как то: “метафизический”, “мысль философская”, “принсипиальный” и – это вообще дивный перл, сэр Сериога! – “квинтэссенция”!

Блондинка упоенно перечисляла перлы милорда Жанивского, восторженно закатывая глаза. Черный жеребец стоически пережидал ее словесный фонтан и даже, кажется, философски подремывал. Серега задумчиво покусывал нижнюю губу. Интересно, что там писали великие о безответной любви в эпоху зрелого феодализма? Отелло… там все как раз наоборот – сплошная взаимность, замоченная (и в прямом и в переносном смысле) ревностью на почве кражи одной материальной ценности, то бишь платочка. Так все-таки писал Шекспир о безответной любви или нет? “Офелия, о нимфа”. Гамлет, принц датский. То ли любил, то ли не любил, а вот жениться так и не женился, еще один милорд Жанивский, писан маслом в датских пейзажах. Прошу любить и жаловать.

– Кло… хм-м, леди Клотильда, а лично к вам этот Жанивский – как?

Мускулистая Джульетта насупилась, нервно покрутила повод. Жеребец издевательски зафыркал.

– Оказывает он мне внимание… Если доведется встретиться нам на охоте или на званных пиршествах, подъезжает он ко мне и внимание оказывает…

– Какое? – Он уже чувствовал себя кем-то вроде испанского инквизитора, но остановиться никак не мог. Ему стало слишком уж интересно и любопытно, какая же она, бронированная любовь…

– Э-э… – щеки блистательной Клотильды стремительно краснели, – говорит он мне, что красота моя ранит его в самое сердце, что никогда и никто не был ему столь мил, что с первого же взгляда понял он и восчувствовал, что лишь я… и что уверен он, что когда-нибудь всенепременнейше будем мы вместе. Но пока что… Много дел у него, и не может он никак увидеться со мной лишний раз – дела поместья, его долг ученого и просвещенного человека перед непросвещенным обществом… К тому же, как говорит он, не разбираюсь я в тонкостях философских бесед о мироздании, а почему не могу сопровождать его на приемы, где участвует он в беседах умственных…

– Умных, – машинально поправил Серега.

– Ага, умных. Короче, туда, на эти приемы, меня никто не приглашает. И остаюсь я ждать следующей случайной встречи. Кстати сказать, в замок Балинок-Деде я и приехала-то только потому, что слыхала от милорда Жанивского, будто подумывает он приехать туда. Увы, так и не осуществил он намерение сие…

– И больше ничего? – рискнул спросить Серега.

– Ни-че-го… – горестно вздохнула Клоти. Тронула коня.

– А что насчет женитьбы? – уже в спину ей бросил Серега. Леди Клотильда дернулась всем телом, так, словно поймала спиной один из тех ударов, которые она так щедро отвешивала всем напрашивающимся. Серега моментально ощутил жгучий стыд за самого себя.