Выбери любимый жанр

Французский поход - Сушинский Богдан Иванович - Страница 18


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

18

– При дворе что, уже не доверяют своим, польским дипломатам? – не обратил Хмельницкий внимания на это странное предположение. – Я, кстати, не дипломат, а воин. Да и вообще, эта твоя байка о посольстве в Париж… – Хмельницкий не удержался, и на лице его высветилась едва заметная улыбка. Как показалось Сирко, вполне добродушная. – Такую байку даже в самом остром на язык Корсунском запорожском курене не услышишь…

– Байка байкой, но, судя по всему, французы хотят заполучить наши казачьи сабли. Вместе с головами, понятное дело. Но только потому, что вместе с головами, – Владислав IV сразу же дал согласие на наши переговоры с французами о найме казаков.

– Если все действительно так, – оживился генеральный писарь реестрового казачества, – тогда это серьезнее, чем я предполагал. Кстати, кто сообщил тебе об этом?

– Не могу сказать. Пока не могу. Но, судя по всему, человек знающий.

– Ладно, имя можешь не называть. Для меня важно, что пригласили нас именно для этого, а не по чьему-то доносу, который был бы слишком не ко времени.

– Уверен, что нам действительно предстоит поездка во Францию. Дело в том, что в жилах особы, которая сообщила мне это, течет французская кровь. Она близка к французскому послу в Варшаве графу де Брежи и даже к польской королеве. Когда она сказала, что меня ждет вызов в Варшаву, я тоже не поверил, но, как видишь, сбылось…

– Значит, речь идет о француженке… – задумчиво подытожил Хмельницкий.

– Не о француженке, полковник, о Франции, – язвительно уточнил Сирко.

* * *

Снова появился хозяин постоялого двора. Он лично наполнил вином кубки «достойных господ ясно-очень-вельможных полковников, славных настолько, что о них знают во всем крещеном мире, от горы Араратской до морей гиспанских». Произнеся такой тост, Изаарян, чтя традицию, первым пригубил вино и потом долго причмокивал, расхваливая его, словно собирался продать «ясно-очень-вельможным господам полковникам» все свои питейные запасы.

Слушая его, Хмельницкий кивал, поддакивал и понемногу отпивал вино, терпеливо ожидая, когда бурный фонтан славословия этого человека наконец-то иссякнет.

– Ты назвал графа де Брежи, – обратился Хмельницкий к Сирко, когда трактирщик, в конце концов, удалился. – Вчера в приемной канцлера сообщили, что к полудню меня ждет посол Франции граф де Брежи. Но я решил было, что это связано с обидой, нанесенной реестровцами кому-то из французских подданных. Их теперь на службе у короля Речи Посполитой немало.

– Возможно, разговор пойдет и об этом. Послы на то и послы, чтобы вступаться за подданных своего короля. Но попомнишь мое слово: им нужны наши сабли.

– И головы, – напомнил Хмельницкий. – Тогда сколько же им может понадобиться наших сабельных голов?

– Этого я не знаю.

– Когда в 1635 году австрийский император Фердинанд II вступил в союз с Испанией, чтобы выбить французскую армию из Бельгии, он, помнится, нанял около семи тысяч казаков.

– Сотник Гуран тому свидетель, – подтвердил Сирко. – Был сформирован целый казачий корпус. Полководец Валленштайн требовал тогда от императора и короля дружественной Польши, чтобы они присылали ему именно украинских казаков, а не польских гусар.

– Собрать бы теперь всех уцелевших, что вернулись из австрийской армии. Их опыт нам очень пригодился бы.

– Чтобы использовать его, воюя уже на стороне французов?

– Зачем? Эти казаки нужны мне в Украине. Здесь они нужны мне, понимаешь, Сирко, здесь. С тобой я могу быть откровенным, – молвил он, встретившись с недоуменным взглядом Сирко. – Собрать бы несколько полков хорошо обученных казаков, да с артиллерией. И еще бы татарскую конницу.

– Которая одним видом своим, криком и жестокостью, наводит страх на польских гусар, драгун и прочих жолнеров, – охотно развил его мысль Сирко. – Вот только заполучить татар будет еще сложнее, чем собрать уцелевших воинов-казаков полководца Валленштайна.

– Украине теперь тоже нужна армия, – мрачно проговорил Хмельницкий. – Не меньше, чем Валленштайну или польскому королю Владиславу.

– Но и при армии, без легкой татарской конницы нам не обойтись. Так что, хочешь не хочешь, а придется тебе, Хмель, посылать меня в Бахчисарай.

24

В горах Крыма было немало мест, попадая в которые, Ислам-Гирей сразу же забывал о жаре и долгом пути, о выжженной степи и дворцовой суете. Оставались позади скудные пейзажи холмистого предгорья, и перед небольшой ханской кавалькадой вдруг открывался удивительный, отстраненный от всего суетного и преходящего, таинственный мир горной Тавриды.

Была одна местность, которая привлекала его – это бухта Кара-Даг с ее окрестностями. Хан обратил на нее внимание случайно, лет шесть назад, по дороге из Кафы в Карасу-Базар. Из чистого любопытства решив взглянуть, что скрывается за придорожными холмами, он был поражен пепельной серостью вулканических склонов. Он довольно долго осматривал гору, похожую на крепостной вал, не веря, что она возникла здесь сама по себе, а не насыпана жившими когда-то, еще до татар, древними племенами – настолько она действительно напоминала крепостной вал или мощную стену, подобную той, которую создали когда-то китайские императоры.

Но более всего поразил его профиль человеческого лица [15], видневшийся на склоне вулкана. Чудилось нечто демоническое в самой горе, на которой Аллаху угодно было высечь его, Ислам-Гирея, черты. Да, именно его черты. Одна из загадок влечения его к потухшему вулкану в том и заключалась, что Ислам-Гирей узнал в этом профиле самого себя.

Остаток дороги до Карасу-Базара стер из его памяти и пейзажи, и впечатления от них; казалось, что больше им не возродиться. Но он ошибся. Облики гор, окружавших Коктебельскую бухту, вновь и вновь представали перед ним в самые неожиданные и неподходящие моменты. Они возникали, словно видения заблудившегося в пустыне странника; словно символы, отчеканенные памятью из воспоминаний далекого детства. Ислам-Гирей не мог понять, почему пейзажи Кара-Дага так поразили его. Но что было в них нечто привораживающее – это он осознавал довольно ясно.

В этот раз хан не захотел останавливаться у залива, а сразу же поднялся на невысокое плато, расположенное между Кара-Дагом и горой, вершина которой напоминала островерхий колпак и которую местные жители уважительно называли «Монах со свитой». Сейчас, вновь присмотревшись к ней, Ислам-Гирей согласился: в гребне горы действительно угадывался то ли католический монах с капюшоном на голове, за которым покорно следовала его братия, то ли какой-то вельможа с небольшой свитой.

Он сошел с коня, сел на расстеленный на краю плато ковер и, упершись руками в колени, долго всматривался в вершину Кара-Дага, в вещий профиль, в морскую синеву, на грани которой постепенно вырисовывались паруса проходящего мимо корабля.

Парусник этот появился совершенно некстати. Он снова заставил хана отвлечься от ни к чему не обязывающего бездумного созерцания, вспомнить о том, что привело его в этот раз в Кафу.

Карадаг-бей прав: пора подумать о военном флоте ханства. О настоящем большом флоте, который бы надежно перекрыл подходы к полуострову донским и запорожским казакам. Сколько раз они вторгались в пределы ханства именно с моря. Достаточно появиться двум десяткам запорожских чаек – и все окрестное побережье уже пылает. Уповать приходится лишь на сторожевые корабли турок, если только они оказываются в это время где-нибудь поблизости, между Козловом и Очаковом.

«Но сколько еще можно уповать… на корабли турок? – передернулось лицо хана в презрительной улыбке. И ему ли, Ислам-Гирею, уповать на них? Разве не эти корабли высадят однажды тысяч десять азабов [16], сераскир которых поведет их на соединение с конницей султана, идущей со стороны Перекопа?

Только мысль о возможном появлении турецких кораблей с войсками наконец-то заставила Ислам-Гирея принять решение, которое вызрело в его сознании давным-давно: он действительно создаст свой флот. Он станет создавать его, ссылаясь на угрозу со стороны казаков и кавказцев. Но при этом всегда будет помнить, что только сильный флот сможет хотя бы сутки подержать вдали от берегов турецкую эскадру, давая ему возможность собрать свое войско.

вернуться

15

Из некоторых точек Коктебельской бухты этот «профиль» до сих пор виден на склоне потухшего вулкана Кара-Даг.

вернуться

16

«Азабами» турки называли воинов специальных подразделений, которые составляли охрану судов, а также были обучены основам высадки морских десантов. То есть, по существу, эти подразделения были прообразами подразделений современной морской пехоты.

18
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело