Рыцари Дикого поля - Сушинский Богдан Иванович - Страница 7

• Предыдущая
• 7/24
• Следующая

Полковнику это не понравилось. Он не собирался выуживать из нее по слову. Но коль уж она сама упомянула о претенденте на польский престол…

Будуар Камелии находился на втором этаже. Это была угловая комнатка, сливавшаяся с амфитеатром башни, отгороженным от остального пространства голубоватой полупрозрачной занавеской. Отодвинув ее, девушка оценивающе осмотрела высокую постель с двумя взбитыми подушками посредине и потом таким же взглядом окинула стоявшего рядом с ней Гяура, как бы вопрошая: «Ты тоже считаешь, что достоин этого ложа?»

– Это и есть ваше обиталище?

– Приблизительно таким вы и представляли его себе, сравнивая его с обиталищами графини де Ляфер?

– Но сейчас мы не будем говорить о графине.

– Настаиваете на этом?

– Хотелось бы поговорить о вас.

– В таком случае наложим на ее имя запрет, а на нее саму – епитимью [5]. Однако признайтесь, что обо мне говорить вам не хочется. И мы не станем делать этого.

– В таком случае у нас появится больше времени, чтобы поговорить о Яне-Казимире, – охотно согласился Гяур.

– Вот о нем действительно стоит поговорить. Но не со мной, а, прошу простить меня за упоминание имени, с графиней Дианой. Советую сблизиться с этим польским принцем, пока он не ощутил на своей голове нимб короны, а главное, пока ему ближе сутана кардинала иезуитов, нежели мантия короля.

– К разговору о принце мы еще вернемся. Но пока что мне очень хочется быть поближе к вам. В смысле, поближе познакомиться, – тут же попытался уточнить Гяур, однако объяснение его фламандка восприняла по-своему: рассмеявшись, она запрыгнула на ложе и с хохотом съехала по нему так, что ноги ее наполовину оголились. При этом девушка призывно взглянула на зардевшегося князя, вовремя попытавшегося отвести взгляд от адамового искушения.

– Нет, князь, на сей раз уйти от соблазна не получится, – покачала черной накидкой волос фламандка.

– Но, собственно… – замялся Гяур, подозревая, что графиня Диана находится где-то рядом, и что женщины попросту решили устроить ему ловушку.

– Не противьтесь судьбе, князь, не советую. У каждого свое ремесло: у вас – убивать, у меня – соблазнять. Что, кстати, тоже очень часто бывает убийственным.

Гяур отвернулся, ступил к двери, но фламандка, словно кинжалом в спину, ударила его словами:

– Не вздумайте бежать, трус. Об этом узнает не только Дюнкерк, но и Париж. Не говоря уж о Варшаве. Вас устраивает такая молва и такая слава?

Полковник снял перевязь с саблей, швырнул ее на стул и приблизился к Камелии. Он так и не мог понять, что это: любовная откровенность или западня дерзкой шутницы. Но Камелия не стала ничего объяснять. Вернее, объяснила ему тем самым доступным способом, которым только и способна что-либо объяснить мужчине, оказавшись перед ним полуголой, на высоком девичьем ложе. Она взяла его руки, привлекла к себе и вновь положила на груди.

– Вы забыли о ритуальном целовании распятия на этой груди, князь, – прошептала она, всем телом подавшись ему навстречу. – А ведь это вы создали сей ритуал, полковник, именно вы. Так не отступайтесь же от него.

Рычание, с которым Гяур набросился на соблазнительницу, было похоже на свадебный клич тура. Перси, талия, бедра… Мелькание одежд, в которых он безнадежно плутал, словно в беловежских дебрях; смугловатый блеск запретного тела, то вспыхивающий, будто спасительные огоньки сторожки в далекой дубраве, то вновь угасающий, вместе с последней надеждой добраться когда-нибудь… и познать.

Но когда князь разбросал все ее и свои одеяния и девушка предстала перед ним оголенной и доступной, он вдруг понял, что все вожделенное рвение его неожиданно иссякло. Потный, раскрасневшийся, повергнутый в смятение, он растерянно смотрел на лежащую под ним женщину, и глаза его наливались закатом яростной мольбы.

– Что, наш буйствующий рыцарь? – пощекотала его лезвием слов Камелия, обдавая холодом убийственной иронии. – Сатанинское наваждение развеялось, осталась поверженная, но не поддавшаяся женщина?

– Но это действительно… наваждение, – растерянно пробормотал молодой князь.

– Только не надо выбрасываться из окна, не стоит, – придержала его за наплечник камзола, почувствовав, что юный искатель любовных приключений вновь – все так же, турьим рыком оглашая окрестности, – готов бежать от нее. – Лучше попробуем все сначала.

– Попробуем, конечно, только вряд ли… – исходил потом разнервничавшийся, пристыженный собственным бессилием князь.

– То-то же, полковник Гяур. Это как раз тот случай, когда ваша победа над женщиной оборачивается вашим же поражением, – мстительно добивала его фламандка. – Да оставьте вы в покое мою многострадальную грудь – она, кстати, знала и не такие страсти; и положите руки под плечи. Вот так… А теперь молча, сосредоточенно целуйте свой крест, на котором был распят уже не один мужчина, всем остальным я займусь сама, – осторожно поползли ее разгоряченные пальцы по бедрам Гяура. – И запомните: быть распятым на женщине – значит познать не меньшие муки, чем когда вас действительно распинают на кресте, мой беглый пленник, – явно подражала она Диане.

– Кажется, я был слишком неосторожным, – все так же расстроенно пробормотал Гяур, понятия не имея, как дальше вести себя с этой самоубийственно властной соблазнительницей. Тем временем руки его уже оказались где-то под теплыми, слегка вздрагивающими и такими заманчивыми лопатками Камелии, и теперь потянулись к ее плечам.

– «Повел себя не так!..» – задорно фыркнула Камелия. – Не в этом дело. Просто все то, что вы пытались только что совершить, делается совершенно не так, как вы себе представляли. Чем только занимается с вами графиня де Ляфер – ума не приложу.

– Пошли бы вы все к черту, – незло, с оттенком грубоватой мужской нежности, пролепетал Гяур, понемногу овладевая собой.

– Послать нас всех к черту – это еще более несбыточная мечта, чем надежда овладеть всеми нами, – окутывала Камелия его теплом своих рук и ног. – Но если желание овладеть всей женской половиной человечества – хотя в самой сути своей совершенно безумно, но еще кое-как оправдано, то попытки отречься от нас – дичайшая блажь. Что, опять ничего не получается?

– Ничего, как видите, – зло отрубил Гяур. – Так что давайте оставим эту пытку соблазном.

– Лучше оставим на какое-то время этот будуар, и пройдем в соседний зал, где, за бокалом вина, вы немного придете в себя; хотя бы настолько, чтобы вновь воспылать страстью к женскому роду. Словом, не волнуйтесь, мы сюда еще вернемся, обещаю.

– …А теперь забудем о наших чувственных экзальтациях и вспомним о трезвом разуме, – мягко улыбнулась Камелия, придирчивым взглядом сопровождая уходящую от них крутобедрую служанку – слишком молодую и вызывающе смазливую для того, чтобы она могла незаметно появляться в этой комнате и столь же незаметно исчезать.

– Разумное предложение. К слову, оно могло прозвучать значительно раньше, и не показалось бы преждевременным, – согласился князь Гяур.

Они сидели в небольшой комнатке, расположенной рядом с банкетным залом, и холодное фламандское солнце с северной чопорностью освещало наполненные сидром [6] бокалы, украшенный серебряной инкрустацией стол и невозмутимый профиль женщины, которая еще несколько минут назад казалась такой пылкой, отчаянно-храброй и умильно-несдержанной во всех проявлениях своих чувств.

– Не возражаю, могло прозвучать и раньше. Но пока что хватит об этом, – решительно потребовала фламандка. – Вам не представляется странным, что этого требую я, а не вы?

Гяур с тоской оглянулся на дверь. С графиней де Ляфер ему тоже иногда приходилось непросто. Однако сейчас он обрадовался бы появлению в омраченном его грехопадением доме этой златокудрой богини, как спасению.

– Напрасно предаетесь ожиданиям, полковник: она не придет, – с неотвратимой прозорливостью прочла его взгляд Камелия. – Графини не будет еще как минимум два часа, поскольку она занята его королевским высочеством, – иронично и резко бросала слова фламандка. – Можете вы, наконец, понять это?

• Предыдущая
• 7/24
• Следующая