Выбери любимый жанр

На острие меча - Сушинский Богдан Иванович - Страница 2


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

2

Подоспели встревоженные исчезновением князя три воина-норманна во главе с Олафом. Разрубив веревки, они небрежно опустили священника на землю и грубо, не церемонясь, выдернули из его тела стрелу. Пока воины проделывали все это, священник протягивал здоровую руку к могучему, закованному в латы и ниспосланному ему во спасение самим Господом Богом воину, на голове которого был греческий, похожий на шлем царя Леонида, только с меньшей гривой, княжеский шлем, и все тем же могучим басом вопрошал:

– А ты слышал, нет, ты слышал, какой молитвой облагочестивил меня Господь?! На какие слова Божьи надоумили меня Бог и колокол храма святого?!

– Бери в руки меч. Молитвы пусть творят твои враги, – грозно произнес князь. Наклонился, снисходительно окинул взглядом фигуру еще довольно молодого, плечистого священника и лихо прогарцевал вокруг него на своем арабском скакуне. – Молитвы пусть творят наши враги! Стоя на коленях!

– Перед нами? – спросил священник.

– Не перед богами же! – рассмеялся Одар-Гяур. Озаренные каким-то внутренним сиянием голубые глаза юного князя, круто выпяченный волевой подбородок, могучая атлетическая фигура – и самого его делали похожим на славяно-норманнского бога.

– И все же не меч, нет, не меч спасет этот народ! – задержал на несколько мгновений князя турий рык священника. – Не меч, но Господний посох Мессии! Как спас он, освященный Богом, в руках Моисея народ вифлеемский! Не меч воина, но посох пророка поведет этот народ от престола княжекиевского до царствия Божьей мудрости!

– Посох? – вновь воинственно рассмеялся юный князь. – Посохов на этой нищей земле всегда хватало. Вот только пророков что-то не видно. Как и мессий.

– Неправда. Он уже грядет, этот пророк-мессия! Уже грядет!

– Улич, – приказал Гяур подскакавшему к нему седовласому воину, – покажи свое божемудрие: перевяжи рану этому лжепророку. Мессия из него вряд ли получится, зато появится еще один человек, способный не только бубнить замусоленные библейские молитвы, но и сотворять новые.

– О-дар!

– И запомни, – крикнул Гяур, потрясая мечом; причем крикнул таким же молитвенным протоиерейским басом, каким только что говорил с ним священник. – Пророку неоткуда будет взяться, если мы не защитим наши храмы! Ни один пророк не возродится в наших храмах, никакой посох не будет ниспослан нам, пока не освятим землю и храмы свои вот этими мечами!

– Землю и храмы – освятить мечами?! – изумленно и в то же время осуждающе переспросил священник, как бы восклицая при этом: «Бога побойся: кому и когда удавалось освятить ее грешной смертоубийственной сталью?!»

– Только мечами! Потому что само право на эти храмы добыто мечом, и сколько будет существовать этот мир, надеяться, молиться нам не на кресты – на острие меча.

И, считая, что в этой крестомечной полемике он уже победил, Гяур с достоинством отъехал, предоставив священника его собственным, им же сочиненным и сотворенным молитвам.

– Там поругание, князь! – пошатываясь, вышел из храма молодой воин. В одной руке он держал шлем, другой судорожно сжимал горло, пытаясь сдержать подступающую к нему тошноту. – Женщины там. Все воины погибли здесь, в бою. Там – только женщины. И поругание.

– Так выведите их!

– Нельзя, – помотал головой воин, все еще сжимая рукой предательски пульсирующее горло.

– Тогда вынесите!

– Нельзя. Поругание, князь. Мертвы они.

– А ты говоришь: «Посох спасет этот народ»! – Зло швырнул в ножны свой пока еще не освященный вражеской кровью меч князь Одар-Гяур и как бы мысленно возвращаясь этим к спору со священником. Однако в храм заглянуть не решился. – Дескать, не меч, но посох! Хватит! Домолились! Не страна, а сплошное азиатское поругание».

3

Кардинал Мазарини [1] стоял у горящего камина и всматривался в багряно-лиловое пламя с такой презрительной ненавистью, словно перед ним был костер, на который наконец-то удалось возвести последнего еретика, оказавшегося, по странной случайности, лично его, первого министра Франции, злейшим врагом. Он стоял, низко наклонившись над огнем, однако отблески пламени уже не могли изменить пергаментно-серого цвета его лица, как, впрочем, никогда не отражались на нем ни чувства самого этого человека, ни пламя тех страстей, которые постоянно бушевали вокруг королевского дворца в смутные времена несовершеннолетия короля Людовика XIV; ни мрачные тени пересудов, сплетен и заговоров.

Наоборот, казалось, что само пламя камина постепенно угасает сейчас под его леденящим взором, как угасли под ним помыслы многих, оказавшихся лицом к лицу с кардиналом, нечестивцев. Что это на отблески огня накладывается его невозмутимый, обласканный папскими благословениями профиль любимца-кардинала, как накладывался он в эти годы на всю жизнь, все бытие Франции, на саму ее историю.

Одетый по-дорожному – в высоких черных ботфортах и черном, плотно облегающем камзоле, охваченном инкрустированным узорами из черненого серебра поясом, – этот слегка располневший человек больше был похож на стареющего гвардейского офицера, нежели на благочестивого служителя церкви.

Правда, в последние годы он куда преданнее служил мирским помыслам королевы, чем Богу. А молитвам явно предпочитал государственные хлопоты. Именно с ними первый министр Франции кардинал Мазарини и предстал сегодня утром перед королевой. Гонец Анны Австрийской перехватил его во время немного затянувшейся верховой прогулки по окрестностям Парижа и передал просьбу королевы срочно прибыть в ее загородную резиденцию.

Причина столь неожиданного вызова стала ясна сразу же, как только Мазарини увидел в приемной королевы генерала де Колена.

«Опять этот обозный воячишка, – мысленно возмутился кардинал, смерив генерала, занимающегося от имени главнокомандующего поставками действующей армии, насмешливо-убийственным взглядом. – Сразил бы его кто-нибудь на дуэли, что ли! Сколько истинных воинов погибло в этих дурацких схватках только в этом году!».

Судя по всему, генерал уже успел побывать на аудиенции у королевы, поскольку Анна Австрийская никогда не позволяла себе томить в приемной представителей ставки главнокомандующего, подчеркивая тем самым, что решающаяся на полях сражений судьба Франции так же близка и понятна ей, как и генералам. И вот теперь он нервно прохаживался в приемной, ожидая появления первого министра, а значит – сколько-нибудь вразумительного ответа, который должны были сочинить для главнокомандующего королева и кардинал. Их-то Колен и вызывал – уже в который раз! – на свою фуражирскую дуэль.

– Похоже, воинская удача окончательно отвернулась от нашего обласканного ранней славой Бурбона-Македонского, – Мазарини произнес это со скорбью в голосе, как произносят слова искреннего сочувствия родственникам безвременно почившего. – А, как вы считаете, наш доблестный генерал?

– Что поделаешь, испанцы скоро высадят свои десанты по всему северному побережью Франции, ваша светлость, – растерянно пролепетал бледный генерал, не решаясь вдаваться в рассуждения относительно звезды полководца.

Де Колен предпочитал придерживаться того мнения, что, после впечатляющей победы над испанцами, которую двадцатидвухлетний принц Конде Луи де Бурбон герцог Энгиемский преподнес недавно королеве в битве под Рокруа, он продолжает оставаться самым талантливым полководцем сегодняшней, не столь уж и богатой на громкие имена, Франции.

– И высадят. Почему бы им не высадить, если оно беззащитно?

– Они обстреливают приморские позиции наших войск из корабельных орудий, высаживают десанты вместе с артиллерией, не только укрепляя свои плацдармы под Дюнкерком, но и расширяя их, – не уловил раздраженной иронии кардинала увлекшийся докладом генерал. – Именно оттуда, из-под Дюнкерка, они стремятся выйти в тыл наших войск и продвинуться далеко на юг.

– И выйдут, – охотно пожал плечами кардинал. – Почему бы им не выйти, если для этого не понадобится ничего, кроме желания? А если уж выйдут, то и продвинутся. Далеко, на самый крайний юг. Почему бы не продвинуться? Тут мы вполне верим вам.

вернуться

1

Кардинал Джулио-Раймондо Мазарини – известный государственный и религиозный деятель Франции. С восхождением в 1643 году на престол пятилетнего Людовика ХIV (под попечительством матери, королевы-регентши Анны Австрийской) становится первым министром его правительства.

2
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело