Пасьянс на красной масти - Шелестов Кирилл - Страница 10

• Предыдущая
• 10/106
• Следующая

И потому он сразу потонул в пучине несвязных слов. Я не слушал его, залюбовавшись его женой. Она не видела меня. Спокойным и внимательным взглядом она следила за мужем. Когда он был близок к завершению, она поднялась и проследовала к нам. В это время гости захлопали, и стало непонятно, кому именно предназначаются аплодисменты: ее наконец замолчавшему мужу или ей, царственно пересекавшей зал.

Она обогнула стол и подошла к Хасанову, который был ниже нее на полголовы. Наклонившись, она поцеловала его в волосы и чокнулась с ним шампанским. Он поспешно сел, вероятно, стесняясь разницы в росте.

Микрофон в руках ведущего снова гавкнул, и Силкин расправил плечи, готовясь говорить. Однако тут вышел конфуз. Ко всеобщему изумлению, слово было предоставлено не ему, а Рукавишникову как представителю губернской думы.

Силкина перекосило. Рукавишников окинул его торжествующим взглядом и, не спеша, поднялся. У него было грубоватое мужицкое лицо в красных прожилках и морщинах. Он был стареющим выпивохой, раздражительным и шумным, но совсем неглупым.

— Дорогой Федя! — начал он. — В этот торжественный день…

— Какое хамство! — негодующе прошептал Силкин, наклоняя ко мне свое худое, дергающееся лицо.

— Да, это уже через край, — согласился я.

— Просто свинство, — продолжал шипеть он мне на ухо.

— Даже не знаю, как вы терпите, — подлил я масла в огонь.

Мне предстояло проскучать здесь часа три-четыре. И хотя я, зная его робкий нрав, не надеялся подбить его на драку с Рукавишниковым, какие-то развлечения пора уже было придумывать.

— А я сейчас уйду! — вдруг объявил он, загораясь. — Вот так возьму, встану и уйду!

— Тогда я с вами! — заверил я, глядя ему в глаза. — Давайте еще и стол опрокинем! Как будто нечаянно!

Он, верно, никак не ожидал, что я столь решительно возьмусь за укрепление его авторитета, и не нашелся, что ответить. Покидать праздник и крушить мебель он явно не собирался. Вместо этого он отвел глаза, закашлялся, полез за платком, вытер лоб и налил себе вина.

Вновь раздались аплодисменты, знаменующие окончание речи Рукавишникова, и опять загремел ведущий. Силкину все-таки дали слово. Он живо вскочил, парадно улыбнулся и прочистил горло.

— Размышляя над путями современного бизнеса… — заученно начал он.

Ничего больше он сказать не успел.

2

В жизни каждого человека бывают периоды чудовищного невезения, когда даже получение правительственной награды в Кремле неожиданно оборачивается, по циничному выражению нашего народа, приобретением венерической болезни. Вероятно, такой день выпал на долю Силкина.

Он стоял, все еще улыбаясь, готовый излиться длинной речью, как вдруг раздался топот ног, возгласы «Куда прешь, Сергеич?», «Сюда, кажись, мужики!» и невразумительная брань, без которой у нас даже высокообразованные люди не начинают и не заканчивают фразу.

В зал ворвалась живописная группа, которую поначалу можно было принять за приглашенных актеров. Ее возглавлял резкий, напористый человек в черной кожаной куртке, с каким-то прокурорским лицом. Его черные глаза горели исподлобья такой одержимостью, что вы сразу начинали опасаться, не прячет ли он за пазухой гранату. За ним едва успевали двое крепких ребят помоложе, с довольно простецкой внешностью. Замыкала шествие толстая, запыхавшаяся женщина средних лет в цветастом платье, слишком ей коротком и тесном. Двумя руками она тащила авоську с огромным арбузом.

Человек в кожанке быстро пересек зал и, приблизившись к остолбеневшему Силкину, пронзительно уставился на него.

Силкин дрогнул и невольно отступил назад.

— Дай-ка сюда! — скомандовал мужчина и вырвал у него микрофон.

Зал замер. Даже бандиты следили за происходящим как завороженные, не двигаясь с места.

— Да кто это такой? — раздался женский голос.

— Спокойно, граждане, — мрачно проговорил мужчина, и голос его, усиленный микрофоном, театрально раскатился по ресторану. — Я — Бомбилин!

Это действительно был Бомбилин, и даю слово, я не репетировал с ним этого появления, потому что до такого не додумался бы даже я.

Бомбилин, не обращая больше никакого внимания на уничтоженного Силкина, повернулся к Хасанову. И заговорил в своей суровой обвинительной интонации, словно читая приговор.

— Слушай меня, Федя. Я пришел поздравить тебя с днем рождения. Потому что хотя ты и сосешь кровь из народа и уже, как говорится, наел себе морду, но я отношусь к тебе с уважением. Ты, конечно, многого добился в жизни. И кое-что делаешь для нашего города. Но надолго ли? Подумай сам. Куда ты катишься, Федя? И я принес тебе подарок, какого у тебя нет.

Он властно кивнул своим парням, и они бросились вытаскивать арбуз из авоськи, которую держала толстая женщина. Та не сводила с Бомбилина умиленно-восторженного взгляда и даже приоткрыла рот. Хасанов краснел и ерзал, видимо, не зная, что предпринять.

— Прими наш скромный дар. И помни, кем ты был, Федя, — повысил голос Бомбилин. — Как торговал на Рынке арбузами!

— Я не торговал арбузами! — вскочил с места Хасанов. Он был оскорблен.

— Нет? — искренне удивился Бомбилин, теряя набранный темп. — А мне говорили, торговал. Ну да какая разница! Не в обиду же! Я вот, например, горжусь тем, что работал сборщиком всю свою жизнь. И за это народ выберет меня мэром, заместо вот этих ворюг. — Он обличающее ткнул растопыренной рукой в Силкина и Рукавишникова. Силкин при этом невольно пригнулся. — В компании которых ты, Федя, по своей наивной глупости оказался. И если ты не хочешь сесть с ними вместе на нары, то лучше одумайся, пока не поздно. Короче, помни о простых людях. Пока они тебе не напомнили сами, кто ты есть и кем ты будешь! Желаю тебе всяческих благ!

Даже я, привыкший за последние недели к неожиданным выходкам своего непредсказуемого протеже, несколько оторопел от этой бессвязной галиматьи. Зачем его сюда принесло? Чего он добивался своей выходкой?

Что же касается несчастного Хасанова, то он просто молча смотрел на Бомбилина во все глаза. Похоже, он даже не успел до конца понять, что происходит.

Бомбилин взял арбуз и со стуком положил его на стол перед Хасановым. Тот машинально протянул к арбузу руку. Бомбилин схватил ее и пожал так, что Хасанов невольно скривился от боли.

— Держись, Федя, — хлопнул его через стол по плечу Бомбилин. — Я жду тебя в свои ряды.

Он еще раз обвел взглядом гостей и на секунду задержался на мне, но ничего не сказал. То ли не узнал, то ли не подал вида. Затем, обернувшись к своим, бросил:

— Пошли, ребята.

И делегация покинула зал так же внезапно, как и появилась.

Никто из ошалевших гостей не произнес ни слова. Потом кто-то натужно и громко рассмеялся, но его не поддержали, и смех оборвался. Первым в себя пришел ведущий.

— А теперь свою речь продолжит мэр нашего города! — объявил он.

Но для Силкина это было слишком.

— Я не стану говорить! — выкрикнул он каким-то неестественно высоким голосом. — Это провокация!

Он выскочил из-за стола и бросился из зала. Хасанов кинулся его догонять. Рукавишников радостно потер руки.

— Валерьянку надо пить, — подмигнул он мне и опрокинул рюмку водки.

Он был единственным, кто ликовал.

— Перерыв! — только и смог выговорить ведущий.

3

Убедить Силкина в своей невиновности Хасанову не удалось. И в зал тот не вернулся. Бегство мэра подействовало на присутствовавших угнетающе. После перерыва ряды гостей значительно поредели. Каким бы влиятельным ни был здесь Хасанов, никто не рвался портить отношения с главным чиновником города.

Поэтому вторая часть прошла вяло, тосты, в основном, повторялись. Ближе к десяти вечера был вновь объявлен перерыв, после которого предполагались танцы.

Я собрался незаметно отбыть, но уже в холле меня перехватил раскрасневшийся от выпитого Хасанов.

— Надеюсь, ты не торопишься? — спросил он озабоченно. — Я хотел бы, чтобы мы еще раз все обсудили втроем: Рукавишников, я и ты.

• Предыдущая
• 10/106
• Следующая